Виктор Дьяков - Целинники
– Да ты что… Так ей уж поди где-то лет под шестьдесят, – в свою очередь заулыбался и Виктор.
– Да где-то так. Года два назад случайно встретил. Мы в одно время документы на ПМЖ оформляли, но никак не ожидал, что и жить почти рядом будем, буквально в соседних селениях. Идет такая, знаешь, солидная дама, ну никак нашу Эльку-давалку не признать. Я-то конечно узнал, ну и поздоровался по-русски: Здравствуйте, говорю, Эльвира Карловна. Она меня тоже узнала, перепугалась, сказать ничего не может только рот разевает, как рыба из воды вынутая. Видно тоже никак не ожидала, что встретит своего бывшего земляка, свидетеля ее бурной молодости. Потом очухалась, и так нарочито по-немецки мне отвечает: Sie haben sich geirrt. Это значит, вы обознались. Вот стервозина, чего испугалась-то, что я всем направо и налево буду рассказывать, как она дрозда давала и в стогах, и в капусте, и в кабинах с шоферами… целинница-ударница…
Друзья дружно посмеялись, вспоминая похождения известной на весь поселок гулены.
– Ну а все-таки, какая-нибудь дискриминация к вам, бывшим советским, недоверие есть? Ведь вы тогда не в ГДР, а на Запад, в ФРГ переезжали. А тогда-то мы еще противники в холодной войне были, – вновь вернулся к интересующей его теме Виктор.
– Не замечал, ни тогда, ни, тем более, сейчас. Есть, конечно, отдельные уроды, как везде, но вообще немцы на западе к русским немцам и вообще к русским с уважением относятся. Мне даже, кажется, относятся лучше, чем к немцам приезжающим из других стран. В Германии, знаешь ли, есть такое неофициальное деление народов на ведущие и ведомые. Немцы себя, конечно же, к ведущим причисляют, также как американцев, англичан… и русских туда же причисляют, даже французов как-то не очень, а русских безоговорочно. И еще одна интересная особенность, про войну не любят вспоминать. Но когда поближе сойдешься и в неофициальной расслабленной обстановке, там где-нибудь за кружкой пива могут и на эту тему разговориться. В основном, говорят, сами виноваты, что этого австрияка Шикльгрубера себе на шею повесили, и с ним в такое дерьмо влезли. Но раз сами влезли, сами и вылезем, – Яков говорил, одновременно оглядывая и внутренне убранство беседки, и прилегающую часть огорода.
– Ну, а ты-то как сейчас мыслишь, как те коренные немцы, или как бывший советский немец, чьи предки за то, что фашисты наворотили, до конца своей жизни страдали? – задал, вдруг, совсем неожиданный спросил Виктор.
Но Яков будто ожидал этого, во всяком случае, ответил сразу, даже не задумавшись:
– Витя… каждый человек в той или иной степени разделяет судьбу своего народа. Потому и после той войны мы русские немцы, невольно отвечали за грехи фашистской Германии. Справедливо это или нет… но так было. Сейчас русские в странах СНГ отвечают также за грехи России. И им сейчас приходится не легче чем нашим отцам и матерям, поверь, я это знаю. В Германии сейчас опять волна немцев-переселенцев из республик бывшего Союза, из Средней Азии и того же Казахстана. Фактически бегут. Говорят жить там, если ты не коренной нации, стало совсем плохо. Но все в один голос твердят, тяжелее всех приходится именно русским. На них тамошние националисты, прежде всего отыгрываются. Я такого за последнее время наслушался от этих новых переселенцев. Так что Витя, время, когда надо было жалеть нас прошло, хоть вообще-то нас никто и не жалел. Теперь, прежде всего вам в России, надо жалеть тех русских, которые терпят страшные унижения в странах СНГ. И знаешь, что лично меня больше всего удивляет? Даже не то что им совсем не помогает то же ваше правительство, а что замалчивают то, что там с ними творят, про то вообще нигде ни полслова, ни по телевизору, ни в газетах, ни на Западе, ни у вас…
Помолчали. Начало смеркаться. Наконец Виктор нарушил паузу:
– Ладно, хватит о грустном. Что-то разговор у нас какой-то слишком хмурый получается. Расскажи лучше о себе. То, что ты сейчас фермер, это мне понятно, а поконкретней расскажи, что там у тебя за хозяйство.
– А чего рассказывать? Занимаюсь тем же чем и на Целине, только не на совхоз, а на себя работаю. Выращиваю пшеницу, рожь, ячмень специальных сортов, который на изготовление пива идет. Скотину держу, коров дойное стадо, двадцать две головы, молоко поставляю тамошним сыроделам, и еще много чего по мелочи. Сельхозпродукция в Германии востребована, ведь там относительно небольшая территория, по площади не больше чем вместе взятые целиноградская и павлодарская области. Но в тех целинных областях проживало не более миллиона человек, а в Германии живет больше восьмидесяти миллионов немцев, да еще гастарбайтеров миллионов десять. Вот и прикинь все эти девяносто миллионов надо кормить, и немецкие фермеры их кормят, да еще как…
– Постой, погоди Яша… И кто там у тебя всем этим занимается, посевной, уборкой, коровами, молоком… твои жена, сын? Двадцать две коровы, их же доить надо, убирать за ними, пасти, наконец. Ты, наверное, с кем-то кооперируешься? – недоумевал Виктор.
– Витя, я сам сначала не сразу понял за счет чего в Германии такое высокопродуктивное сельское хозяйство. Конечно механизация там стопроцентная, но действительно, тот же навоз руками убирать надо и посевы пропалывать, мешки с зерном и удобрениями тоже не сами в грузовик и с него прыгают… Я ведь фермером там не сразу стал, два года работником к бауэру, тамошнему фермеру нанимался, присматривался, прикидывал, что к чему, учился. Денег поднакопил, землю в аренду взял, стал хозяйствовать, постепенно и на ноги встал, сам бауэром заделался. И еще пойми одно, Витя, это Германия, она в первую очередь для немцев создает условия, особенно для таких как я, кто не прохладной жизни ищет, а вкалывать готов до седьмого пота. Но для других, не для немцев там условия не создают. Да они могут там работать, зарабатывать, но стать хозяином и на что-то влиять хоть в экономике, хоть в политике, там не немцу очень сложно. Миллионы гастарбайтеров не имеют ни гражданства, ни тех льгот и возможностей, что предоставляются нам, хотя те же турки многие там десятилетиями живут. Это заложено во всей внутренней политике государства, чтобы ни в коем случае не немцы не имели равных конкурентных возможностей с немцами. У того же бауэра я ведь не один работал, там были и турки и югославы и поляки. Среди всех работников я один был немец, и хозяин платил мне больше чем остальным. Понимаешь, он меня выделял, хотя все там были работяги, он бы лентяев и нанимать не стал. Представляешь, приехав из СССР, где меня в институт два раза прокинули, потому что я немец, я там может впервые почувствовал себя человеком, что это мое государство, оно именно обо мне заботится. Конечно, это тоже несправедливо, работали все примерно одинаково, а я получал больше. Но знаешь, как это приятно, когда столько лет тебя чуть не хуже всех считали, а тут вдруг оказался лучше всех, – опять без хвастовства и рисовки констатировал факт Яков.
– Понимаю тебя Яша, – раздумчиво произнес Виктор. – Ты обрел таки место, где именно тебе и твоей семье хорошо. У нас увы… Вот в Твери, Москве бываю, такое впечатление, что у нас всем лучше чем русским. Армяне, грузины, азербайджанцы, все процветают, торгуют, магазины, рестораны открывают и власть это им все позволяет, а своих, как будто нарочно гнобит, чтобы в бизнесе одни нерусские были. Не могу понять, зачем все это? Зачем, спрашивается, от них отделялись, чтобы они же опять к нам приехали и все самые доходные отрасли захватили, в крупном бизнесе евреи рулят, в мелком и среднем Кавказ, – недоуменно пожимал плечами Виктор. – Вон хочу договориться с поставками нашей продукции на областные плодоовощные базы, а те базы почти все уже под азерами.
– Да я тоже заметил такие тенденции, когда через Москву и Тверь ехал. Очень много у вас в торговле кавказцев, – согласился Яков. – У нас там такого быть не может, государство не позволит. Турки, конечно, тоже торгуют, но им особо развернутся не дают, их магазины или там палатки и меньше и беднее немецких и в основном своих обслуживают. Любой уважающий себя немец предпочтет переплатить, но у немецкого продавца купить, а не у турка или еще кого. Да и вообще немец там, в Германии это звучит гордо. Ты вот спрашиваешь, как я с хозяйством управляюсь, так же как тот бауэр. У меня работают десять турок и два серба. Они и пашут и сеют и мешки таскают и даже коров доят. Там ведь дойка коров это не женский, а мужской труд. Конечно, доят не как твоя или моя мать руками, у меня такие ультросовременные доильные аппараты, качество почти как при ручной дойке. Но и руками иногда тоже приходится, сам знаешь молодую корову раздоить сначала лучше руками. Но моя жена в последние года три-четыре наверное под коровой ни разу не сидела, всю работу работники делают. Она у меня бухгалтерию ведет. Сейчас за меня на хозяйстве осталась. И когда я куда-нибудь уезжаю, она всегда меня замещает и всегда справляется. Понимаешь, там всем этим наемным работникам, им не надо морды бить, как твой отец в своей бригаде бил. Они там за место держатся и так нашу дойчмарку любят, что как заведенные работают, и не только хозяина, но и хозяйку ради этой дойчмарки слушаются беспрекословно…
