Эсфирь Коблер - Сны и сновидения

Но, в конце концов, и эти экскурсии, и шумный восток, и пряные блюда – все мне надоело. Меня вновь одолела бессонница – гостья моих последних месяцев. По вечерам я стал спускаться вниз – посидеть на веранде перед фонтаном, чего-нибудь выпить, поглазеть на публику. Я подружился с ночным портье – Али, красивым пожилым человеком, похожим на Омара Шарифа.

Вскоре мы заговорили с ним по-дружески, и он спросил меня:

Вас, наверное, одолевает скука?

Я ответил, что так оно и есть. Я выложил ему все. Все, что не сказал бы и на исповеди. Часто незнакомому человеку, которого больше никогда не увидишь, легче выложить то, что накопилось на душе, чем близкому другу.

Омар внимательно меня выслушал.

– Вы бежите от самого себя, – сказал он, – обычное дело. Но примите мой совет – НЕ СМОТРИТЕ В ЧУЖОЕ ЗЕРКАЛО, ТАМ ВЫ НЕ УВИДИТЕ СЕБЯ.

Я опешил: а ведь это правда, я стараюсь посмотреть в чужое зеркало.

– Что же мне делать? – спросил я.

– Хотите, я отправлю вас поохотиться? В Танзании у меня есть знакомый егерь, я переговорю с ним

Вот так я очутился посреди саванны с ружьем в руках. Завтра у нас нешуточная охота, не для развлечения американского туриста, я иду с местными охотниками на льва-людоеда, и я заплатил большие деньги, чтобы они взяли меня с собой. Здесь я, наконец, понял, что мы живем как бы вчерне, откладывая настоящую жизнь на потом, как будто потом кто-то за нас её проживет. А настоящая жизнь вот она – сейчас, и другой не будет. Я начинаю понимать мою жену – она хотела жить настоящей жизнью. Теперь я должен выспаться перед охотой. В маленьком домике мне выделили отдельную комнату, занавешенную простой марлей. Никаких удобств. Глушь. И это я, настоящий Кай Ро, теперь я попробую узнать самого себя, а не удачливого бизнесмена, получившего образование в Гарварде и быстро сделавшего карьеру.

Мы выехали на рассвете. Восход солнца в саванне – это что-то особенное. На несколько минут все замирает в абсолютной мгле. Первобытная тишина. Кажется, даже ветер не шевелится, и вдруг почти внезапно выпрыгивает на горизонте огромный алый диск солнца. Только увидев такое, понимаешь, что так было всегда, миллионы лет. Это и есть бесконечная вечность. Мне казалось, что больше всего я люблю ночной Нью-Йорк, но теперь я засомневался в этом. Пустынную рассветную саванну я не забуду никогда.

Мои спутники настроены куда менее романтично. Я тоже чувствую, что предстоит очень опасное дело. В засаде оставили буйвола, но, почуяв близость человека, не захочет ли лев-людоед насладиться более легкой добычей – человечиной?

Сначала все было тихо. Часа два, изнывая от жары, мы сидели под деревом, где устроились так, чтобы было видно буйвола. Наконец появился лев. Громкий страшный победный рык слышен издалека. Огромный гривастый лев поворачивает к нам свою голову, и я вижу его глаза, глаза, налитые ненавистью и кровью. Господи! Он кидается на охотников. Но не на нас, с нашими современными ружьями – я и главный охотник заповедника, Симон, стоим несколько правее, – а на местных, у которых ружья-то из умершего 19 века. Мы стреляем, стреляем, стреляем, но пока он терзает одного из охотников, мы попадаем только в бока и спину, и кажется, что его дубленая кожа даже не чувствует пуль! Местные охотники бросились к нашему старенькому джипу, я не увидел, а только услышал, как завелся мотор, и против разъяренного подстреленного льва остались только двое – я и Симон, – двое посреди бесконечной, первобытной саванны. То чувство, которое владеет мной, это не страх, это спонтанное магнетическое желание замереть, сделаться невидимым, исчезнуть. И лев повернулся к Симону. Я не шевелился. Не мог. Симон стрелял и стрелял, а лев все шел на него и шел. Он не отступил, пока не раскроил Симону голову, а потом, пройдя мимо меня, окровавленный и огромный, пропахший запахом боя и смерти, упал под деревом и больше не шевелился, только глаза его смотрели куда-то вдаль гневно и печально. Я бежал, не разбирая дороги, кричал, падал и умирал. Когда обрушилась страшная ночь, я забился в узкую пещеру, понимая, что в любой момент может прийти смерть. И она пришла.

ВРЕМЯ В ПРОСТРАНСТВЕ АФРИКИ ТЕЧЕТ ПО ИНОМУ РУСЛУ РЕКИ. ОНО ЗРИМО. ОНО ОСЯЗАЕМО. ОНО – ДРУГОЕ.

Кто я?! Двуногий среди других двуногих. Вокруг меня они – черные, обросшие шерстью. А я белый и без шерсти. Старший показывает, что они сняли с меня вторую шкуру, и я слабый и белый. Они кричат и стучат. В огромной пещере светит огненный шар, маленький, но светлый и теплый, туда бросают сучья, чтобы он светил, все прыгают вокруг него и показывают на меня. Но ко мне подходит самка маленькая и хорошенькая, она смеется, и между ног у меня оживает звериное желание, и я кричу и хватаю ее и жестко подминаю маленькое тело под себя. Я весь проникаю в нее, я рычу и кусаю ее, растягиваю ее внизу, кусая выпуклые бока и впереди, потом переворачиваю ее, и похотливая свистопляска продолжается. Идет кровь, и все самцы бросаются слизывать кровь самки, а я не могу оторваться от этой маленькой самки, рычу и ухожу все глубже и глубже, пока старший самец не отрывает ее от меня и не кладет под свою тяжелую тушу, а остальные самки принимаются облизывать меня, урча и тихо рыкая.

– Ты другой, – говорит вождь, – без шерсти и белый – мы тебя не съели. Кто ты? Ты необычный и ты сразу берешь самку. Кто ты и откуда?

– Не знаю.

– У тебя есть вторая шкура. Кто ты?

– Не знаю.

– Ты продолжаешь род как бык, который дает семя всем пасущимся с ним. Кто ты?

Я не знаю.

Мы не съедим тебя, пока не узнаем, что самое важное в тебе, что нужно съесть.

Я не знал, что ответить вождю. Моя вторая шкура не была шерстью, она лежала в пещере на виду, как кожа, снятая с двуногого. Все удивлялись: ведь с меня сняли шкуру, а я остался жив, двуногий с двумя шкурами, так прозвали меня. Племя решило разорвать шкуру на кусочки, чтобы каждому достался кусок, предохраняющий от первой смерти.

Вождь сказал мне: «У тебя две шкуры и две жизни. Нам повезло, что ты с нами. Самая большая честь – съесть того, кто из другой пещеры и взять их силу, но ты не из пещеры, ты с неба, хотя мы нашли тебя в глубокой пещере, а выход из нее загораживали кости гривастого убийцы, оставайся с нами, ты будешь давать семя нашим женщинам».

Я не умел охотиться и не знал, какие плоды собирать, но пока мужчины охотились, я брал одну из женщин и спускал в нее семя, это очень радовало всех. Чаще всего я брал маленькую Ло, ту, что я увидел и взял первой.

Когда выпадала удачная охота, и было много мяса, его держали в небесном огне, который всегда светил в углу пещеры, а когда оно становилось мягким, разрывали и съедали то, что каждому давал вождь. Мне и себе он давал лучшие куски, чтобы было больше силы. А потом мы делили Ло… Мы почти разрывали ее и рычали. Как огромный зверь с желтой гривой, здесь я был равен вождю, но в остальном я был хуже младенца. Я ничего не умел и ничего не знал.

Сначала меня научили ловить рыбу. Надо было так встать, чтобы тень падала на камни, а не на воду, тогда рыба тебя не видит, она плавает вокруг тебя, а ты ее руками ловишь, но руки должны быть быстрыми, и в конце концов я наловчился и приносил одну и еще одну, а иногда и еще одну рыбу в пещеру. Они были большие и толстые, и женщины с удовольствием их ели. Однажды меня взяли на охоту. Мне показали яму, на дне которой была палка, и вождь сказал мне, что если закрыть яму травой, то зверь не видит. Когда попадается большой зверь, то племя долго будет сыто, а когда маленький, это плохо. А еще можно бежать долго-долго за зверем, который тебя не съест, и запустить в него острой палкой. Это самая лучшая охота, но не всегда получается, потому что часто охотится за тобой большой Зверь с желтой гривой и громко рычит, он может убить всех.

Я так испугался и задрожал, что не мог идти, и меня отнесли в пещеру и все мужчины смеялись надо мной. Но вождь сказал, что хотя я сам не могу охотиться, но приношу им удачу, и приказал мне сделать так, чтобы удача всегда сопровождала их. Я долго думал. Потом взял черное дерево из деревьев небесного огня, который всегда горит в пещере, и стал на стене пещеры изображать ту охоту, которую я желал своему племени.

Следующая охота была особенно удачной, и все сказали, что это я помог. Постепенно я стал также нужен как вождь. Он говорил, что видел такое, как я делаю на стене, давно, маленьким, когда жил далеко от большой воды в другой пещере, что каждый из нас и охотник и зверь, и мы должны перед охотой показать зверю, что мы его не боимся, любим, но должны убить, чтобы съесть. Мы брали шкуры тех, кого хотели съесть и показывали, что мы будем делать, а я на стене изображал, как все будет. И мы так готовились к охоте, что почти всегда воины приходили с добычей, а я с рыбой. И всем было хорошо. Но ночью мне было страшно. Мне снились странные сны. Будто я живу в какой-то прозрачной пещере, там, где летают птицы, а внизу бегают какие-то жуки, на которых ездят двуногие. Я кричал от ужаса и просыпался. Я рассказывал племени эти сны, и все качали головой, а вождь говорил: Ты видишь далеко, через много лун вперед, ты сын неба и оттуда свалился, но там не так хорошо как у нас, поэтому тебе страшно.