Сотворение мира.Книга вторая - Закруткин Виталий Александрович
Не заметив издевательского тона Маура, Юрген похлопал его по плечу:
— Поверьте, Ганс, Германия сейчас накануне великих событий…
«Великие события» не преминули развернуться в самое ближайшее время.
В ночь на 28 февраля никем не замеченная небольшая группа людей собралась в берлинском доме, который занимал председатель рейхстага Герман Геринг. Из этого дома в здание рейхстага вел подземный ход служебного назначения. Дождавшись часа, когда ночной Берлин притихает, группа людей с банками бензина и клочьями ветоши в руках опустилась в подземный ход и оказалась в огромном подвале под рейхстагом. Группу вел депутат рейхстага обер-лейтенант Гейнес, доверенный человек Геринга…
После полуночи рейхстаг запылал. Горели стены огромного здания, горел зал заседаний, пламя и клубы черно-багрового дыма пробивались сквозь высокий круглый купол. К горящему рейхстагу со всех сторон помчались полицейские и пожарные машины. Стали сбегаться перепуганные полуодетые люди. В одном из залов рейхстага полиция обнаружила единственного, спрятавшегося от огня молодого человека с дегенеративным лицом, подслеповатыми глазами и отвисшим от страха подбородком. Когда полицейские надели на него наручники и стали здесь же, в горящем здании, поспешно допрашивать, он назвал себя Маринусом ван дер Люббе, членом Коммунистической партии, и, дрожа всем телом и запинаясь, заявил, что поджег рейхстаг по приказу своих партийных руководителей.
Прибывший на место пожара рейхсканцлер Гитлер громко заявил:
— Это — перст божий. Теперь никто не помешает нам железным кулаком уничтожить коммунистов…
Уже к утру все нацистские газеты вышли с сенсационным сообщением «Коммунисты подожгли рейхстаг!» и с призывом «покончить с поджигателями-коммунистами…». В этот же день чрезвычайным декретом президента Гинденбурга были отменены все права немецких граждан, предоставленные Веймарской конституцией, ликвидированы неприкосновенность личности, свобода слова и собраний. Все коммунистические и социал-демократические газеты были немедленно закрыты.
Начались повальные аресты. Днем и ночью по улицам городов носились автомобили с одетыми в штатское агентами тайной полиции и вооруженными эсэсовцами. Через три дня после пожара в рейхстаге был арестован и брошен в одиночную камеру тюрьмы вождь немецких коммунистов Эрнст Тельман. Был схвачен бывший в Берлине проездом болгарский коммунист Георгий Димитров, которому предъявили обвинение в поджоге рейхстага. В течение нескольких дней под тюремным замком оказалось свыше десяти тысяч человек, но волна арестов не спадала. Хватали и увозили всех: коммунистов, социал-демократов, католиков, бывших министров и депутатов рейхстага, рабочих, адвокатов, ученых.
Нацистские руководители стали готовить грандиозный судебный процесс. Однако мировая общественность насторожилась в связи с появлением данных, непосредственно связанных с поджогом рейхстага: стало известно, что дом Геринга и рейхстаг, куда извне не могли проникнуть никакие поджигатели, соединялись подземным ходом; главный обвиняемый ван дер Люббе утверждал на следствии, что он поджигал рейхстаг один, а полиция успела сообщить, что в подвале ею было обнаружено большое количество зажигательных материалов и что пожар вспыхнул в нескольких местах одновременно; Коммунистическая партия Германии опубликовала специальное заявление, в котором прямо говорилось, что против террора — убийств, поджогов и т. п. — всегда выступали все коммунисты мира.
Важные сведения начали поступать от отдельных людей, которым штурмовики тотчас же заткнули рот. Берлинский врач Белл, который, как стало известно позже, свел ван дер Любое с нацистами, сказал приятелям в одном из клубов, что он знает точно, кто поджег рейхстаг. Вскоре доктор Белл был убит штурмовиками. Некий «прорицатель» Гануссен, связанный дружбой с руководителем берлинских штурмовиков графом Гельдорфом, стал «предсказывать» пожар в рейхстаге значительно раньше, чем это произошло. Через несколько недель труп Гануссена был найден в сосновом бору близ Берлина.
Наконец, один из влиятельных нацистов доктор Оберфорн, выступавший против подобных средств борьбы, даже написал «меморандум», копию которого удалось перехватить одному из европейских корреспондентов.
«Агенты господина Геринга, — писал Оберфорн, — под предводительством депутата рейхстага Гейнеса, главы силезских штурмовиков, прошли через подземные коридоры центрального отопления и через подземный ход из дворца Геринга в здание рейхстага. Каждому штурмовику было точно указано место его работы. Накануне была устроена генеральная репетиция. Ван дер Люббе шел пятым или шестым. Дело было сделано в несколько минут. Тем же путем, которым они пришли, поджигатели вернулись назад. В здании рейхстага остался один только ван дер Люббе…»
Доктора Оберфорна постигла участь Гануссена и доктора Белла — он был зверски убит «неизвестными лицами».
Конрад Риге в последнее время стал реже бывать у своего двоюродного брата. Юрген с помощью влиятельной жены был зачислен на военные курсы и, живя в казарме, мог приходить домой только по субботам. Сама Ингеборг, не порывая с штурмовым отрядом, работала в небольшом музее живописи и появлялась дома после пяти часов вечера.
Но в день рождения отца Ингеборг, доктора Зигурда Курбаха, все они собрались. Доктор служил юристом в учреждении, которое безобидно именовалось «Транспортное бюро», а в действительности ведало заключением сделок с заграничными концернами на поставку Германии оружия. Поэтому вечером в доме Курбаха собралось весьма респектабельное общество, главным образом друзья доктора по «Транспортному бюро».
После легких закусок и обычных в таких случаях тостов гости заговорили об арестах, о бегстве из Германии многих ученых и художников. Лысый, сморщенный старик в роговых очках, один из хозяев «Транспортного бюро» Якоб Фалль, сказал, дымя сигарой:
— Все это к лучшему, господа. Опасное соседство с такой страной, как Советский Союз, заставляет нас разделаться с коммунистами любыми способами, иначе мы окажемся перед национальной катастрофой.
— Однако массовые аресты, насколько мне известно, производят очень неприятное впечатление за границей, — сказал доктор Курбах. — Туда просочились слухи — я не знаю, насколько они соответствуют истине, — что у нас арестованных пытают и добиваются их показаний самыми непозволительными методами.
Господин Фалль пренебрежительно махнул рукой:
— Это неумный вымысел наших врагов, я не верю в подобные враки. У нас умеют соблюдать законность.
Все время молчавший Конрад Риге слегка подтолкнул Юргена:
— Ты тоже не веришь, кузен?
— Я просто не думал об этом, — сказал Юрген.
Конрад был пьян. Он наклонился к Юргену и прошептал:
— Завтра воскресенье. Если хочешь, пойдем со мной в наше заведение, я тебе продемонстрирую эту «законность». Тебе следует укреплять нервы, а это помогает…
Гости засиделись до полуночи. Все они хвалили Гитлера, дамы восторгались красавцем Герингом, вспоминали о его подвигах, которые принесли ему славу одного из лучших летчиков Германии.
Когда под окном коротко и резко просигналил автомобиль, Конрад сказал Юргену:
— Знаешь что? Пойдем сейчас. Ты увидишь удивительные штуки.
Юрген тоже опьянел. Предупредив Ингеборг, он оделся и вышел вслед за Конрадом. Одетый в форму штурмовика шофер доставил их к большому, слабо освещенному дому. У входа прохаживался вооруженный штурмовик в каске. Узнав Конрада, он пропустил их с Юргеном в дом. Они поднялись на второй этаж, прошли по длинному коридору. Вдоль стен коридора темнели двери. За дверями Юрген услышал шум, грохот, истошные крики.
— Мальчики развлекаются, — скверно усмехнувшись, сказал Конрад.
Он привел Юргена в крайнюю комнату, включил свет. В комнате, кроме стола и двух стульев, ничего не было, только в стене, под самым потолком, торчало толстое железное кольцо, а на полу лежала веревка. Конрад снял плащ, пиджак и остался в белой сорочке с галстуком. Галстук он распустил, а ворот сорочки расстегнул.
