Вячеслав Малежик - Снег идет 100 лет…
А случилось так, что мы, Маслакова и Тургенева отправили 1 сентября 1984 года Никиту и двух Машек в сорок первую школу в первый класс. И где-то часа в три пополудни родители и дети собрались отметить это радостное событие. Для моего повествования о Володе Бушневском важно, что я в первый раз увидел Ирку на наших сборищах без Фомушкина, ее второго мужа и отца Машки.
– А где твой? – спросила Наташа.
– Муж-то? Объелся груш.
– Может, ему слабительного? – спросил хозяин дома.
– Обойдется.
Не знаю, как разбирался без слабительного в тот день Фомушкин, а у нас было весело. Во всяком случае, Иркино лицо не хранило печали, и она принимала деятельное участие в празднике. А праздник получился неординарный. Детский сладкий стол – это само собой, но мы же должны были поднять за детей. И кто-то предложил сделать крюшон. Был куплен арбуз, его проткнули и начинили бутылкой коньяка, добавив водки и шампанского в нужных пропорциях. Затем его, арбуз, трясли и взбалтывали. Этот продукт, заключенный в тело арбуза, отнесли охлаждаться в ванну… А дети тем временем, вспомнив детсадовское прошлое, решили нам, взрослым, преподнести спектакль, который был подготовлен, написан и сыгран нашими Машками и Никитой. В Машкиной комнате шли интенсивные репетиции, а на кухне Тургеша с моей женой вспороли пузо арбуза и затем ярко-розовое содержимое этой, как говорят, ягоды было разлито по фужерам.
– Пусть это здесь постоит на подносе, мы посмотрим их «утренник», а потом тяпнем, – сказал Тургеша.
– Володь, посмотри, бокалы стоят, как на великосветском приеме, – заметила Татьяна, поправляя фужер на подносе.
– Не говори… Пошли…
– Дети! – позвала моя благоверная.
И дети читали стихи, и пели, и танцевали… А мы аплодировали и вызывали их на очередной поклон. А потом они, счастливые и мокрые (в смысле вспотевшие), убежали за «кулисы». Мы были переполнены гордостью за своих таких талантливых детей (а неталантливых, как известно, не бывает) и радовались, что они будут учиться в одном классе.
– Ну что, надо выпить? Танюх, тащи крюшон…
Два жалких бокала с арбузным коньяком мы увидели, когда пришли на кухню, услышав вопли Татьяны.
– Это дети съели, – сказал Тургенев.
– Что будем делать?
– Может, два пальца в рот? – Это уже я.
– Давайте сначала сами попробуем, что получилось, – сказала Маслакова и осушила бокал.
– А ничего, мне по нраву.
– Детям, видно, тоже… Почти все выпили.
– Ну, им было жарко, – пыталась защитить детей Маслакова.
– Пошли посмотрим, как там они.
Мы, толкаясь, вошли в детскую к Машке.
– Так, бабы переругались, – молвил Володя, глядя, как две Машки выясняют, кто из них неправильно ответил на фразу Никиты.
– Ага, а мужик, как и положено, все проспал и храпит. – Это уже моя жена, глядя на самозабвенно храпящего сына, пыталась перекричать сцепившихся маленьких фурий.
– Выживут, главное, что спиртное, вернее, первое спиртное они получили из рук родителей и приняли его тоже под их неусыпным взором, – подвел итог посвящения в школьники хозяин квартиры.
Мы подняли тост за первоклашек и свернули праздник. Никита остался у Тургеневых до полной реанимации, а Ирка повела свою домой, хотя маленькая сильно сопротивлялась.
II
Вечеринки в доме Тургеневых… Кстати, как звучит – «Вечеринки в доме Тургеневых»! Можно было бы продавать билеты. Так вот, эти самые вечеринки были чем-то похожи на великосветские салоны XIX века, только салоны советского разлива. То Маслакова, то Смогул, то я притаскивали какую-то знаменитость или кого-то из молодых, но с явным потенциалом. Ну а если никого на горизонте не было, то основной костяк нашей штаб-квартиры принимал удар на себя, и, как правило, веселье задавалось. Мое отсутствие ввиду постоянных гастролей не нарушало привычного ритма «собраний» и даже песни из моего репертуара, ставшие «любимыми песнями нашей компании», пелись под аккомпанемент Смогула либо Саши Подболотова – известного в театральных и околотеатральных кругах филармонического певца, который неплохо играл на шестиструнке. Маслакова, кроме художественного обеспечения (а она приводила порой неординарных личностей и по праву с ними делила успех в домашнем концерте), часто приносила, как бы сейчас сказали, эксклюзивные спиртные напитки из хозяйских «погребов».
– Ты знаешь, – говорила Ирка, – моя матушка, Зося ее зовут, была весьма высокопоставленным авиационным деятелем, где-то второй-третьей после министра. Она что-то там делала по снабжению и по распределению (например, путевок на курорт)…
– А-а, поэтому она у тебя такая уверенная в себе особа, готовая решить любой вопрос?..
– Ну да… Так вот Зося брала борзыми щенками, причем исключительно породистыми…
– Хочешь сказать, псарня у вас была знатная? В смысле коллекция вин и коньяков…
– Ты не представляешь, Славик, насколько знатная… Причем традиции поддержания ее в порядке не умерли. Мне тоже благодарные артисты несут, и в каком количестве!
– Я тебе должен сказать, что породу выпивки на нашем столе ты явно улучшаешь… – поддержал разговор я.
– И заметь, не прилагая особых усилий.
– Это в тебе порода говорит… – ввернул Тургеша.
– Экстерьер, умение взять след…
– Способность разбираться в антиквариате и всяких там авангардных течениях… Кстати, а когда мы отправимся на экскурсию в закрома Родины? – спросил я.
– Милости просим… В Рассудово на дачу с дегустацией лучших образчиков винодельческой продукции нашей многонациональной Родины.
– Рассудово рассудит, Рассудово рассудит, кто Ирку крепче любит…
– Славик, ты опять на себя, любимого, сбиваешься?
– Почему на себя – на тебя! Предлагаю провести конкурс на лучший гимн, посвященный тебе.
– Вот. Есть зерно… – хмыкнула Маслакова.
И на посиделках у Тургеши Ирку ждали… Ирку, такую обильную на выдумки и подарки, такую громкую и неуемную, и она, как правило, врывалась, всегда чуть задерживаясь и давая атмосфере вечеринки новый импульс. В тот вечер она пришла одетая в какой-то камуфляж, в сопровождении двух мужиков. Оба с приличными залысинами, один, правда, с бородой, а второй в усах. Который с бородой держал под мышкой гитару, зачехленную в какой-то кожзаменитель.
– Это автор-исполнитель Вова Патрушев. Малежик, обрати внимание – непревзойденный гитарный мастер. Вот себе смастерил восемнадцатиструнную гитару.
– Так это же какой-то рояль, – брякнул я.
– Да, я чуть перебрал с количеством струн. Играть не очень удобно и все время расстраивается, – произнес первую фразу в нашей компании Патрушев.
– Зато такой гитары ни у кого нет, – парировала Ирка.
– А у меня есть самолет, который я сделал из газеты с намерением покорить Северный полюс.
– Тургеша, это у тебя шутка такая?
– А второго твоего гостя, Ирина Сергеевна, как зовут? – произнес В. Тургенев, подражая актеру Милляру.
– А меня зовут Владимир, я занимаюсь техническим обеспечением Ирины, – ответил усатый.
– Ну, слава богу, хоть тебя не Вовой зовут, – сказал Тургеша.
– Мы его зовем Бушневский. – Это Ирка.
– Как-как? Бжезинский? – паясничал Тургенев.
– Бжезинский-Бжезинский – главный антисоветчик из Америки, самый кровожадный ястреб, люто ненавидящий и мечтающий демонтировать советский строй, – ухмыльнулся Бушневский.
– Вот теперь понятно, а то Вова, Вова, – подвел итог встречи в верхах хозяин квартиры.
И Бушневский моментально вписался в нашу компанию благодаря мягкому нраву, умению красиво и хорошо выпить и поговорить по душам. Самое интересное, что имя Вова отошло к нему, а Тургенев стал Тургешей. Ирке не задавали лишних вопросов о Фомушкине, и он как-то очень естественно выпал в осадок. Вова был хорош тем, что в нашей компании ярко выраженных артистических натур, что уж там скрывать, любящих потянуть одеяло на себя, он был каким-то неуловимым балансиром, без которого система функционировала уже не столь гладко.
В тот вечер, а мы сначала не обратили на это внимание, у Бушневского в руках была довольно тяжелая сумка.
– Это что, Ирэн? – спросил Тургенев.
– Это подарки от Деда Мороза. Пойдем выпьем, а потом всем сестрáм по серьгам.
– Ну что ж, пошли.
Мы зашли в комнату, стол был уже накрыт. Что Бог послал нам в этот день, я не помню, но это и не важно… Сели, выпили, закусили… Через паузу был заслушан отчетный концерт Патрушева. До глубины души не поразил, но, учитывая, что неплохой парень и что рекомендован Маслаковой, шанс зацепиться за наш «клуб» ему дали. И вот Ирка, облачившись в камуфляж (а она еще прихватила и обувь), внесла вместе с Бушневским в комнату сумку.
– Дети, а кто сегодня не выпивал и плохо закусывал, подарки не получит, – молвила наша массовица-затейница с интонациями Деда Мороза. И, театрально дернув молнию на сумке, она вытащила из сумки какие-то штуки и сказала, что сейчас мы устроим салют. – Я считаю, что жители вашего микрорайона лишены праздников, и мы должны восполнить этот дефицит. Тургеша, открывай балкон, ща мы жахнем, – скомандовала Маслакова.
