Михаил Армалинский - Правота желаний (сборник)
СШ: Жаль, что издатели были столь нерешительны, выйди книга в полном виде до падения СССР, было бы кого винить в разрушении великой империи. Как говорят, а лампочку кто вывинтил, Пушкин?
МА: Пушкин лампочку не вывинчивал, а разбил, запустив в неё Тайными записками. Доктор Живаго, вещи Синявского с Даниэлем и Архипелаг Гулаг тоже не были напечатаны в СССР, но неотвратимо, разрушали на расстоянии эту огромную потёмкинскую деревню с Кремлём посередине.
СШ: А как Вы, издатель, относитесь к Тайным запискам, ведь Пушкин там представлен, мягко говоря, неканонически. Он не только посещает публичные дома, где встречает Дантеса, но и, кажется, вступает с ним в интимную связь, по крайней мере, это прочитывается между строк. Выходит, Пушкин, этот африканец, по нынешней терминологии, «голубой», а не иссиня-черный, каковыми должны быть арапы.
МА: Если следовать тексту Тайных записок, ни о какой интимной связи Пушкина и Дантеса не может быть и речи. Даже если они и поимели одну и ту же даму, это их сделало «молочными братьями», но никак не любовниками. Недаром Пушкина называют Солнцем русской поэзии, ведь солнце светит всем. Так что, естественно, гомосексуалистам очень хочется, чтобы Пушкин был среди них, того же, наверно, хотят и копрофаги, и некрофилы. Я ничего не имею против всех сексуальных конфессий – пущай общаются как угодно, но при условии, что все участники получают наслаждение. Однако при чём тут Тайные записки? В них Пушкин ведёт себя отчётливо гетеросексуально.
У меня никогда не имелось сомнений, что Пушкин был более раскрепощён, чем это могло по тем временам проявляться в стихах и прозе, а Тайные записки лишь подтвердили мои предчувствия.
СШ: И свои мысли Вы попытались донести до окружающих, слали письма и Тайные записки в редакции, учреждения, в тот же Пушкинский Дом, например. Причем, слали так активно, что Вас считают едва ли не первым российским спамером.
МА: Спамер, спермер, зовите как полюбится. Но я действительно – первый, кто в Рунете стал систематически рекламировать Пушкина и другие литературные произведения. Но с 1999 года я выбрал другую форму пропаганды – я издаю на интернете свой Литературный журналец General Erotic. Он до сих пор цветёт и пахнет под развевающимся генитальным флагом США, который я придумал и который украшает коллекцию нью-йоркского Музея Секса.
А насчет писем и рассылки Тайных записок, когда они еще не были изданы в России, то я лишь стремился привить любовь к пушкинскому слову. И слова благодарности за это раздаются все чаще.
Интервью брал Семен Шлямбур
Вишневый сад Михаила Армалинского
Какая дорога ведет к храму гениталий
Федор Рюхель (Пентхаус, Москва, дек. 2007)
Сколько было говорено о целомудренности и нравственной чистоте русской литературы. Тем не менее, порнографические пассажи есть у всех русских классиков. При этом найдутся извращения на любой вкус.
Поклонники садо-мазо не без удовольствия прочитают фрагмент из повести Первая любовь, где женщину бьют по голой руке хлыстом, а она, томно улыбаясь, целует свежий рубец. Если учесть, что герой повести подсматривает, причем одним из действующих лиц этой бесстыдно сексуальной сцены является его отец, то Ивану Тургеневу можно с полным правом дать с пальмы первенства отличную пальметту. И как ни старался его прилежный подражатель Бунин, создавая в цикле Темные аллеи целый каталог порнографических сцен – тут и растление несовершеннолетней, и соблазнение, и склонение к сожительству, описанные не без приятности, последователь значительно уступает предшественнику.
Уринальные мотивы представлены в стихах Есенина. Апология насилия, причем неоднократного, имеется у Бабеля. Инцест является важной составляющей повести Пильняка (точно не упомню какой, поскольку все, что вышло из-под его пера, неотличимо).
А фрагмент из романа Достоевского, где Свидригайлову является маленькая девочка, которая непристойно подмигивает и делает темные намеки, не буду и цитировать, поскольку более откровенная детская порнография вряд ли существует.
Экскурс в историю предпринят для того, чтобы опровергнуть расхожий миф, а равно и досужие обвинения в адрес Михаила Армалинского, поэта, прозаика, эссеиста, мастера полемики, адресующего добрым знакомым полные юмора и благожелательности эпистолы, иногда с фотографиями в довес. Говорят, он порнограф. Говорят, он философ, но занятый единственной философской проблемой: какое место в культуре занимают места причинные.
О себе он судит более здраво, нежели оппоненты:
«Не я одержим темой секса, а секс одержим мной. Я, разумеется, отвечаю ему взаимностью. Замечательный писатель Василь Быков писал только о войне. Я не слышал, чтобы кто-либо ставил это ему в упрёк. Кто же посмеет сказать, что война важнее или радостнее секса? Секс существует как во время войны, так и во время мира. Секс существует в молодости и в старости. Секс – это жизнь. Более всеобъемлющей темы не существует, однако меня любят корить тем, что я узко смотрю на мир. В СССР я прозы не писал – жал на стихи, в них только начинала проступать моя сексуальная судьба. Но в СССР это был тупик, кончавшийся решёткой. Точнее, передо мной тогда открывались повсеместные тупики – в работе, в здоровье, в людях. Надо было бежать, пока в одном из тупиков открылась дверца эмиграции. Только приехав в Америку, я смог точно сформулировать своё отношение к тупикам – лишь один был желанен'. “П…а – является тупиком. Я в него всегда прямиком…”[75]»
Сказано убедительно, но уж больно вразрез с традицией. Армалинский деятелен и бодр, что непростительно для российского литератора, хотя и в меру сентиментален (сентиментальность всегда считали дурным тоном, тогда как она указывает на чувство меры, нельзя из всего делать мировую трагедию).
Типично русская дилемма – оставлять ли вишневый сад или рубить его на корню? – в здешних обстоятельствах неразрешима. И то, и другое делать невозможно, пусть и выбора, собственно, нет. Надо и беречь сад, и работать себе во благо. И потому Армалинский решил разумно – если мешают обстоятельства, не плакаться, а сменить обстоятельства:
«Об Америке ходили легенды, что улицы там вымощены золотом. Я в это никогда не верил, но зато во мне сиял другой прекрасный образ Америки: города, забитые доступными женщинами, причём их можно брать без всякого золота. Но это тоже оказалось наивной мечтой. Верным оказалось лишь одно – Америка действительно страна неограниченных возможностей, вот ими-то я и решил воспользоваться в области литературного секса, не говоря уже об обыкновенном.»
Впрочем, скоро выяснилось, что прежде, нежели попробуешь вишневого варенья, не раз и не два поскользнешься на вишневой косточке. О попытке войти в американскую художественную жизнь Армалинский рассказывает не без самоиронии:
«Когда в Штатах я написал свой первый хороший рассказ “Сделка”[76], его перевели на английский и напечатали в академическом литературном журнале, я наивно решил послать его в “Playboy”. Тогда не было ещё даже факса, что говорить об электронной почте. “Playboy” не ответил. Я решил сделать так, чтобы им было не отвертеться. Я раздобыл номер телетайпа журнала и, заплатив сотню долларов, послал целый рассказ. Теперь это трудно представить, но его отсылка на телетайпе заняла четыре часа. На следующий день мне позвонили из журнала, сказали, что рассказ понравился, но он им не подходит по духу, и стали умолять больше не посылать ничего по телетайпу, так как я, оказывается, прервал их коммуникацию со всем миром, и работа в журнале остановилась.
Через некоторое время я послал другой рассказ, на этот раз уже в “Penthouse” и обыкновенной почтой. Его купили, заплатили приличные деньги, о потом редактор позвонил и стал извиняться – их адвокаты зарубили рассказ, так как там идёт речь о шестнадцатилетней девушке, и к тому же она там мочится на героя,[77] что по американским законам недопустимо как по возрасту, так и по роду жидкости.»
Защитить от издательского произвола могло лишь собственное издательство. Организованное в 1984 году издательство Μ.Ι.Ρ. Company издавало, естественно, не только произведения Армалинского. За сборником собственных стихов По обе стороны оргазма (1988)—
«такого пристального взгляда на секс в русской поэзии еще не существовало,» —
