Доченька - Дюпюи Мари-Бернадетт
— Мари, еще минутку! — выдохнул он. — Мне надо кое-что тебе сказать. Ладно, признаюсь, в Обазин я заехал, надеясь встретить тебя. Из-за Элоди, ты ее помнишь — это племянница старой Фаншон. Эта шлюшка кричит на всех перекрестках, что ее младший пацан — сын твоего первого мужа. Если бы ты его увидела, сразу поверила бы. Этот тринадцатилетний крепыш — вылитый Пьер, только волосы посветлее. Она назвала его Клод.
Молодая женщина попятилась:
— Я знаю, и мне все равно!
— Это понятно, да только она хочет вытребовать у твоего свекра, Жака, алименты. Говорит, вы должны ей платить! Так что я тебя предупредил…
Мари попыталась было возразить, и тут Макарий грубо обнял ее за талию и прижался влажными губами к ее рту. Его язык попытался преодолеть барьер из ее сжавшихся от отвращения губ. Задыхаясь от неожиданности и неистового омерзения, молодая женщина попыталась оттолкнуть его от себя, но у нее не хватило сил. Внезапно рядом кто-то закричал. Дальше события развивались очень быстро: Макарий отлетел назад, а Мари увидела перед собой Адриана с перекошенным от гнева лицом и поднятыми кулаками. Он был готов ударить снова.
— Убирайся восвояси, подонок! Если еще раз увижу тебя рядом с моей женой, это плохо кончится!
Мари повисла на руке супруга, приговаривая:
— Адриан, это Макарий! Он никогда не оставит меня в покое!
Молодая женщина дрожала всем телом, сжимая пальцами ручки хозяйственной матерчатой сумки. Макарий предпочел не вступать в дискуссию: он поспешно ретировался, сел в машину и унесся прочь.
— Моя дорогая крошка! Иди ко мне, все плохое позади. Но каков наглец!
Мари прижалась к груди мужа, испытывая огромное облегчение.
Адриан, в домашних тапочках и без головного убора, поежился от холода:
— Давай вернемся в дом! И ты расскажешь, что произошло…
Дети были в гостиной. Мари быстро пошла наверх — нужно было переодеться и высушить волосы. Адриан вслед за женой вошел в спальню. Он помог ей надеть другое платье, потом ласково погладил по голове:
— Дорогая, успокойся! Ничего страшного не случилось!
— Мое счастье, что ты пришел! Я очень злюсь на себя, Адриан, потому что не смогла себя защитить!
— Ты сама знаешь, у меня вошло в привычку поджидать тебя, мне это в удовольствие. Когда я понял, что ты задерживаешься, решил выйти навстречу и направился к лавке мясника, но издалека увидел, что ее железные ставни уже опущены. А потом я увидел на площади тебя с каким-то мужчиной. Сначала я решил, что он спрашивает у тебя дорогу, но когда он тебя обнял, у меня от ярости потемнело в глазах!
Мари поморщилась. Она чувствовала себя оскверненной, разбитой, совсем как много лет назад в своей каморке под крышей «Бори». Адриан, которому она рассказала все о своем прошлом, как мог, старался ее утешить:
— Любовь моя, этот тип — сумасшедший! У него хватило наглости обнимать тебя посреди улицы — одно это доказывает, что у него не все дома. Ты ни в чем не виновата!
Мари смахнула слезы и сказала:
— Адриан, я так испугалась, что не могла пошевелиться!
— Если бы я не прибежал, ты бы сама дала ему отпор! Мари, я верю в тебя! Ты — настоящая женщина, никогда не забывай об этом, ты сильная и смелая! Но если этот подлец еще раз появится возле моего дома, я за себя не отвечаю!
Мари посмотрела на супруга. Бледный, с напряженным лицом, он был глубоко взволнован, но не хотел этого показывать.
— Дорогой, давай не будем больше говорить об этом! Я так тебя люблю! Ты явился и спас меня, я тебя обожаю!
Она порывисто обняла Адриана за шею, прижалась к его груди. Ненавистное лицо Макария уже не возникало перед глазами. Да, он явился к порогу их дома, словно предвестник несчастья, но Адриан его прогнал. Она расскажет мужу о предполагаемом внебрачном сыне Пьера, но не сейчас, позже…
— Благодарю тебя от всего сердца, любимый! — прошептала она. — Но пора спускаться, дети, наверное, хотят есть. А я еще не бралась за ужин…
Адриан нежно приобнял жену за талию и сказал шутливым тоном, поглаживая ее по животу:
— Если уж мы заговорили о еде… Похоже, ты, дорогая, стала чаще заглядывать в кухню и приобрела формы, которые, право же, тебя только красят!
Мари испытала огромное желание прогнать последнюю тень присутствия в их жизни Макария, который для нее всегда ассоциировался с несчастьем. Поэтому она решила, что не стоит ждать рождественского застолья, чтобы сообщить Адриану чудесную новость:
— Ну, меня действительно то и дело тянет чем-нибудь полакомиться, в этом ты прав, дорогой… Но ведь может быть и другое объяснение, верно? Хотя в нашей семье ты, а не я, умеешь ставить диагноз…
Лицо Адриана осветилось радостным предчувствием:
— Ты хочешь сказать, что…
— Что наш ребенок родится в июне!
— О дорогая, моя дорогая и любимая женушка, я так счастлив! Я думал, этого никогда не случится…
Мари победоносно улыбалась. Она так страстно мечтала подарить Адриану ребенка! И вот теперь ее мечта была близка к исполнению.
Лизон прислушалась. До нее донеслись обрывки разговора матери и отчима на лестнице. Обернувшись, она крикнула из кухни в комнату:
— Поль, я же говорила тебе, что у них все-таки будет ребенок! — И добавила уже серьезным тоном, увидев спускающуюся по ступенькам мать: — Мам, Поль уже накрыл на стол! А я готовлю мясо. Я заметила, что ты выглядишь усталой. Тебе нужно больше отдыхать, ради него…
Мари подошла к дочери. Лизон, туго затянув на талии поворозки фартука с оборками, жарила эскалопы. Когда ее длинные волосы были собраны под ленту, как сегодня, девочка выглядела старше своих четырнадцати лет. По общему мнению, она была настоящей красавицей. От матери Лизон унаследовала гармоничные черты лица и соблазнительно-пухлые губки.
— Что бы я без тебя делала, моя Лизон! — воскликнула Мари. — Я совсем забросила дела, а ты, моя умница, сама взялась за сковородки. И твой намек, плутовка, я поняла! Да, ты права, скоро у вас будет маленький братик или сестричка, поэтому мне понадобится помощь по хозяйству.
Улыбающийся Адриан вошел в кухню:
— Наша мадемуазель намного проницательнее, чем я! А какой дивный аромат! Готов поспорить, что ты поджариваешь лук!
Доверчивая и доброжелательная, Лизон всегда старалась сделать так, чтобы всем было хорошо. Она очень любила отчима. Ей казалось, что профессия врача — самая лучшая в мире, и с интересом слушала рассказы Адриана о своих пациентах.
Не отрывая глаз от сковороды, Лизон сказала:
— Только что звонил тот любезный мсье, который в тысяча девятьсот двадцать девятом получил тяжелые ожоги. Ты его помнишь?
— Да, Жильбер Мазак! Что с ним случилось?
— Говорит, что постепенно теряет зрение. Спрашивал, сможешь ли ты зайти к нему завтра вечером.
— Конечно схожу. Спасибо, Лизон. Ты прекрасный секретарь.
Адриан вышел из кухни. Мари налила себе стакан вина. Она еще не полностью оправилась от шока после встречи с Макарием, а теперь речь зашла о Жильбере Мазаке… Этот господин в свое время работал в Бриве на маленькой фабрике по производству башмаков на деревянной подошве. В тысяча девятьсот двадцать девятом в департаменте случилась серия пожаров. Горели кустарники, заводы и склады, фруктовые сады… Мазак оказался одной из немногих жертв огненной стихии. Адриан лечил его, поскольку несчастный переехал жить к своей матери, жительнице Обазина. У молодого мужчины были ужасные ожоги на лице, и он очень страдал от того, что стеснялся своей наружности. Теперь же выяснилось, что он мог еще и зрение потерять.
— О, Лизон, — вздохнула Мари, — как тяжело живется на свете некоторым людям! Мы должны ценить свое счастье, наслаждаться им!
— Я знаю, мамочка! Но ты сегодня не очень хорошо выглядишь. Это из-за беременности?
— Нет, Лизон. Не беспокойся, я чувствую себя прекрасно, но я встретилась с очень нехорошим человеком, и он меня расстроил. Я потом тебе расскажу… А что Ману? Она помогала Полю накрывать на стол?
