Наринэ Абгарян - Две повести о Манюне
Конспиративно ссутулившись, отец пятился в сторону своей спальни, нашаривал дверную ручку, при этом смотрел на нас грозно выпучимшись, заползал задом в комнату и тщательно запирал дверь. Папа пребывал в счастливой уверенности, что никто, кроме него, не знает, где он прячет ружье.
Хех, папа плохо знал своих дочерей!
Как только за ним закрывалась дверь, мы сбивались в стайку и, затаив дыхание, подслушивали. Далее раздавался один и тот же, наработанный годами, звукоряд.
Бум!
– Это он поставил стул под антресоли, – волновались ряды преданных слушателей.
Хрясь!
– Ага, встал на стул и ударился головой о выступ.
Шур-шур-шур!
– Заворачивает ружье в газеты и прячет за одеяла, – удовлетворенно констатировали мы.
Бах! Бах! – захлопнул дверцы антресолей.
Плюх, – спрыгнул со стула (умильный вздох).
К моменту, когда папа, переодетый, выходил из спальни, наш след уже давно простывал.
Когда родители куда-то уезжали, мы часто забавлялись тем, что доставали папино ружье и по очереди перезаряжали его. При этом одна из девочек всегда стояла на стреме, чтобы сообщить о внезапном появлении родителей.
Завязка
Напротив нашего дома, через улицу Ленина, на счастливом расстоянии в триста метров (почему счастливом, поймете по ходу действия), окна в окна с нашей квартирой проживал мой классный руководитель и по совместительству физрук Мартын Сергеич. Мартын Сергеич был известным на весь город стукачом. Люди за спиной пренебрежительно называли его кагэбэшной шестеркой. В течение рабочей недели МС вел наблюдение за учителями и старшеклассниками и делал заметки в блокноте, а потом бежал куда надо с подробным докладом. «Аж пыль столбом стояла, когда он мчался в КОНТОРУ», – презрительно кривила мама губы, рассказывая отцу об очередном кроссе Мартына Сергеича.
Я ненавидела его всей своей неокрепшей одиннадцатилетней душой. Мартын Сергеич имел обыкновение на уроке физкультуры поглаживать девочек по спине и нашептывать на ухо разные замечания типа: «Тебе, Алиханян, неплохо уже лифчик купить, а то грудь выросла и трясется при беге» или «Тебе, Шаапуни, надо бы шортики свободного кроя, а то эти практически обтягивают ягодицы».
Манюня, хотя и училась в другой школе, из дружеской солидарности ненавидела физрука не меньше, чем я. Когда она оставалась у нас с ночевкой, вечером неизменно подходила к окну, щурилась и презрительно цедила сквозь зубы:
– У этого козла в окнах уже горит свет!
Когда жена Мартына Сергеича вывешивала стирку на просушку, мы зорко выискивали белье МС и злорадно его высмеивали.
– Смотрите, – покатывались мы со смеху, – Мартын-то, оказывается, носит огроменные семейники, они уж точно не обтягивают ему ягодицы!!!
Кульминация
Как-то в праздники мама с папой и младшими сестрами поехали в гости к папиному коллеге. Дома остались я, Манюня и моя сестра Каринка, та еще штучка. С Каринкой можно было спокойно идти в бой, она любого дворового мальчика могла искалечить шипящим куском карбида или довести до слез издевками. К Каринке мы испытывали смешанное чувство любви, гордости и страха.
Остаться дома одним было для нас неимоверным счастьем. Какое-то время мы забавлялись тем, что ковырялись в маминой шкатулке с бижутерией. Потом перемерили все ее наряды и туфли, перемазались ее косметикой и надушились всеми духами. Для пущего аромата Манька сбрызнула нас освежителем воздуха «Лесная ягода». Амбре, которое мы источали, могло скопытить вполне боеспособную роту пехотинцев.
Когда зубодробительный марафет был наведен, мы решили сообразить светский раут на троих. Сварили кофе, притащили сигареты, долго искали индийские курительные палочки, но мама их куда-то упрятала. Ничтоже сумняшеся подпалили сухие колоски камыша в маминой икебане.
Сели пить кофе. С первой же затяжки мы закашлялись, с первого же глотка нас чуть не вывернуло. Раут не оправдал наших ожиданий. Мы вылили кофе, спустили недокуренные сигареты в унитаз, проветрили кухню.
Вышли на балкон явить миру нашу неземную красоту.
Но покрасоваться нам не удалось. Напротив, на своем балконе, сидел Мартын Сергеич и читал газету. У нас сразу испортилось настроение.
– Давайте мы сконцентрируем всю ненависть в наших глазах и высверлим в его голове дырку, – предложила Манюня.
Мы принялись сверлить Мартына Сергеича взглядом, полным ненависти, но долгожданная дырка никак не высверливалась. Физрук потянулся, сладко зевнул и почесал себя в живот. Мы разочарованно вздохнули.
Тогда Каринка внесла новое рацпредложение: а давайте, говорит, мы в него выстрелим из папиного ружья!
– А давайте, – всколыхнулись мы с Манькой и бросились наперегонки за ружьем. Вытащили с антресолей и притащили на балкон. Каринка уже заняла огневую позицию на полу за решеткой. Мы подползли к ней на брюхе и передали ружье.
– Зарядили? – грозно прошипела Каринка.
– Издеваешься! – возмутились мы.
Каринка заграбастала под себя ружье, долго прицеливалась и наконец выстрелила.
Раздался негромкий хлопок, мы выглянули из-за балконной решетки.
Мартын Сергеич сидел не шелохнувшись.
– Дай мне! – Манюня вырвала ружье из рук Каринки. – У меня глаз меткий, я его вмиг свалю!
Манька с минуту елозила пузом по полу, выбирая единственно правильную огневую позицию. Боевой чубчик ирокезом топорщился над ее лбом. Затаив дыхание, она долго прицеливалась, потом зачем-то зажмурилась, отвернулась и выстрелила.
Мы прождали несколько секунд и воровато выглянули из-за перил.
Балкон напротив был пуст!!!
– Я его убила, – выпучилась Манюня, – я его убила!
Мы по очереди отползли задом в дом и закрыли балконную дверь. Щелкнули затвором, ружье выплюнуло горячие гильзы. Мы выкинули их в мусорное ведро. Потом изорвали в клочья новый номер «Литературной газеты» и прикрыли гильзы.
Боевой запал не иссякал. Содеянное смертоубийство сплотило нас в грозный триумвират. Мы походили какое-то время по квартире с ружьем наперевес.
Мне было обидно, что Манюня с Каринкой стреляли, а я – нет.
– Это нечестно, я тоже хочу выстрелить, – надулась я.
Девочки переглянулись. Требование мое показалось им справедливым.
– Сейчас найдем тебе цель. – Каринка зарядила ружье и сунула его мне в руки. – Сейчаааааас найдеооооооом.
Мы долго кружили по квартире. Сначала приценивались к хрустальной люстре, потом – к маминой любимой китайской вазе. Вовремя сообразили, что́ мама с нами сделает, если мы разнесем вазу или люстру, и отказались от мысли стрелять во что-то ценное. Итого наш выбор пал на мусорное ведро. Сестра поставила его посреди кухни, и я, зажмурившись, выстрелила внутрь.
Потом мы убрали ведро под мойку и аккуратно спрятали папино ружье.
– Наверное, жена Мартына Сергеича уже выплакала себе все глаза от горя, – сказала Манька, когда мы захлопнули дверцы антресолей и спрыгнули со стула на пол.
– Наверное, – нам внезапно стало жалко длинную, жилистую и некрасивую жену Мартына Сергеича. Она преподавала в старших классах историю и имела кличку Скелетина.
– А давайте мы позвоним им, – предложила я, – заодно, когда поднимут трубку, послушаем, что там творится.
Я вытащила телефонную книгу. Найти номер физрука не составило большого труда. Манька важно поднесла к уху трубку, набрала номер, послушала гудки, потом почему-то резко закашлялась и покраснела.
– Алле, здрассьти, а можно Анну? Не туда попала? Извините, – она шмякнула трубку на аппарат и обескуражено уставилась на нас.
– Ну что? – хором спросили мы с сестрой.
– Он сам подошел к трубке! Ни черта мы его не убили! Хорошо, что я не растерялась и спросила про Анну!
Нашему разочарованию не было предела. Пули, видимо, не преодолели расстояние в триста метров и шмякнулись где-то на полпути между нашими балконами.
Мы в глубоком унынии поплелись в ванную, смывать с лица боевую раскраску. Остальной день провели в нехарактерной для нас тишине, играли сначала в шашки, потом – в подкидного дурака.
Развязка
Когда родители вернулись из гостей, они застали в квартире идиллическую картину: три девочки, высунув языки, вырезали из журнала «Веселые картинки» платьица и шапочки для бумажной девочки Тани.
Мама погладила нас по голове, назвала умницами. Потом принюхалась, закашлялась.
– Не душитесь всякой дрянью, – сказала. Мы заулыбались ей в ответ. Вечер обещал быть прекрасным и тихим.
– Это что такое? – Мамин голос раздался над нами как гром среди ясного неба. Мы обернулись. Она стояла на пороге детской и в удивлении изучала ровную маленькую дырку на дне мусорного ведра. Мама посмотрела на нас долгим колючим взглядом и протянула гильзы. – Что это такое, я вас спрашиваю, и откуда в мусоре стреляные гильзы?
Мы виновато переглянулись.
– Это не мы, – пискнула Каринка.
– А кто?! – Мамин голос не предвещал ничего хорошего.
