Лев Трахтенберг - На нарах с Дядей Сэмом
– Слушай, парень, тебе ведь нужны полки в твой шкаф? Могу найти парочку и недорого возьму – всего по пятерке за каждую.
Я сразу же согласился, так как прожить в карантине мне предстояло два-три месяца, и с моей единственной полкой я бы не разгулялся.
На вновь прибывших неопытных лохах наподобие меня старожилы корпуса и делали свой «гешефт»[27].
Пользуясь тем, что население в карантине все время обновлялось, несколько рубенов моментально выкручивали полки из освободившихся шкафов. После того как зэк переходил на ПМЖ в постоянный корпус, полки по-новой поступали в открытую продажу. Для следующих тюремных новичков.
Увидев мою покорность и желание купить, Рубен начал втюхивать заношенные черные туфли:
– У тебя какая нога? Вижу, что большая. Эти тебе как раз подойдут. Всего 40 баксов.
Из противоположного угла и незаметно от Рубена мне подавал какие-то знаки тридцатилетний белый парень с аккуратной козлиноподобной бородкой «гоати»[28]. Он сидел, свесив ноги на верхней шконке у самого окна и молча, но энергично, раскачивал головой влево-вправо.
Я вежливо отказался.
Когда чернокожий коробейник наконец понял, что продажа сорвалась, он воззвал к моей покупательской способности.
– Русский, тебе сидеть еще долго, и у тебя должны водиться денежки, как и у всякого другого белого парня. Слушай внимательно: я смогу достать все, что захочешь, – сказал он. Затем, подойдя почти вплотную, Рубен наклонил свою потную бычью физиономию к моему уху. Он прошептал: – Если нужна травка, тоже могу устроить. Еще есть брага, которую делают мои братки из Филадельфии. Только свистни – у тебя все будет. Ну и обо мне не забывай – мой процент за доставку товара вполне доступный. – И уже громко, показывая скрюченным пальцем на настенный календарь, прикрепленный к двери кусочком скотч-тейпа: – Так ты сам будешь мыть полы в камере и туалете во время своих дежурств? А как насчет стирки? Слушай, Лио, в двести восьмой живет Хосе, я его к тебе приведу после обеда. За пару баксов он все за тебя уберет! Тебе понравится. Он и за меня вкалывает!
Зная от Максимки и своего адвоката, что внутреннюю тюремную работу по уборке и стирке обычно выполняют латиноамериканцы, я согласился встретиться с трудолюбивым Хосе…
Над Рубеном, на сильно провисшей верхней койке, расположился такой же, как и он, иссиня-черный Патрик. В отличие от своего жизнерадостного соседа-коммерсанта этот поглядывал в мою сторону без малейшей улыбки, а скорее, наоборот – недоброжелательно и подозрительно.
– Русский, ты вообще чем занимаешься, за что сел? Поделись уж с братвой! Мы теперь вроде как одна семья.
На этот случай у меня имелась, как в КВН, домашняя заготовка.
…Свой монолог я мысленно проговаривал несколько раз и в нескольких вариантах еще в Нью-Йорке. В зависимости от ситуации и личности собеседников текст слегка варьировался.
Одно я знал четко – врать не следует, как, впрочем, и приписывать себе несуществующие криминальные заслуги.
Мое уголовное резюме и так выглядело достаточно «внушительно»: две предварительные тюрьмы; три года домашнего ареста; семь адвокатов; два дела в двух разных штатах; два сообщника, один из которых начал сотрудничать со следствием, и шесть «жертв». А в завершение картины – обвинения в ужасном ужасе: «Преступный сговор с целью вымогательства и обмана правительства Соединенных Штатов Америки».
Недолго думая я доступно и достаточно громко выдал свою домашнюю заготовку.
Я понимал, что сегодняшняя презентация будет разнесена сокамерниками практически по всей зоне. Поэтому, стараясь казаться спокойным, а скорее даже равнодушным, я неторопливо пересказал свою криминальную биографию.
Кроме пары испанцев, не говорящих по-английски, мой небольшой поток сознания на тему «преступления и наказания» был выслушан и, как мне показалось, принят весьма доброжелательно.
Имена индифферентных соседей-латиноамериканцев для меня так навсегда и остались тайной.
Следуя примеру остальных, я называл их «Гватемала» и «Мехико». В случае неожиданного приступа братской любви я вставлял одно из немногих знакомых мне испанских слов: «амиго».
Двумя другими хорошо мне знакомыми фразами были «бесаме мучо»[29] и «мучо трабахо»[30].
Как и большинство здешних латиносов, мои испаноязычные сокамерники сидели либо за множественные нелегальные переходы американской границы, либо за то, что работали «мулами»[31] – перевозчиками кокаина.
– Слушай, Россия, я же тебя по ТВ видел! Ты когда про свое дело рассказывал, то вспомнил сразу же! – воскликнул Рубен после моего выступления. Он начал мерить комнату огромными шажищами, энергично размахивая руками.
Он по очереди подходил к нашим соседям, дотрагивался кончиками пальцев до их груди, и говорил:
– Нет, ты представляешь, я его видел по ТВ. Он свой! Нет, ты представляешь? Вот здорово!
Когда очередь дошла до меня, Рубен протянул руку, как для рукопожатия. Я в ответ протянул свою, радуясь, что моя домашняя работа не прошла даром, и ее оценили.
Вместо рукопожатия он сжал руку в кулак. Я сделал то же самое. Мы быстро свели кулаки на уровне груди и стукнулись костяшками.
Атмосфера в камере разрядилась.
В противоположном углу, рядом с недоступным для меня окном, сидел Элвис. Тот самый, который жестами отговорил меня купить рубеновские ботинки. Ему было лет тридцать, и в Форт-Фикс он попал из больничной тюрьмы Форт-Деванс. Когда требовалось серьезное медицинское вмешательство, то в этот зарешеченный центр свозили тяжелобольных зэков со всей страны.
Элвис был одним из официальных тюремных больных.
Свои 48 месяцев он получил за хранение оружия. До своего ареста парень жил в Айдахо – абсолютно сельскохозяйственном штате, где пистолеты и ружья разрешены и так же естественны, как бродвейские шоу в Нью-Йорке.
Как-то раз его машину остановила полиция. В «бардачке» нашли незарегистрированный пистолет, и он быстренько заработал свой срок.
Через пару месяцев пребывания в СИЗО Элвиса избили. На ногах напавшего на него зэка оказались бутсы со стальными вставками в носах. Менты что-то не доглядели и оставили опасную обувь, запрещенную в городских тюрьмах.
Бедный Элвис получил сотрясение мозга, ему сломали нос и пробили череп. Чтобы избежать неприятностей, его немедленно переправили в Форт-Деванс. На лечение и реабилитацию.
Валяясь на больничных нарах, пострадавший сиделец подал в суд на Бюро по тюрьмам. Его папаша нанял адвоката, специализирующегося на подобных исках.
Теперь Элвис спокойненько обживался в карантине Форта-Фикс, ожидая суда над администрацией своей первой тюрьмы, многотысячной компенсации или досрочного освобождения. Всем желающим он с гордостью показывал свой новый розовый пластиковый черепок и шрамы на лице…
Элвис дружил с Элтоном.
По удивительному совпадению на соседних с ним нарах расположился парень, названный в честь сэра Элтона Джона.
Элтон, как и его тюремный товарищ, до ареста жил в какой-то дыре в Вермонте. В Форт-Фикс он перевелся из тюрьмы строгого режима, где отсидел лет восемь.
Тех зэков, которые «становились на путь исправления», отправляли в менее строгие зоны. Мой Форт-Фикс был одной из них. Ниже следовал лагерь.
Еще ниже – в полушаге от свободы – стояли тюремные общежития, уже непосредственно в городах. Там полусвободным зэкам разрешалось работать на воле, но спать они приходили на нары.
Как и Элвис, Элтон попал к нам на карантин из-за своей любви к оружию.
И не только к нему.
Элтон с напарником грабили сельские и пригородные банки. Войдя в помещение, мой новый сосед надевал маску и требовал от кассиров деньги. Элтон показывал небольшой пистолет или его игрушечный заменитель. Подельник стоял на шухере у заведенной и готовой к отступлению машины. В соответствии с внутренними банковскими правилами кассиры были обязаны отдавать грабителям деньги, не задавая лишних вопросов. Никому не нужно убийство или героизм работника и как результат – многомиллионные иски от их родственников. К тому же ни один банк не был заинтересован в антирекламе, так как после ограбления многие взволнованные клиенты закрывали счета и переводили свои тугрики в более спокойные места.
Хотя у каждого кассира под боком была спрятана связанная с полицией тревожная кнопка, но пользовались ею далеко не всегда. Из десятков банковских ограблений, проходивших волнами по Америке, общественности становились известны лишь единицы.
Чтобы хоть как-то остановить эпидемию банковских грабежей, властям пришлось придумать одну небольшую «игрушку».
По требованию полиции и ФБР в каждый банковский сейф начали вкладывать денежный муляж. В «куклу» вмонтировалась небольшая бомбочка, в нужный момент стрелявшая несмываемой краской. После того как она взрывалась в руках грабителя или в сумке, деньги и все вокруг окрашивалось в полицейский ультрмарин.
