Аркадий Макаров - Хочешь, я тебе Москву покажу?..
Огорошенный, я сидел впотьмах до той поры, пока лунный свет стал тихо просачиваться сквозь решето ветвей и над лесом, по верхушкам деревьев, перебирая листья, порывистой ночной белкой пробежал лёгкий ветерок. Деревья спросонок залопотали. Наверное, приветствовали на своём древнем языке скорый рассвет. Стало так зябко и не прибрано на душе, что я снова полез на чердак, в надежде успокоиться под одеялом и заснуть.
Но только я закрыл глаза, как получил короткий, но внушительный толчок в бок.
Надо мной, широко расставив ноги, стоял дядя Миша, с ног до головы облитый солнечным светом:
– Вставай, проклятьем заклеймённый!
Я с недоумением сел на постели:
– Как, уже утро?
– Уже не утро, а уже – день! Спать ты, малый, горазд! Давай завтракать и – на крыло! У нас сегодня работы по горло. Вставай!
Вчерашнее ночное видение как рукой сняло. Ничего не помню!
На столе дымилась яичница с поджаренным крупно нарезанным салом. Косицы зелёного лука лежали рядом.
Быстро всполоснув лицо, я с такой жадностью накинулся на еду, что дядя Миша лёгким движением притормозил мою руку:
– Не гони! Ешь спокойно. Успеем, – и пошёл к машине.
Почему-то тётки Марьи не было видно, и непривычная пустота перед домом меня несколько озадачила. Всегда хлопотливая и общительная, она в это время давно была на ногах и вся при деле.
«Шаланда» наша, дрожа всем корпусом, нещадно чадила моторным маслом. Дядя Миша пробовал двигатель после вчерашнего ремонта. В кабине было жарко и смрадно. Я опустил стекло и высунул голову наружу. Березняк напротив дома лесника, насквозь пронизанный светом, был чист, словно промытая горница перед праздником Великой Троицы. Солнце уже входило в полную силу, весело забавляясь в кронах деревьев причудливой игрой света и тени.
Поехали…
А вот и наша делянка, по какому-то праву отданная Лёшке Лешему и нам на распил, как теперь говорят.
Дядя Миша поставил «шаланду» поперёк дороги, загораживая длинным кузовом сквозной проезд. Я сказал ему об этом.
– Так надо! – он, не глуша мотор, вылез из кабины, и стал возиться с механической лебёдкой, которая крепилась возле радиатора.
Это, приспособленное на все случаи жизни устройство, используя вал отбора мощности двигателя, могло само вытаскивать машину из любой трясины. Хорошее устройство. Надёжное. У конструкторов ум дальновидный, дельный. Война всему научит. Но для чего использовать лебёдку здесь, я не представлял. Вроде не буксуем, погода сухая…
– Иди-ка, помогай! – дядя Миша сунул мне в руки кованый крюк с тросом, и заставил идти вглубь делянки, туда, где там и сям лежали брёвна, которые мы успели за два дня подготовить.
Ровные, как телеграфные столбы, без сучка и задоринки, они пластались в густой траве в стороне от дороги.
Теперь я понял, для чего нужна лебёдка.
Перехватив удавкой бревно за комель, я махал рукой дяде Мише, а он включал тот хитрый механизм возле переднего буфера нашей «шаланды». Барабан, сыто похрапывая, накручивал на себя трос, и бревно медленно сползало к дороге.
Моя забота была только в том, чтобы хорошо зачалить заготовку и сопровождать её по пути следования. Бревно, обдирая дернину, ползло вперёд, а я в это время следил, чтобы торец бревна не уткнулся в пень, которых на пути было множество. Для этого я в руках держал небольшой ломик, которым и направлял лесину на путь истинный.
Задумка была гениальная. Мы, таким образом, освобождались от самой тяжёлой работы. Таскать брёвна – не очень подходящее занятие, особенно, когда тебе нет и семнадцати. Можно надорваться.
Это потом, когда мне пришлось горбатиться по призыву комсомола монтажником на стройках, я в полной мере оценил находчивость дяди Миши, моего первого, если так можно выразиться, бригадира и наставника.
К обеду возле дороги возвышался накат брёвен для погрузки на машину будущего клиента-покупателя.
Его, то есть покупателя, долго ждать не пришлось. Вот уже призывно длинными гудками засигналила дорога, по ней, ухабистой и пыльной, тяжело переваливаясь сбоку на бок, тащился грузовик.
– Наш! – коротко сказал дядя Миша. И, выйдя на середину, замахал руками, подавая знак: что, вот мол, мы здесь!
Подъехала серьёзная машина «Студебеккер», американский Ленд-лиз, плата дяди Сэма за человеческие жизни.
Может, детская память такая забывчивая, может, действительно тогда время текло по другому измерению, но для меня, школьника, война была в давнем историческом прошлом, хотя с её победного окончания прошло всего-то одиннадцать лет. А вот теперь, с подрыва великого Советского Союза, прошло более двадцати лет, а кажется – только вчера шумело Красное Знамя над величественной зубчатой стеной Кремля, а теперь ветер полощет другое знамя, другого государства…
«Студебеккер», волоча за собой густую пыль, осел задней парой колёс возле нашего наката брёвен. Из кабины вышли три здоровенных мужика, пожали по очереди руку дяде Мише, потом, как равному, и мне.
– Михаил, где ты такого помощника себе отыскал? Ленится, небось?
– Небось, наравне со мной работает! – переиграл слово «небось» мой наставник. – Мы с ним на пару, оба-два! Физкультурный практикум проходим в родных лесах. На раз – взяли! На два – понесли! Так, что ли? – дядя Миша легонько хлопнул меня по спине.
– Так-на-так, – я перетакивать не буду! – позволил я себе выхвалиться перед мужиками своей бывалостью.
– Ишь, ты! Мужик, однако! – с восхищением поддержал меня один из приехавших, блеснув на солнце золотым искусственным зубом. – Давай, грузиться будем!
– Как, грузиться? – вырвалось у меня.
– Как, как! Пердячим паром, вот как! Берись за конец! – мужик, который меня только что похвалил за самостоятельность, нагнулся над комлем, приподнял его, пробуя на вес, и глазами показал на другой, более тонкий конец. – Бери!
Брёвнышко – ничего себе! Хотя я держал конец, который намного легче комля.
Мужик, крякнув, поднял бревно до уровня плеча, положил конец в кузов, и мы с ним разом сунули лесину.
Никуда не денешься, придётся использовать на полную мощность свою неокрепшую силу.
Вот если б была какая перекладина, можно было бы блочок к опоре подвесить и лебёдкой за один раз машину загрузить. А теперь, как говорят грузчики: нажал кнопку – и спина мокрая!
Грузили «Студебеккер» долго, с передышками. Садились на брёвна, курили, потом снова с матерком и приговорами брались за лесины.
Я старался работать на равных.
– Отдохни, парень! – отстранил меня рукой один из мужиков, когда я пытался ухватить толстый конец бревна. – Надорвёшься. А тебе ещё детей делать надо. Посиди!
– Пусть поработает! Ничего! Берись за лёгкий конец! – дядя Миша отечески подтолкнул меня к бревну. Потом, уже мужикам, расхваливая качество товара: – Лесины сухие, прожаренные, ровные. Хороший дом будет! А в доме – жена хлопотать. Жизнь!
– Михаил, а ты чего не женишься? – вдогонку сказал мужик с весёлой фиксой во рту. Было видно, что приезжие моего наставника хорошо знали.
– Конец обломил! Давай, грузи! Много будешь знать…, – и легко закинул на самый верх комель, а стоящий в кузове, снова блеснув фиксой, подхватил бревно и бережно уложил в ряд с остальными.
Работали долго, но слаженно. Вот уже хвалёная американская машина заметно осела на рессорах, брёвна выше бортов.
– Аллес, – сказал дядя Миша, – в смысле звездец! Коробочка полна до краёв. За эти бублики гоните тугрики!
Мужик, тот, который с фиксой, отвёл в сторону наставника, и о чём-то долго с ним шептался.
– Идёт? – сказал мужик.
– Идёт! – сказал дядя Миша, и посмотрел в мою сторону: – На мальца вот – тоже надо накинуть!
Мужик полез за пазуху, вытащил завёрнутые в носовой платок деньги и стал зубами развязывать узелок:
– Во, тварь, баба! В платок заверни! В платок заверни! Всю плешь проела, стерва!
Все вокруг засмеялись.
– Ты бы в её шерстяной кисет деньги спрятал, и вместе бы сюда прибыли.
– С бабой, что ли? – прикинулся простачком кто-то из мужиков.
– Можно и без бабы, лишь бы кисет не прохудился!
Мужика достали подначки товарищей и он, разозлившись, рванул зубами батистовый в кружевах платок, располосовал его, отдал деньги дяде Мише, а концами платка вытер пыльное потное лицо, и, скомкав, бросил себе под ноги:
– Приеду, прибью, чтоб не позорила!
Мужики, посмеиваясь, расселись в ряд на одном из брёвен, как стая старых воробьёв, и все разом полезли за куревом.
– И-эх! Винца бы теперь… – сказал кто-то из мужиков. – С делами-то до вечера управились.
Мужики наперебой стали говорить: как они дружно загрузили машину, какой лес – прямо под венцы готов! и как хорошо бы это дело обмыть, чтоб изба стояла окнами на солнце, и чтоб в избе дети бегали…
Кто-то из мужиков затянул похабное:
– Ага! Изба нова тёсом крыта…
Дядя Миша внимательно посмотрел на меня, подумал и лёгким движением смахнул меня с бревна:
