Александр ВИН - Неделя холодных отношений
Наступила настоящая зимняя тишина.
На склонах оврагов, обращённых в сторону закрытого неожиданной мглой солнца, земля оставалась мягкой; на ветру, на мелких холмах мох и стылые листья поддавались подошвам действительно твёрдо, трескаясь льдом внутри; промежутки между большими деревьями, похожие на тропинки, за эти последние солнечные дни протаяли и почернели влагой.
Красновато-седые малинники стояли густой шершавой стеной, почти не качаясь на ветерке, подставляя иногда для особо крепких и настойчивых его порывов отдельные задорные прутики.
Две сосны, высокие, взрослые, с плоскими зелёными кронами, метров по пятнадцать в высоту каждая, сильно наклонились от залива в сторону большого леса. Вид их голых корней вызывал сожаление.
«Не жильцы…».
Меж круглых лесных холмиков прояснилась небольшая замёрзшая болотина, сплошь покрытая очень низкой и согнутой сухой осокой.
Волшебные, покрытые густым неожиданным снегом деревья перебивали друг у друга тусклый солнечный свет.
Без потерянного берегового простора здесь было немного неуютно, но капитан Глеб Никитин всё равно шагал по спускам и подъёмам знакомого леска с удовольствием.
Загрохотал где-то поблизости по сухому морозному дереву дятел.
Поглаживая на ходу гладкие желто-коричневые стволы вязов, Глеб спустился с высоты обрыва к заливу. На холодной воде изобильно шевелился пустой камыш, а у самой песчаной кромки трепетала седыми и густыми стебельками сухая крапива. На согнутых зеленовато-серых вершинках всё ещё оставалось немного сморщенных листиков.
«Каким же ветром и когда её сюда занесло?».
Внезапно сквозь далёкую тугую пелену вырвалось на краткий миг к земле солнце. Глеб как раз поравнялся с большим деревом, и на широком стволе отпечаталась его неожиданная тень. Таким случаям нельзя позволять пропадать просто так, поэтому пришлось остановиться, немного привести себя в порядок. Поглядывая на собственную симпатичную тень на ровной коре дерева, как в зеркало, Глеб поправил согнутый козырёк кепки, приосанился.
«Вот теперь гораздо лучше…!».
Пару-тройку подходящих мест для устройства их лагеря он нашёл довольно-таки быстро. Одно, под роскошным, высоченным, вставшим на дыбы корневищем упавшей чёрной ольхи, ему глянулось больше остальных. Да и дров поблизости было предостаточно.
В небольшой дубовой рощице неподалёку от выбранного места Глеб несколько раз, для верности, повернулся на месте, запоминая изобильное желудёвое месторождение.
Он ещё и ещё раз, улыбаясь и внимательно поглядывая по сторонам, представлял себе, как сможет в эти дни удивлять сына интересными наблюдениями и открытиями; как обязательно получится сейчас у них развести горяченный светлый костёр, а потом, завтра, изобретательно и хитро они вместе наловят в заливе рыбы, и будут говорить вечерами, прислонившись спина к спине, сохраняя общее тепло своих тел и вглядываясь в чёрное звёздное небо…
Примерно в километре от него три раза подряд раздался знакомый и правильный свист.
«Замечтался! Парень-то верно намекает, что час уже почти прошёл…».
Он ответил, тоже троекратно.
По тонкому бархатному снегу бежалось приятно.
Пелена мягких и густых снежинок набирала силу, но ничуть не мешала ему ориентироваться. Судя по всему, Сашка был уже рядом с местом назначенного сбора, в их привычных соснах.
На ходу капитан Глеб громко окликнул сына, через минуту – ещё раз. Снимать перчатки и свистеть не было никакой необходимости, и он опять крикнул, не особенно сильно.
Под мокрыми листьями и свежим снегом часто попадались старые, скользкие на стылой земле, толстые ветки. Он старался не вступать на них твёрдыми подошвами ботинок, укорачивая для этого шаг или иногда прыгая на бегу чуть в сторону.
Метров через двести Глеб ещё раз остановился, унял дыхание и снова крикнул. То, что донеслось до него в ответ, встревожило.
Рядом, за маленьким, заросшим осинками бугорком, раздался сначала очень неправильный, суетливый какой-то, «их» свист. Три раза. Потом сразу же, безо всякого перерыва, ещё раз, ещё.… Два, один.… Это уже было не густое угуканье лесного голубя, так похоже подражать которому он смог научить сына в детстве, а какое-то жалобное, прерывистое, очень непонятное сопение.… Через мгновение капитан Глеб услышал и знакомый голос, срывающийся в страшный крик.
– Па-ап…! Па-ап…!
– Я здесь!
Обозначить, что ты рядом – и мчаться, мчаться на помощь! Что-то случилось с его сыном. Что?! Пока неважно… Быстрей! Быстрей!!!
Среди всех жёстких тонких веток, хлеставших его по лицу, он мгновенно угадывал и откидывал ударами ладоней только те, которые метили ему прямо в глаза. На остальные Глеб не обращал внимания, сминая плечами в стороны незначительные деревца и сучья редких, ломких кустов.
Его бег по притихшему лесу был жесток и шумен.
– Ты где?!
– Я здесь! Здесь…
От кромки обрыва навстречу к нему рванулся Сашка.
– Жив?
– Да! Да, это не я, не со мной.… Сюда, сюда, быстрей!
– Что такое?
Глеб наконец-то плотно сжал плечо сына.
– Что случилось? Почему ты так кричишь?
Вязаная шапка сбилась низко и криво на лоб Сашки, из-под неё блестели круглые, застывшие в непонятном ужасе мальчишечьи глаза.
– Там…, вон там…, на берегу, под обрывом…
Он схватил отца за руку, торопливо подталкивая его вперёд, и, с хрипом глотая воздух, всё повторял и повторял:
– Там…, лежит…, лежит! Посмотри сам…, внизу. Я как увидел, так тебе… Ты ведь молчал! А он…, он там!
– Кто?!
Одним рывком капитан Глеб Никитин развернул сына лицом к себе.
– Замолчи!
Его громкий крик, почти рычанье, мгновенно прекратил истерику Сашки. Тот, не мигая, обмяк, уставившись в лицо отца.
– Вот так-то уже лучше. Где и кто?
– Пап, я же и говорю.… На берегу человек! Мёртвый.
И снова, не отпуская рукава куртки Глеба, нерешительно двинул его впереди себя.
Сквозь деревья, по мелкому ущелью песчаного обрыва, к воде проникала незначительная, узкая, но ровная лесная дорога. Её, летнюю, наезженную не одним поколением рыбаков и отдыхающих, Глеб Никитин знал тоже давно, догадывался о ней даже и сейчас, когда пушистый снег успел ровно закрыть мелкую колею.
На береговой поляне, среди остатков старого, осеннего ещё костра, действительно лежал человек.
Вниз лицом…, неприятно, как в криминальной хронике, раскинув в стороны руки. Вывернутая левая нога в красивом меховом сапоге.
– Пап, он же мертвый! Точно! А там.… В спине.… Видишь, там нож!
– Назад!
Он сделал это одновременно: заорал и отшвырнул назад, за свои плечи, сына, уже было поспешно шагнувшего к мёртвому человеку.
– Не подходи! Я сам.
– Я же…
– На-зад! Кому сказано – не двигайся с места!
Внимание к неожиданным деталям всегда было полезным и не раз выручало его в трудных ситуациях. В отличие от перепуганного Сашки капитан Глеб Никитин мгновенно заметил и понял многое.
Их, живых, и того человека разделяли несколько метров и тысячи медленно падающих крупных снежинок. Никаких следов на свежем снегу уже не было.
Стараясь ощущать подошвами ботинок все значительные неровности на земле, Глеб подошёл к лежащему, опустился рядом с ним на колено, внимательно оглядывая его одежду. Сразу тело переворачивать не стал, просто медленно приподнял неудобную голову.
– Вадим!
С обрыва вскрикнул и понёсся вниз, к убитому, Сашка.
Капитан Глеб вскочил навстречу, расставил руки, стремясь вовремя перехватить мальчишку, и опять на десяток шагов оттащил его от тела.
– Да не топчи ты здесь всё вокруг!
– А ты?!
– Мне можно.
– Па, но это же Вадим!
– Вижу. И твой нож у него в спине.
После таких спокойных и негромких слов отца Сашка попятился, не отводя взгляда от знакомой белой рукоятки и неловко спотыкаясь о незаметные под снегом мёрзлые ветки.
Кожа на шее была ещё тёплой и мягкой, но пульса, как ни старался Глеб, найти ему не удалось….
«Не больше получаса… Мы в это время только ещё подходили к северному краю леса».
На длинной куртке Вадима и на его чистых непромокаемых штанах снег лежал тонкими полосками, понемногу скапливаясь в углублениях неровных складок.
Глеб снял с лица убитого прилипший чёрный лист, тщательно обмахнул с подбородка несколько мокрых травинок. Снежинки по очереди таяли, опускаясь на бледную щёку Вадима…
Удар ножом в спину не был единственным. Заметны были ещё следы и от других – суматошных и слабых, только поре́завших по-разному камуфляжную ткань новенькой охотничьей куртки. Для последнего удара, после которого нож остался торчать, забитый в тело по самую рукоятку, убийца, вероятно, навалился на сбитого с ног Вадима уже сверху. Да, именно так, а сначала его ударили ножом в грудь. Или в живот…
