Михаил Армалинский - Правота желаний (сборник)
Уже не надо бороться за снятие одежды, когда (как написал Бродский)
Девица, как зверь, защищает кофточку.[98]
Сила наготы в том, что она надёжно вызывает желание ею воспользоваться. Но так как протестная нагота лишь провоцирует, а не реально приглашает к ебле, то мужчина, рабски повинуясь закону, сдерживает появившуюся похоть и возникший избыток энергии выплеснет не в женщину, а, глядишь, в дело, на которое голая баба его агитирует. Это можно рассматривать как наглядную учебную иллюстрацию работы механизма сублимации.
Следуя протестной логике, чтобы на призывы к воздержанию кто-либо обратил серьёзное внимание, надо их провозглашать не моралистам, а голым девственницам. Точно так же борьба с порнографией станет эффективной только тогда, когда против неё будут протестовать голые женщины, яростно и в негодовании разводя ноги.
Ну и самый эффективный метод борьбы с публичной женской наготой – это Талибан. Уж у мусульман нет никаких иллюзий по поводу сексуальности любой части женского тела. С таким правильным пониманием сути Талибану нужно ввести первую и последнюю поправку к своей отсутствующей конституции – бордели нужно возвести в сан Храмов и молиться там на красоту и мощь обнажённого женского тела, созданного для наслаждения и деторождения.
Однако, несмотря на попытки нейтрализовать влияние наготы, государству, церкви и моралистам ничего не удастся, ибо феноменальный рост мощи науки и техники перебьёт все благие намерения асексуалов. Как интернет быстро заполонил человеческое зрение и слух бесплатной и доступной порнографией, основа которой лежит в наготе, так следующим шагом наука под ручку с техникой наплодит столько голых человеческих живых тел (я сажусь на своего любимого конька-гобунка-клона), что женская нагота станет не только приглашением к ебле, а самой еблей, разнообразной и общедоступной в многомерном пространстве. И бедные людские женщины будут по-прежнему протестовать на углу голыми, возмущаясь, что на них никто не обращает внимания, даже клоны-мужчины, которые предпочитают им женщин-клонов.
От первой женщины к первому ребёнку
The bite in the apple: a memoir of my life with Steve Jobs by Chrisann Brennan. St. Martin’s Press, New York, 2013.307 p.
ISBN 978-1-250-03876-0
Стиву Джобсу я обязан, как и многие на Земле, если не судьбой, то важными её поворотами. Компьютер Макинтош так изменил, украсил, наполнил новым смыслом мою жизнь, что я даже посвятил ему свой романище.
Вот почему я ухватился за воспоминания первой женщины Стива, матери его первого ребёнка – интересно ведь, что там было в самом начале.
Основываясь на нескольких фотографиях Chrisann Brennan, опубликованных в книге, моё физиогномическое впечатление о ней сложилось несимпатичное. Но в 16–17 лет многие самцы и самочки сближаются неосознанно, по невежественной похоти, что и произошло в случае Стива и Крисан, так что их первые восторги друг другом, хотя и глубокие и искренние как всегда в этом возрасте, не произвели на меня никакого впечатления – так и должно было быть. Восторги Крисан её экстраординарными сексуальными впечатлениями со Стивом тоже правомерны для малолеток, которым просто не с чем сравнить испытываемое, а потому оно награждается незаслуженно высокими званиями. Что говорить, если методом их предотвращения от беременности было вытаскивание Стивом хуя до семяизвержения – о каком великом наслаждении можно говорить, если кончаешь наружу, а женщина не научилась ощущать и восторгаться выплеском семени во влагалище, не говоря уже в прямую кишку?
Так что не удивительно, что Крисан забеременела и произвела на свет дочку Лизу. В ней-то и оказалась вся загвоздка. Да ещё в феноменальном успехе стивова Яблока.
Крисан написала книгу, чтобы рассказать миру о том, как подло (иначе не назовёшь) Стив вёл себя по отношению к ней и дочери первые лет пять. Стив нехотя признал своё отцовство и время от времени наведывался подержать дочку в руках, но на людях и в СМИ он утверждал, что дочка не его вовсе и отказывался от всякой финансовой помощи своему ребёнку и его матери. И это при том, что денег у него было как у Кащея Бессмертного. Но то, что он не бессмертный, все уже теперь узнали.
Крисан считает, что деловой мир вышибал из Стива всё человеческое, оставляя только гениальное. Так, он даже отказался признать, что компьютер Lisa назван в честь его дочери, а мол, назвал, якобы, в честь какой-то его любовницы. Но чуть у Стива появлялись трудности в этом проклятом деловом мире (например, когда его выгнали из Яблока), то человеческое в нём вновь просыпалось на радость Крисан.
Так вот, Стив мог преспокойно лепить свои Макинтоши и свой публичный имидж, когда его дочь и её мать жили буквально в нищете, на государственном пособии. Крисан время от времени убирала чужие квартиры, чтобы заработать дополнительные деньги на еду получше. Крисан решила посвятить свою жизнь воспитанию маленькой дочери, чтобы не допустить несчастливого детства, которое было у неё и, частично, – у Стива. Весьма достойное решение для любой матери – проводить большую часть своей жизни со своим маленьким ребёнком. Крисан не хотела отсиживать по 40 часов в неделю в дерьме работы и ещё тратить время на езду в это дерьмо туда и обратно. И чтобы в это время дочка торчала бы в дерьмовом детском саду. Такое неприятие дерьма похвально было бы для любой матери.
Вскоре изобрели генетический тест на отцовство, и результат теста ткнул пальцем в Стива. Суд назначил алименты в 500 долларов в месяц, и папашка-богач вместе со своими адвокатами потирал ручки, торжествуя, что так легко отделался.
Но Крисан, сдерживая обиду, всячески способствовала общению отца с дочкой, и год от года Стив всё более привязывался к дочке, которая его тоже полюбила, и в конце концов он стал платить больше, переселил Крисан и Лизу в хорошую квартиру, а потом арендовал им прекрасный дом и даже оплачивал обучение Крисан в университете и частную школу для Лизы. Да и вообще, Крисан и Лиза стали частью его семьи и подружились с его любовницами, потом с женой и даже кровной сестрой, которая разыскалась вместе с его настоящей матерью. Это всё уже детали хэппиэнда, если не считать преждевременной смерти Стива.
Я не хочу препарировать детали чувств и действий, чем одержимо занимается Крисан. Для меня достаточно знать, что стивова подлятина засвидетельствована не только ею, но и многими людьми, достойными доверия.
Для меня в этой и других подобных историях интересно следующее: можно ли требовать или даже ожидать от провидца перманентно нравственного, морального, достойного, честного поведения?
Если считать, что у гениального человека есть великая задача, то можно ли обременять, опутывать, сковывать его общечеловеческими нравами и законами? Тем более, что эта великая задача в данном случае оказалась огромным и сразу ощутимым благом, ибо компьютер и прочее, всученное Стивом миру, уподобляется прометейному огню. Другими словами, этот огонь был вовсе не установлением веры огнём и мечом, за которые убийцы обожествляются быдлом, нет – благо, данное людям Стивом Джобсом, было вне идеологии, вне политики, вне нравственности – оно было благом великого объединения людей в деле решения всевозможных задач и проблем.
Не зря говорится: победителей не судят. Сам факт победы доказывает, что путь, который к ней привёл, был правильным. А значит, если бы путь был бы выбран «погуманнее», то привёл бы он уже куда-то в иное место, вовсе не «победное». Ведь именно благодаря тому, что победитель был именно таким, что сделал именно так и что пошёл именно туда, – он и одержал победу.
Тут может возникнуть вопрос: а что такое победа? Какова она: Пиррова? шахматная? денежная?.. То огромное и благотворное влияние, которое оказал своими техническими делами Стив Джобс на жизнь людей, можно с уверенностью назвать победой, и чем большее количество людей подпало под влияние его дел, тем эта победа внушительней и значительней.
Вот потому-то судить Стива Джобса по общим меркам бесполезно и, самое главное, – безнравственно.
Пропасть лжи
Так получилось, что посмотрел я документальный фильм о Сэлинджере (Salinger, 2013). Разумеется, там сэлинджеровская «ржаная пропасть разверзалась бездонными восхищениями. Я читал Пропасть… в смягчённом советском переводе, когда мне было не многим больше, чем герою повести. Но в то время Сэлиджер мало впечатлил меня – я был увлечён Трилогией желаний (Финансист, Титан, Стоик) Драйзера. Фрэнк Алджерон Каупервуд стал моим героем – богатый, красивый, властный мужчина, которому отдавалась любая им возжеланная женщина. Сопляк-психопат и сексуальный неудачник Сэлинджера не мог быть моим героем.
Всё, что я запомнил из этой ржачной повестушки – это милую, молоденькую проститутку в зелёном платье, которую купил герой-девствениик всего за 5 долларов (превратившихся потом в 10), но который испугался и не выеб её, а по малодушию предпочёл болтовню с женщиной, созданной для ебли. Возмущение таким недостойным, антисоциальным поведением парня я пронёс по всей жизни – с момента юношеского прочтения до нынешнего перевзрослого времени.
