Борис Шапиро-Тулин - История одной большой любви, или Бобруйск forever (сборник)

Впрочем, он не стал посвящать Подругу в эти грустные мысли. Тем более что проку от них не было никакого. Все равно придется теперь дождаться автобуса, трястись на нем до нелюбимого им Даманского, а потом, пересекая практически весь город, вернуться на вокзал. И не просто вернуться, а успеть на пригородный поезд, идущий до дачного поселка, что километрах в двадцати от Бобруйска, где в то лето жил сын Подруги. По самой оптимистичной прикидке получалось около трех часов, не меньше.

– Успею, – улыбнулась Подруга, словно прочитав его мысли.

В автобусе было тесно, влажно и душно. Их вначале отделили друг от друга, но потом Лёдя сумел протиснуться к ней поближе, и она положила голову ему на плечо.

– Подожду тебя здесь, – кивнул Лёдя в сторону кафе-мороженого, когда они вышли из автобуса.

– Нет, пойдем. – Его спутница потянула Лёдю за собой. – Я просушу твою одежду.

– А что, дома никого?

– Только Хранительница Очага. – Так она почему-то называла свою бабушку, с которой он несколько раз успел пообщаться по телефону.

– Но ведь… – попытался было возразить Лёдя.

– Она все знает, – улыбнулась Подруга.

Как только автобус отошел, ветер швырнул в них такой порцией дождя, словно специально готовил ее к этому моменту. Зонтик в руках у спутницы Лёди начал дергаться из стороны в сторону, пытаясь вырваться и улететь. Он перехватил его, но ветер изловчился и вывернул спицы наизнанку.

– Ну и пусть, – сказала она, – побежали.

Улицы превратились в сплошной поток. Машины с зажженными фарами медленно двигались вдоль кромки тротуара. Казалось, им было еще труднее, чем пешеходам.

– Ужасная погода, – проворчала Хранительница Очага, открывая дверь на настойчивые звонки. Лёдя ожидал увидеть сухонькую, сморщенную старушку, но перед ним стояла стройная высокая женщина с пышной гривой белых волос. В зубах у нее торчала папироса, а на груди болтались очки на длинной серебряной цепочке.

– Я не одна, – сказала Подруга, подталкивая Лёдю вперед.

– Вижу. – Хранительница поднесла очки к узкому орлиному носу и выпустила почти идеальное кольцо дыма. – В следующий раз, когда будете просить мою внучку к телефону, не меняйте голос, я думала, грузин какой-то звонит.

В коридоре с одежды натекла небольшая лужица.

– Тапочки наденьте, – приказала Хранительница и исчезла в глубине квартиры.

Лёдя достал из-под вешалки большие замшевые шлепанцы, но, сообразив, что они принадлежат мужу Подруги, оглянулся и задвинул их обратно. Ему сразу стало как-то очень неуютно.

– Иди скорее сюда, – позвали его из комнаты.

Подруга успела уже переодеться. На ней был легкий, почти прозрачный халатик, едва достававший до колен. Лёдя подошел к ней и попытался обнять. Но руки были как чужие, они не слушались.

– У нас в родне не жалуют моего мужа, – сказала Подруга, когда им удалось поймать такси и они ехали по направлению к вокзалу.

– А ты?

Вместо ответа она взяла его ладонь и нежно прошлась по ней кончиками пальцев.

– Ты ему раньше изменяла? – спросил Лёдя, прислушиваясь к движению ее руки.

– Только один раз, – сказала его спутница.

– И кто же это был?

– Танк, – засмеялась она. – Танк, который шел напролом. Мы встречались с ним два года.

– Ничего себе один раз. – Лёдя криво усмехнулся.

В вагоне пригородного поезда им удалось сесть. На скамейке напротив устроилась дородная дама с едва заметными усиками над верхней губой. Рядом с ней примостилась стройная девушка в длинном белом сарафане, на котором выделялись загоревшие до черноты руки. Лёдя мысленно окрестил ее – Юная Особа.

– В Сочи я потеряла листок с его адресом. Просто не знала, что делать, – сказала Юная Особа, продолжая прерванный разговор.

– Позвонила бы сюда, – посоветовала ее соседка.

– Ну да, до тебя пока дозвонишься. Я подошла к милиционеру на вокзале и спрашиваю, где живет Сандро Гунавия.

– Молодец, – сказала дама с усиками.

– А милиционер говорит, большой человек Сандро, откуда знаешь. И проводил до самого дома.

– Вот видишь. – Усики над губой одобрительно дернулись. – Ну а с погодой как там?

– Лучше не придумаешь. За две недели ни одного дождя.

Юная Особа время от времени поглядывала на Лёдю, и он испытывал почему-то неловкость оттого, что Подруга, осмотрев вагон и не найдя ни одного знакомого лица, привычно положила голову ему на плечо.

Когда они сошли на нужной станции, Лёдя краем глаза увидел, что Юная Особа со своей соседкой покинули вагон вслед за ними. Обе раскрыли было зонтики, но дождь на этот раз взял паузу, словно решил набраться сил для своих новых бесчинств.

– Дальше не ходи. – Подруга остановилась у ступенек переходного моста. – Муж иногда встречает меня.

– Ладно, – сказал Лёдя.

– Завтра он уедет в город, и я останусь здесь с сыном на целую неделю. – Она быстро прикоснулась губами к его щеке. – Завтра я буду ждать тебя тем же поездом.

Юная Особа, поднявшаяся уже на несколько ступенек, вдруг обернулась, и Лёдя почувствовал себя так же неуютно, как совсем недавно в квартире Хранительницы Очага.

Дождь держал паузу ровно до того момента, пока у перрона не затормозил нужный Лёде поезд, но едва состав тронулся, он снова решил напомнить о себе и всю дорогу до самого города хлестал по окнам вагона косыми рваными струями.

Дома Лёдя с трудом стянул с себя промокшую насквозь одежду и включил сразу все, что можно было включить: свет, газ, горячую воду и телевизор. Миловидная девушка в рискованном бикини выходила из морской воды и предлагала купить крем для загара. Он снял трубку и набрал номер телефона, по которому столько раз звонил в квартиру, где жила Подруга.

– Алло, – раздался в трубке хриплый голос Хранительницы Очага.

– Скажите, я похож на идиота? – спросил Лёдя.

– Конечно, – заверили его на том конце провода.

Назавтра дождь лил, почти не переставая. Промокший, злой на всё и на всех, Лёдя доехал до станции и собрался уже было купить билет, когда кто-то дотронулся до его плеча.

Лёдя обернулся. Перед ним стояла та самая Юная Особа, что рассказывала вчера про поездку в Сочи.

– Здравствуйте, – сказала она.

– Привет! Так какая все-таки погода на юге?

– Отличная. На юге все время было солнце, а здесь я совсем продрогла. – Она протянула к нему тонкую загоревшую руку, покрытую мелкими пупырышками.

– Где же вы так успели? – спросил Лёдя.

– На перроне. Я пропустила два поезда, дожидаясь вас.

– Зачем?

– Я загадала. Если дождусь, все будет хорошо.

– Что все? – спросил Лёдя.

Юная Особа пожала плечами, мол, все – это значит все, и ничего больше.

– Ясно, – сказал Лёдя.

– А та женщина, что сидела вчера рядом с вами, она ведь не ваша жена, правда?

– Похоже на допрос, – усмехнулся Лёдя. – Зачем вам эти подробности?

– Догадайтесь, – ответила Юная Особа и вдруг добавила без всякого перехода: – Не надо вам ехать к той, вчерашней.

– Ну, знаете, – сказал он, – это уже слишком.

– Пожалуйста. – Юная Особа заглянула ему в глаза как-то по-особенному, и Лёдя ощутил, что внутри у него что-то екнуло. – Не надо туда, хотите, я провожу вас домой.

Они ехали в такси и молчали. Юная Особа все время держала его за рукав плаща, словно боялась, что он мог передумать.

– Это мой дом, – произнес Лёдя, когда они вышли из машины. – Что будем делать дальше?

Юная Особа неожиданно приподнялась на носки, прижалась долгим поцелуем к его губам, повернулась и побежала по лужам.

– Эй! – крикнул Лёдя. – А дальше? Что дальше?

Но Юная Особа бежала, не оглядываясь.

Вечером он опять снял трубку и набрал знакомый номер.

– Вы знаете, – сказал Лёдя, – в меня, кажется, влюбились.

– Кто? – поинтересовалась Хранительница Очага.

– Понятия не имею.

– Тогда все в порядке, – сказала она.

– Кстати, – спросил он, – вы не слышали, какую нам ждать погоду? – ему не хотелось заканчивать разговор.

– Синоптики обещали, что к вечеру, как всегда, стемнеет, – сухо сказала Хранительница Очага и повесила трубку.

Лёдя стоял, слушал гудки и смотрел в окно. Похоже, что на этот раз синоптики не ошиблись.

Ночью ему не спалось. Он прошелся по комнате, крутанул штурвал, снял висевшую на стене боцманскую дудку, приложил было к губам, но не дунул, а просто тихо сказал: «Свистать всех наверх!»

Свистать было некого. Один только дождь монотонно шелестел за окном, и он, наверное, тоже чувствовал себя одиноким, потому что улицы в этот поздний час были пусты, а значит, никто не вытягивал из-под укрытия руку и не поворачивал ее ладонью кверху, чтобы капли дождя, соприкасаясь с ней, могли ощутить обычное человеческое тепло. По крайней мере, Лёде так почему-то казалось.