Алексей Ручий - Песни/Танцы
– Давай теперь прощаться, – улыбнулась она.
– Давай.
– Ну пока!
– Пока. Я тебе позвоню.
– Хорошо. Обязательно позвони.
И она пошла прочь. Я остался стоять.
Сквозь толпу увидел приближающихся друзей: они меня узнали и двигались ко мне, широко улыбаясь и приветственно махая руками. Я же провожал взглядом свою новую знакомую, она лавировала в толпе, постепенно удаляясь. Внезапно остановилась, обернулась и, найдя меня глазами, улыбнулась. Потом пошла прочь, уже не оборачиваясь. Улыбнулся и я.
Помню, мне так хотелось остатьсяГде-то рядом с тобой… навсегда…А мимо мелькали станции,Мимо неслись города.Мы знали: пусты обещанья,Меня ждали дела, тебя – старый друг,И впереди как синоним прощаньяИз болот выползал Петербург.Рассекая реальность перрономНа до и после этих коротких часов,Когда в душной утробе вагонаМы лишали друг друга снов.Не забыть улыбки мне девичьейИ твоих глаз двух живых огней,Но как в песне у МакаревичаКаждый пошел своею дорогой, а поезд – своей.
Я почти закончил родившееся где-то внутри стихотворение. Строки, запечатлевшие еще один виток сюжета в этом спектакле под названием «Жизнь». В спектакле, где нам уготованы подчас совершенно неожиданные роли. Пусть все так и будет. Эта песнь спета, но сколько их еще впереди?
Я пошел навстречу друзьям.
Танец Одинокого певца
Так бывает. И даже часто. Тебе просто становится противно – и все. Быть статистом легко, но неинтересно. Дорога героя – другая. Это прыжок в пропасть без парашюта. Ты знаешь, что разобьешься, знаешь, что назад дороги уже не будет. Ты будешь терзаться, плакать ночами, кусать локти, но дороги назад не будет, ее уже нет. И тогда тебе становится противно.
Это гадкое чувство – когда что-то ноет внутри. Словно какая-то деталь сложного механизма под названием Ты, какая-то совершенно мелкая шестеренка разболталась и начинает дребезжать, задевая сотни других. В такие минуты, часы, дни и месяцы трудно писать. По крайней мере, стихи. Стихи выходят сырые и серые, словно похмельная блевотина. Их совершенно невозможно читать.
Эти стихи необходимо сжечь. Как, впрочем, и все другие. Стихи… Не много ли надежд мы вкладываем в покойника? Этому парню каюк. И он в отличие от нас это хорошо понимает.
Хотя две или даже три женщины в моей жизни отдались мне за мои стихи. Пожалуй, так можно сказать. Они были безумны. Стихи и безумие – это разные грани одного целого. Даже, правильнее, – это и есть одно целое. Безумие обреченного на смерть героя, вакхическая пляска сумасбродного сатира.
Реальность и сны переплетаются. Ты видишь город убийц – город, устроенный по принципу храма, город, по сути, и являющийся храмом, храмом Смерти – и вот он здесь, в твоем померкшем существовании, в истошном настоящем, на бумаге, в этих наползающих друг на друга строках.
Большинство людей не пишут стихи. Большинство людей не пьют и не употребляют наркотики. Большинство людей рожают детей, берут кредиты, покупают автомобили и квартиры. Для них это – единственно возможный способ существования и образ действительности. Для них это естественно. Одинокие герои должны нести свои песни сами. Нести в себе.
Ты не выбираешь это. Это само выбирает тебя. Ищи новую дорогу в поисках новой судьбы. Но все дороги ведут туда – в город вероломных убийц. На судилище собственных иллюзий. Маленький принц, ты отвергнут ими, но нужны ли они тебе?
Большинство людей не пишут стихи. Большинство людей живут там, в городе-храме. И ты бродишь меж них чумной тенью, гангреной пятизвездочного существования.
Возьми себя в руки – вот и все, что они могут тебе сказать. То есть стань таким, как мы. Смирись. И тебе больше не будет противно. Ты не будешь ковыряться в себе ланцетами страха, боли и пустоты. Только стань.
Но Рубикон уже перейден. Ты идешь дальше, ты движешься в царство теней. Один. Кристаллический. Чистый. Как соль на рубахе флибустьера. И ты обречен проживать все это. Снова и снова. Приближаться к черте и бежать от нее. Смотреть в глаза собственному леденящему душу ужасу. Понимать, что, хотя ты и мертв, но – как это не парадоксально – ты жив. Просто ты с другой стороны зеркала. Смотришь и ухмыляешься. Изучаешь язык птиц.
Харакири цветных стекляшек-дней. Убаюкивающая песня бессмысленности. И твое личное Знание. Там, среди терновника и всеми забытых античных статуй, ты находишь свой запретный плод. И тогда, пересилив себя, собрав всю волю в кулак, ты шепчешь:
– Приди, облаченная в пурпур, приди…
И слышишь свое дыхание.
Передышка – Песнь 2. Куплет 1
Многие считают, что можно начать жизнь с чистого листа. Говорю вам: не стоит даже пытаться. Это все равно, что идти на убой, напялив на себя предварительно купленный шикарный костюм. Объективно от вашего нового имиджа бойня не изменится, стоит это признать.
А мы живем в условиях, приближенных к бойне. Тут либо пан, либо пропал. Все остальное, конечно, захватывает, но рано или поздно оставляет нас ни с чем. Воздушные шары реальности: хрупкие, но такие симпатичные. Купить – не купить?
На самом деле пытаемся мы все, но итог один: от себя не уйдешь. Тем более, на чистом листе, где ты круглые сутки будешь под прицелом собственного Я. И все же… Нам так хочется верить.
Именно начать все с чистого листа я и планировал, вернувшись из армии. Именно поэтому я так ждал этих дней, приближая каждый из них в уме. Такова природа любого человека. И вот…
…И вот утро приходит к тебе шумом на детской площадке за окном. Звенит будильник на мобильном телефоне где-то в комнате, ты не можешь определить, где точно; этот звук – привычный и такой противный, возможно, именно от того, что привычный. Сквозь оконное стекло падают лучи уже почти летнего солнца. А у тебя болит голова с похмелья после очередной встречи «за возвращение». От себя не уйдешь. Как, впрочем, и от всего остального.
Кое-как вываливаешься из постели – а другого глагола тут быть и не может – и ищешь источник звука. Находишь на столе, рядом с бумажником. Он продолжает противно звенеть, и от этого начинает звенеть уже у тебя в голове. Лихорадочно жмешь на все кнопки подряд и, наконец, отключаешь. Слава богу. Он заткнулся.
И снова ложишься спать. Точнее добираешься до кровати, ложишься, закрываешь глаза. Но сон не идет. Под веками плавают разноцветные зайчики, которые вызывают дурноту. Пытаешься терпеть. Провалиться в сон. Натягиваешь на голову одеяло. Но ничего не получается. Ты ничего не можешь поделать с этими зайчиками.
Откидываешь одеяло и открываешь глаза. Смотришь в потолок. По потолку скользят солнечные лучи. Становится как-то особенно мерзко. Лучше бы была ночь. Зима. Сугробы по пояс и ни души на тысячи верст вокруг.
Но реальность приходится принимать такой, какая она есть. С этим утром, похмельем и головной болью. Планета Земля, как и родители, – мы ее не выбираем.
Что поделать, если любое веселье с непременной пьянкой заканчивается полным раздраем на следующее утро. Как в одном старом американском фильме: жаль, что наши великолепные планы, которые мы строили вечером в субботу, заканчиваются утром воскресенья. Как-то так.
Я нехотя встаю, одеваюсь и плетусь на кухню. Первым делом судорожно пью воду из чайника с остывшим кипятком. Потом иду в туалет и умываться.
Родителей нет – на работе. У мамы – она учитель – заканчивается учебный год, отец работает сменами по суткам. Ну что же – я предоставлен самому себе.
Сильного аппетита нет, но что-нибудь съесть надо, хотя бы в терапевтических целях. Делаю яичницу из трех яиц и двух кругляшек колбасы. Потом завтракаю и смотрю телевизор. По телевизору новости. Такие же, как и всегда. За то время, что я был в армии, мир не изменился. Убийства, нищета, разруха. Плюс экономический кризис. Новый жупел в арсенале политических воротил.
Как ни странно, голова понемногу проходит, но наваливается слабость, тело становится ватным. Я медленно вожу вилкой по поверхности пустой тарелки – с завтраком покончено. Вставать с табуретки не хочется. Голос теледиктора жужжит: курсы валют, встречи президентов, разруха-требуха-погремуха-порнуха-вполуха – в пол уха слушаю все это я.
Нет, действительно надоело. Неужели эта реальность настолько примитивна, что тысячелетиями в ней ничего не меняется? Одно и то же, круг за кругом. Кровавые жертвоприношения майя, теперь вот календарь майя – предсказания о конце света и все такое. Слушая новости, я понимаю, что конец света случился давным-давно, когда этот свет только дали. А теперь мы просто агонизируем, не желая принять очевидное: все мы давно мертвы.
