Николай Верещагин - Роднички
— Туман добрый, — сказала она. — Почешите его за ухом, не бойтесь!..
Поколебавшись, Антон протянул руку, и пес дружески облизал его ладонь своим влажным шершавым языком.
Таня отомкнула замочек и устроилась на корме, Антон сел на весла. Лодка осела и закачалась под их тяжестью, вода заплескалась у самого края борта. Антон осторожно оттолкнулся от пристани и приналег на весла. По тому, как заметно стал уплывать и отдаляться фонарь на берегу, почувствовал, что лодка идет сильно. С каждым гребком, каждым всплеском весел фонарь на столбе уплывал все дальше: вот уже не видно лампочки, а только снопик желтых лучей; вот уже и лучей не видно, только светящаяся точка вдали, и еще одна, отраженная в черной воде внизу; вот искорка не больше яркой звезды, и только потому, что висит она очень низко, можно понять, что это не звезда, а фонарь на пристани. Антон греб сильными рывками, откидываясь всем корпусом назад — лодка послушно и стремительно разрезала темную воду.
— А мы плывем прямо в туман! — сказала Таня, указывая рукой вперед.
Антон оглянулся: лодка скользила к огромной белой стене, невесомо и призрачно проступающей во тьме. Он бросил весла, и лодка плавно, бесшумно вошла в туман. Длинные легкие волокна и рваные клочья тумана скользили, свивались над головой, то открывая, то закрывая звездное небо. Они то парили над водой, то скручивались в спирали, рвались и тихо отлетали куда-то. Лодка, покачиваясь, замедляла ход и наконец остановилась. Было тихо в тумане…
Таня сидела на корме неподвижно. Антон не видел ее лица, не видел даже, куда она смотрит. Он зажег спичку, поднял руку с горящей спичкой и увидел, что Таня смотрит на него. Огонек спички трепетал в ее черных зрачках. Она засмеялась и дунула на спичку. Он зажег другую и закурил.
— А я вас вижу, когда вы затягиваетесь, — сказала Таня. — У вас лицо освещается красным, как у разбойника Бармалея.
— А я и есть разбойник, — сказал он. — Думаешь, зря я тебя заманил на лодке кататься? Вот сейчас докурю и займусь тобой. Не боишься?..
Таня засмеялась своим звонким детским смехом, и ему было приятно слышать этот смех. Она вдруг сильно качнула лодку, и он, чтобы не свалиться в воду, схватился за борта.
— А я вас в воду, — сказала она, смеясь. — Попробуйте только меня тронуть!
— А почему ты говоришь мне «вы»? — спросил он. — Я что, такой старый?.. Тебе сколько лет?
— Шестнадцать, — сказала она. — Скоро семнадцать будет.
— Ну вот. Всего три года назад мне было столько же. Значит, будем на «ты»? Идет?..
— Хорошо, — сказала она почему-то грустно. — Только я не сразу — я сначала привыкну. Вы такой умный, а я такая еще глупая.
— Вот те на! — поразился Антон. — Откуда ты взяла, что я умный? Я еще ничего умного не сказал и не сделал. Может, я дурак набитый?..
— Нет, — сказала она убежденно. — Вы умный — это сразу видно. А давайте купаться! — вдруг без перехода сказала она. — Вода такая теплая. Вы отвернитесь, ладно?.. — И тут же о дно лодки стукнули ее туфельки, зашуршало платье, и она с плеском бросилась в воду. Лодка закачалась, грозя зачерпнуть бортом воду. — Прыгайте! — крикнула Таня. — Вода теплая-теплая! — И ударив по воде рукой, она обдала его дождем брызг. Потом, ритмично всплескивая, она уплыла куда-то в сторону.
Антон посидел, подождал, но вокруг была мертвая тишина.
— Таня! — закричал он. — Та-а-ня!..
— Я зде-есь!.. — донеслось откуда-то из тумана. — Плывите сюда-а-а!..
Антон опустил руку: вода действительно была теплая. Поколебавшись немного, он скинул рубашку, брюки и поплыл туда, откуда доносился Танин голос. Плыть было легко и приятно: вода неподвижная и гладкая, как стекло. Туман стлался низко, местами касаясь воды, местами отрываясь, нависая над темной гладью толстым невесомым одеялом. Выплыв на открытое место, Антон перевернулся на спину. Звезды поблескивали высоко в небе, и в лунном свете чуть заметно высветленные, тянулись зыбкие волокна тумана над темной водой. Антон несколько раз окликнул Таню, но ответа не дождался. Тогда он поплыл обратно к лодке, но, отмахав довольно много, лодки не нашел. Тут только до него дошло, что в тумане они могут запросто потерять лодку. Таню не было слышно: ни всплеска, ни звука. Тишина и плотная темень с белесо-серыми контурами тумана.
— Таня! — крикнул он. — Перестань дурачиться! Где лодка?..
Туман, тишина — и никакого ответа. Обеспокоенный, он громко позвал еще и еще раз. Этого только не хватало! Потерять лодку, потерять Таню, а до берега неизвестно сколько и неизвестно в какую сторону.
— Таня! — крикнул он. — Я рассержусь!
Рядом что-то плеснуло, и Таня звонко рассмеялась в темноте. Бешено загребая, он кинулся в ту сторону, но Таню не нашел.
— Ау-у, — смеясь сказала она где-то рядом, и снова он поплыл, и опять она ускользнула. Но у него отлегло от сердца. Сообразив, что она его слышит и успевает отгрести в сторону, он поплыл на голос тихо, без единого всплеска, и, неожиданно появившись рядом, схватил ее за плечи. Она вырывалась, смеясь, но он не отпустил ее. Таня дышала прерывисто и часто.
— Ты устала, — сказал он. — Поплыли к лодке.
— Нет, не устала, — сказала она. — Поплаваем еще.
— Мы потеряли лодку.
— Я ее сразу найду.
Они легли на спину, и он чуть поддерживал ее в воде, чтобы она могла отдохнуть. Потом они поплыли к лодке, и Таня действительно сразу нашла ее. Они влезли в лодку с таким чувством, как будто вернулись домой. Таня быстро надела платье и стала выжимать волосы над водой.
— Бантики мои размокли, — сказала она.
— Из-за этих бантиков, — сказал он, — я решил, что ты еще пионерка.
— Тогда я не буду их больше носить. — Она бросила ленточки в воду.
— Почему же? Тебе идет.
— Все равно не буду.
— Возьми мою куртку, — сказал он.
— Нет, мне не холодно.
— Возьми — я же на веслах.
Она взяла куртку и завернулась в нее.
— Куда нам теперь плыть, один бог знает, — сказал Антон. — Придется заночевать здесь.
— Нужно повернуть вправо, — сказала Таня.
Ему казалось почему-то, что поселок левей, но он послушно развернул лодку вправо и приналег на весла. Они молча плыли в чередующихся полосах тумана.
— Мне было очень весело, — сказала вдруг Таня грустно.
— А почему было и почему такой грустный вид?
— Нет, — сказала она, — мне и сейчас тоже хорошо, но почему-то уже не так весело.
Помолчали еще немного, потом она спросила:
— А что это за девушка, с который вы танцевали?
— Да так… — отозвался он неопределенно. — С нашего курса.
— Она у вас самая красивая, — сказала Таня уверенно. — Очень красивая, — добавила она тихо.
— Да, ничего себе, — пробормотал он. — А почему ты спросила?
— Так, — сказала Таня. — Я ей завидую. Я всегда хотела быть такой же красивой.
— Ты не хуже, — сказал Антон. — Ты даже лучше, — добавил он. — И потом, не в одной красоте дело. Ты же не знаешь, может быть, она злая, глупая, пустая…
— Нет, она не глупая и не злая, — сказала Таня. — Только какая-то… — И замолчала, не найдя подходящего слова.
Небо просветлелось и сипло пробовали голоса петухи по дворам, когда они с Таней подошли к ее дому. Прощаясь, Антон хотел подать руку, но это как-то не шло ко всему, что было, подумал, может быть, поцеловать ее, но и это не совсем подходило. Тогда он просто отдал ей весла и сказал:
— Хорошо покатались. Давай вечером еще.
— Давайте, — с радостной улыбкой кивнула она.
Светало. Месяц уже не сиял, а висел бледный, будто подтаявший. Край неба нежно розовел. Улица, по которой он шел, была незнакома ему, но Антон шагал по ней уверенно, точно он давно уже был в Родничках и нигде не заблудится. Руки с непривычки ломило от весел, глаза сладко слипались, но на душе было светло. Давно он не чувствовал себя так легко и уверенно. Он шагал пружинисто, впечатывая в слежавшуюся тонкую пыль подошвы своих кед, и несколько раз оглянулся, любуясь на четкий рисунок резиновых подошв.
Какой-то пес за забором сипло залаял на шаги. По голосу он узнал Тумана. Он подошел и положил руки на забор. Пес, как и раньше, встал на задние лапы и, разинув пасть с высунутым языком, тихо заскулил. Антон протянул руку и, как знакомого, потрепал страшного пса за загривок. Пес влажным шершавым языком облизал его руку.
Глава 5
Утром Кеша долго тормошил его, но так и не мог добудиться; Антон только ругался, отбрыкивался и натягивал на голову одеяло. Когда Кеша ушел, ворча про донжуанов, которые где-то шляются по ночам, потом спят до обеда, а другие за них работай, когда он ушел, Антон снова погрузился в глубокий сон.
Проснулся он только к полудню, счастливый. Ощущение, что выздоровел и внезапно разбогател, и сейчас не оставляло его. Насвистывая, одевался, чистил зубы и умывался. Солнце нежно слепило, петухи орали — весело было кругом. Причесываясь, он с удовольствием смотрел на себя в зеркало — давно так не нравился себе. Тетя Феня оставила ему жареную картошку на сковороде и крынку молока; он съел все это с наслаждением.
