Александр Цыпкин - О любви. Истории и рассказы
Однако сегодня мне хотелось уединиться, и не было настроения общаться ни с кем, поэтому я забрался в самый дальний угол сада. Тем более что в книжке, что купил накануне и принес с собой, ожидал получить ответ на вопрос, который задавал себе не раз за прошедшие годы. В ней была статья одного современного философа по фамилии Ливрага. Статья о судьбе, о предопределенности и свободе выбора человека. Может ли человек изменить роковой ход вещей или все предопределено свыше? Неужели цепь мелких событий, ведущих к трагедии, неизбежна? Можно ли почувствовать надвигающуюся беду и выдернуть из зловещей цепи хотя бы одно звено, тем самым разорвав ее?
В саду было тихо, тепло и уютно. Я раскрыл книгу, но вместо чтения ушел мыслями в прошлое. Вновь со мной была она, моя Рита.
…Рита перешла в нашу школу в середине девятого класса. Я влюбился в нее в тот самый момент, когда впервые ее увидел. Как, впрочем, и добрая половина наших парней. Рита долго держалась независимо и ровно со всеми ребятами. И каждый из нас не терял надежды.
До сих пор не знаю почему, но Рита выбрала меня. Это было неожиданное, невероятное счастье! Я благодарил судьбу! Мне казалось, что совсем неслучайно мы оба родились в один и тот же день, шестого декабря. Потом выяснилось, что к тому же оба мы появились на этом свете утром, но я на час раньше, а значит, я был хоть и на час, но старше, как, представлялось мне, и положено быть мужчине. И еще у нас было общее увлечение – филателия. Довольно редкое хобби для девушек. Более того, выяснилось, что мы оба коллекционируем марки с изображением животных… Это увлечение окажется одним из звеньев цепи совпадений, предшествующих трагедии.
Наш роман начался в августе 1985-го, когда после окончания девятого класса мы с одноклассниками поехали на экскурсию в Ленинград. Еще месяца за два до поездки по некоторым незначительным признакам: взглядам, обращенным в мою сторону, смущенным и одновременно радостным улыбкам при моем появлении – мне стало казаться, что Рита выделяет меня из толпы своих поклонников. Но я сомневался, что истолковываю ее поведение правильно, и не решался проявить инициативу.
Все определилось в ленинградском театре на балете «Жизель», на который мы пошли всей нашей туристической группой. Судьба – и я склонен утверждать, что именно судьба, – повелела так, чтоб наши с ней кресла оказались рядом. Хвала общим подлокотникам смежных кресел в том театре! После того как моя рука первой заняла этот общий подлокотник, я почувствовал, как рука Риты мягко опустилась на мою. Будто парализованный, я застыл. Тонкие пальцы ее руки проскользнули под мою ладонь. В ответ я крепко сжал их и медленно повернул голову в сторону Риты. Она неотрывно смотрела на меня. Слова были не нужны, сам ее взгляд, ждущий и притягивающий, был признанием в любви…
Воспоминания мои вдруг прервались: показалось, что в саду рядом со мной кто-то есть. Я приоткрыл глаза, осмотрелся. Никого. Ну и хорошо. Ужасно не хотелось выныривать из воспоминаний, и я вновь погрузился в прошлое.
На этот раз я вернулся в лето 1986-го. Мы вдвоем мчались в моторной лодке по реке. Рита сидела впереди, смеялась и радовалась всему, что видела вокруг: желто-зеленым берегам, речным чайкам, искрящимся на солнце брызгам воды… На реке был остров, который в народе называли Змеиным. На нем и правда обитало много змей, в основном ужи, хотя попадались и гадюки. Их наличие отпугивало от острова многих желающих организовать там пикник или поставить на ночь палатки. Даже рыбаки предпочитали искать удачу в другом месте. Не бояться змей меня научил мой дядька, который брал меня с собой на рыбалку с пятого класса. И именно на Змеиный остров. Он считал, что здесь самый лучший клев. Принцип поведения со змеями, объяснял мне дядька, – мирное сосуществование. Если не трогать змею, не угрожать ей, она никогда не нападет. Надо делать вид, что она тебе безразлична. Ну и конечно не наступить на нее нечаянно.
Рита была смелой и доверчивой девушкой, приняла на веру мою «змеиную» науку и перестала бояться змей. В то лето Змеиный остров был любимым местом нашего уединения. На острове был построенный нами шалаш. Мы называли его «наш первый дом» и благоустраивали как могли. Даже в дождь в шалаше было сухо и уютно. В один из летних дней внезапная гроза и ливень застали нас на берегу реки, и мы ринулись в спасительный шалаш. Оба промокли до нитки. Раздевались молча, дрожа сначала от холода, а потом уже от возбуждения и внезапно возникшего желания обняться, стать одним целым, одним телом… Там, в шалаше, в тот самый день Рита сказала:
– Ты будешь единственным мужчиной в моей жизни.
Произнесла негромко, без всякого пафоса, как бы про себя, и прозвучало это не как клятва, а как констатация факта. Я молча обнял ее…
Безусловно, то лето было самым счастливым в моей жизни, а тот день самым памятным.
Мы были вместе год и четыре месяца, и в это чудесное время моя жизнь была наполнена Ритой. Днем мы не расставались. В десятом классе пересели за одну парту, вместе готовили уроки, ходили в кино, сидели в парке, на углу которого стоял Ритин дом. В 86-м окончили школу и поступили в институты, я – в политехнический, Рита – в медицинский. Но и тогда разлучались только на время занятий в институте, а готовились к ним все равно вместе: или у Риты, или у меня. Излишне говорить, что на всяких мероприятиях и вечеринках мы тоже появлялись вместе. А еще вечерами любили бродить по городу и разговаривать. Болтали обо всем. Я даже удивлялся, что всегда находилась какая-то тема. С тех пор я уверен, что настоящая любовь – это когда ты говоришь и слушаешь любимую, делишься с ней всем-всем, главным и второстепенным, и мнение любимой для тебя самое важное.
Я даже не ожидал, что окажусь таким нежным и чутким влюбленным! У нас была настоящая, всепоглощающая, взаимная любовь. Рита могла быть сильной и слабой, решительной и нежной, порывистой и взвешенной. И каждый раз была такой, какой должна быть в этот момент Женщина. Этот дар был у нее уже в юности. Я гордился ею. Это особенное чувство, когда ты гордишься своей женщиной. Далеко не каждому мужчине в жизни дано испытать его…
Наступил наш день рождения. Ровно двадцать восемь лет назад, шестого декабря 1986 года. Тогда, как и сегодня, была суббота. Отмечать должны были у Риты. Гости были приглашены на семь вечера, а я собирался прийти в шесть, чтоб помочь с подготовкой. Я приготовил два подарка: во-первых, чудесный торт, на котором тонкой струйкой горячего шоколада было выведено «РИТА» и к которому прилагались восемнадцать маленьких свечек, а во-вторых – редкий набор из пяти почтовых марок Бельгийского Конго 1939 года с изображением африканских животных. Этот набор я давно заприметил в коллекции отца моего друга Мишки Крылова. Тот был филателистом с большим стажем, а его коллекция была одной из самых богатых в городе. Я несколько раз предлагал старшему Крылову поменяться или купить у него африканский набор, но тот не соглашался. Тогда я решил давить через Мишку, подговорив его упирать на то, что у меня, мол, день рождения, и Мишка хочет угодить мне с подарком. Утром Мишка сообщил, что папа сдался, и я смогу получить желанный набор. Договорились встретиться в красном уголке в половине шестого.
Красный уголок существовал в нашем дворе столько, сколько я себя помню. Организовало его домоуправление совместно со школой, это было полуподвальное помещение с тремя большими комнатами и санузлом.
Зима в тот год была ранняя, первый снег выпал уже неделю назад. С тех пор то теплело, то холодало, в результате на дорогах и пешеходных тропках появился лед, который городские службы не везде успевали посыпать песком. Хронометраж того трагического вечера я восстановил полностью уже потом, проживая вновь и вновь каждую минуту. Ровно в половине шестого с коробкой торта в руке я вышел из своего подъезда, осторожно проковылял в темноте по двору и через минуту появился в красном уголке. Мишка с Толяном сидели у компьютера.
Я подождал, пока в 17:35 компьютер издал несколько бравурных звуков, довольный Мишка отвалился от стола, полез во внутренний карман пиджака и извлек заветный набор марок, вложенный в полиэтиленовый пакетик.
– Это тебе подарок от нас с Толяном, – сказал Мишка. – Только я догадываюсь, что ты передаришь его Рите, верно?
– Ну, Миш…. Ты же знаешь, что у нас с Ритой теперь все общее, и коллекция тоже, – слукавил я, как мне казалось, лишь ненамного опережая события.
В 17:40 я вышел из красного уголка и направился к Рите. Идти предстояло через парк, затем пересечь дорогу и подняться на третий этаж. В обычное время такой путь занял бы десять минут. Но в тот вечер из-за боязни поскользнуться в темноте и грохнуть о землю коробку с тортом, я шел медленней. Да и спешить было некуда, мы же договорились, что я приду в шесть.
До конца парка оставалось метров пятьдесят, когда впереди, со стороны дороги, я услышал резкий звук тормозов и последовавший за ним глухой удар. Еще не видя, что произошло, я почувствовал, как зашлось сердце, и рванулся вперед. «Жигули» с распахнутой настежь дверью водителя стояли, развернувшись поперек дороги. Подлетая к месту трагедии, я краем глаза заметил фигуру какого-то юнца, убегавшего в темноту парка. Потом оказалось, что машина была угнана, а угонщика-убийцу так и не нашли.
