Валерий Залотуха - Отец мой шахтер (сборник)
Красноармейцы палили беспрерывно – стоя, с колена и даже лежа.
– Что вы, сволочи, сдурели? – орал Иван и с лошади охаживал нагайкой стрелков по головам, плечам и спинам, но они, как безумные, не чувствовали боли и стреляли, стреляли, стреляли.
На холмике красной земли стоял дощатый конусообразный обелиск с красной жестяной звездой наверху. «Лапиньш Казис Янович. 1879–1921» – было написано на нем. Склонив обнаженные головы, стояли рядами вокруг могилы командира красноармейцы. Трижды прогремел прощальный салют. Стало тихо.
Герой Великого похода за освобождение Индии командир корпуса Казис Янович Лапиньш был похоронен недалеко от места гибели – в трехстах километрах от города Удайпур, штат Раджастхан. После его трагической гибели в целях лучшей маневренности и скорейшего достижения поставленной цели корпус разделился на три равные части и стал двигаться в трех разных направлениях. Дивизия, возглавляемая Шведовым, пошла на Ахмадабад (западное направление), Колобков стал наступать на Агру (центральное направление), и дивизия Новикова направилась на восток – на Бенарес.
Штат Раджастхан.
Точное место не установлено.
23 февраля 1921 года
Передовой эскадрон дивизии Новикова выбрался из джунглей на чистое пространство и остановился, изумленно взирая на маленький город-крепость. За его глинобитными стенами возвышались ажурные башенки дворца и башни минаретов.
– Как думаешь, Шишкин, за кого они? – спросил Иван, не отрывая изучающего взгляда от крепости.
– Ни за кого, – определенно ответил Шишкин, и Новик посмотрел на него как на идиота. – Иван Васильевич, – обиделся Шишкин, – я же вам объяснил: варварская страна, раннее средневековье! По-моему, это Ахмад Саид-хан, местный князь.
– И что делать будем? – с насмешкой во взгляде спросил Новик, для себя-то решив, чту он будет делать.
– Ехать, Иван Васильевич, ехать от греха подальше.
И вдруг в воздухе возник какой-то мелкий, еле слышный множественный свист. Иван не увидел, но понял, что это, сжал лошадиные бока шенкелями, рванул изо всей силы на себя повод, и лошадь высоко вскинулась на дыбы. В то же мгновение в беззащитное лошадиное брюхо вонзился десяток стрел, и она тяжело завалилась набок.
Иван лежал за крупом убитой лошади, как за бруствером, и смотрел по сторонам. Красноармейцы в панике бежали к лесу, оставляя убитых. Шишкина рядом не было. Иван посмотрел на оперенье стрелы. Оно было точно таким же, как у той, которая убила комкора.
– А ты говоришь – от греха подальше. А за Лапиньша кто отомстит?
Артбатарея била и била по крепости. Оттуда поднимался черный дым, были слышны женские крики, взлетали в небо диковинные птицы.
– Ты мне в стену бей! – кричал Новик командиру батареи и сам все прикладывал к глазам бинокль.
Когда брешь в стене сделалась, на взгляд Ивана, достаточной, он привстал в стременах и закричал:
– Отомстим за товарища Лапиньша! Шашки наголо! Вперед! Марш-марш! – и первым хлестанул своего нового вороной масти коня.
– Отомстим! – поддержали кавалеристы командира и выскочили из зарослей на открытое пространство.
Какой-то молодой кавалерист на резвой кобыле вырвался вперед Ивана, но тот догнал его, перетянул нагайкой по спине и прокричал зло и ревниво:
– Куда вперед командира лезешь, сопляк!
Из‑за стены ударил пулемет, но было поздно – первые уже ворвались в крепость.
На узеньких улочках было много защитников, но почти все они были пешими. Иван рубил шашкой налево и направо, а тех, кого шашка не доставала, он доставал из нагана.
У открытых ворот дворца он положил из нагана двух стражников, а третьего пришлось догонять и рубить, потому что патроны кончились.
Он ворвался в большой роскошно убранный зал с пустым княжеским троном.
– Ну где ты, князь? – закричал Иван в кураже. – Князюшка! Выходи, я тебе башку снесу!
И, повернув голову, увидел того, кого искал. Князь сидел на большой белой лошади и держал на руке мальчика лет семи. Без сомнения, это был его сын, они были похожи – полноватые, крупнолицые, в одинаковых белых шелковых накидках и в чалмах-тюрбанах, украшенных драгоценными камнями. Мальчик смотрел на Ивана испуганно, князь – с ненавистью.
– Убери пацана, князь! – нетерпеливо закричал Новик в предвкушении поединка.
Тот как будто понял, опустил ребенка на пол и что-то сказал, и мальчик отбежал и остановился.
Они разъехались к противоположным стенам.
– Аллах акбар! – крикнул князь.
– Руби до седла, остальное само развалится! – крикнул в ответ Новик, и они поскакали друг на друга.
Иван на ходу перекинул шашку из правой руки в левую и ударил князя по плечу. Шашка срезала белый шелк одежды, обнажив сталь кольчуги.
– Ишь ты! – выкрикнул Иван, и они закрутились, стараясь выбить оружие из рук врага.
Иван был сильнее, глаза его смеялись в предвкушении близкой победы, как вдруг революционное его оружие сломалось у самого эфеса. Князь от неожиданности растерялся, Новик – нет. Он отбросил эфес с горящим на нем орденом Боевого Красного Знамени, развернул лошадь и направил ее в открытую дверь. Эфес упал к ногам княжеского сына. Мальчик смотрел на него, не решаясь поднять.
Проскакав по коридору, где Ивану пришлось приникнуть к лошадиной шее, он оказался в новом зале, посреди которого был устроен небольшой бассейн с фонтаном. Лошадь вдруг споткнулась о ступеньку и стала падать, а Иван перелетел через ее голову, нырнул в фонтан, спугнув ярких утиц, но тут же вскочил и кинулся в одну из дверей. Там была винтовая лестница, и Новик доверил ей свою судьбу, побежал, стуча сапогами, вверх.
Лестница кончилась дверью. Иван открыл ее ударом сапога и огляделся. Это была, вероятно, княжеская опочивальня, где он принимал наложниц: огромная кровать с витыми столбиками под балдахином и множество атласных подушек. Звучали шаги бегущего по лестнице князя. Новик обхватил руками столбик, пытаясь вырвать его, чтобы применить как оружие, но это оказалось не по силам. Тогда он схватил за угол подушку, подбежал к двери, встал в боевой стойке, подняв ее как оружие.
– Ну, держись, Иван! – подбодрил он себя в веселом отчаянии. Похоже, он и сейчас не верил, что его могут убить. И вдруг взгляд его упал на торчащий из сапога кутар.
Князь распахнул дверь, держа над головой занесенную для удара саблю, и столкнулся лицом к лицу с Иваном.
– Н-на! – выдохнул Новик и с силой воткнул кинжал в живот князя.
Кутар легко пробил кольчугу на животе и оттопырил ее на спине.
Хозяйски заложив руки за спину, Новик быстро шел по дворцу. Где-то кто-то еще кричал, и изредка стреляли.
– Куда это, Иван Васильевич? – спросил подбежавший красноармеец, показывая лежащие на подносе украшения.
– В казну, все в казну, – говорил Новик деловито. – Будем бедным по пути раздавать.
Взгляд его упал на украшения, и он остановился. Сверху лежало необыкновенно красивое ожерелье. Иван взял его, посмотрел оценивающе и сунул в карман галифе.
– Шишкин! – воскликнул он, увидев идущего навстречу со смущенной улыбкой приятеля. – Где ж ты прятался все время?
– В надежном месте, Иван Васильевич, – успокоил Шишкин.
– Ох и трусло же ты! – искренне восхитился Иван.
– Я не трус, Иван Васильевич, а заложник идеи, – терпеливо объяснил Шишкин.
– Это какой такой идеи? – насмешливо поинтересовался Иван.
– Вернуться на родину, водочки в «Яре» выпить и по снежку вечерком под звездами – хруп-хруп, хруп-хруп…
Новик захохотал.
– Иван Васильевич… – подбежал еще один красноармеец.
– В казну, в казну! – отмахнулся Иван.
– Нельзя в казну, Иван Васильич!
– А что такое?
– Гарем!
Новик остановился и подмигнул Шишкину.
– Гарем, Шишкин.
Иван стоял по пояс в воде в том самом бассейне, в который он влетел, когда драпал от князя. На другом краю баcсейна сгрудилась дюжина ханских наложниц. Чтобы вода скрывала тело, барышни сидели на корточках и испуганно смотрели на Ивана. Новик плескал себе воду под мышки и бросал на дам задорные взгляды. На краю бассейна сидел, скрестив ноги, Шишкин, прикрыв глаза, курил кальян и время от времени задавал вопросы.
– Вы природный левша, Иван Васильевич?
– Почему?
– Я видел – вы саблю в левой руке держали.
– Не саблю, а шашку, – поправил Новик. – Сломалась, зараза. И орден пропал. Вообще-то, Шишкин, я нормальный, ложку в правой руке держу и хрен, когда по нужде. А левой рубиться сподручнее, вот я и научился. Не любят в бою левшов.
Он говорил, не сводя упорного взгляда с наложниц, и в глазах его возникла досада.
