Андрей Битов - Нулевой том (сборник)
– Я… ты узнал?
– Ты не изменилась, ты, наверно, всю жизнь была одна и та же. Тебя можно хранить в Севре близ Парижа…
– А вот Мариша… Помнишь еще тетю Маришу? Ее внучки сейчас у меня гостят. Не видел? Полные идиотки. А это наш младшенький, любимец Алеша, его ты не можешь помнить, он погиб еще до войны… Он был офицер. И знаешь, когда влюбился, а ему отказали, расстреливал на камине стаканы с простоквашей. А потом женился на женщине старше его с тремя детьми. Господи! Только с тобой я и могу еще повспоминать… Никого родных не осталось. Дедушка-то твой помер еще до революции, оставил мать и весь вот этот горох. Я была старшая… Знаешь, какая первая была моя работа? Такие кипятильники артель делала, прямо в кружку опускать.
– Это и теперь новинка, – бормочет Сергей.
– Отец-то мой смерть свою чувствовал. Побрился, помылся, переоделся, повез маму на базар… Голод уже был, война. Купил ей шубу кротовую, она в ней до самой смерти ходила… мешок рису… и умер…
Екатерина Андреевна смотрит на сына и видит, что тот задремал. Переводит взгляд на Ивана Модестовича – оба спят, в разные стороны головами. Бережно принимает из рук сына альбом. Смотрит в спокойное лицо сына, листает альбом… Зажмуривается: по дачной аллее бежит девочка в платьице с оборочкой – «Папа!» – повисает на шее у ласкового, душистого господина в котелке и с тростью. Сыплются со всех сторон счастливые братишки и сестренки – «горох». Счастливая, против солнца лица не разобрать, выходит в длинном платье молодая красивая мама.
…Екатерина Андреевна отряхивается, прогоняя видение – видит сына. Смотрит на него с долгой нежностью…
…Сергей Андреевич стоит на одном колене перед Наной, целует руку. Нана серебряно смеется, но смех ее меняется, она выдергивает руку и смотрит поверх Сергея Андреевича с ужасом. Сергей Андреевич оборачивается и видит Варю с огромным животом… Вскрикивает…
И просыпается.
Солнце бьет в лицо. Ноги заботливо укутаны пледом… Он с раздражением сбрасывает плед, вытирает лоб. Ивана Модестовича нет, а есть – вконец развалившийся шезлонг. Слышен звонкий, дурашливый двойной смех.
Сергей Андреевич оборачивается – видит кузин. Они пилят бревно на козлах, поглядывают в его сторону и киснут от смеха.
Сергей Андреевич подымается и, пластично вышагивая, направляется к ним.
– Здрасте.
– Здрасте… – Обе одновременно потянули на себя пилу и совсем изнемогли от смеха.
– Которая из вас Тоня, а которая Таня?
– Она… – тычет одна в другую. – Нет, она Тоня. Нет, наоборот.
Смеется и Сергей Андреевич.
– Давайте, помогу.
Обе бросают пилить.
– Я с этой стороны, а вы – с той…
Девицы, толкаясь, тянут в ту же сторону, что и Сергей Андреевич. Полный восторг.
– Нашли чем баловаться! – грозно объявляется Екатерина Андреевна. – Что за детская забава – пила! А ну марш посуду мыть!
– Сами сказали… – обижаются девицы.
– Марш, марш! Ржут, как лошади… Человека разбудили.
– Да я, мама, сам проснулся.
Девицы ушли, оглядываясь на Сергея Андреевича. Он помахал им рукой.
– Полон дом народу, а ни от кого толку… – ворчала Екатерина Андреевна.
– Да ты не беспокойся, я один напилю.
– Ты с ума сошел! – сказала Екатерина Андреевна, поспешно хватаясь за вторую ручку. – Ты еще будешь у меня работать! Не отдохнул с дороги!..
– Мама, это смешно: посидеть перед дорогой, проводить, встретить… Дорога уже давно не та, чтобы «отдыхать с дороги», – а мы все еще так говорим.
– Ты хочешь сказать, что твоя старая мать устарела? – не вполне искренне, даже кокетливо говорит Екатерина Андреевна. – Я не спорю. У меня осталась уже только одна дорога, видно, я никуда не поеду отсюда.
– Что ты говоришь, мама?!
– Я хотела бы только, чтобы меня похоронили вон под тем кедром, – показывает она на мощное, отдельно стоящее дерево у пристани. – Я очень люблю это дерево. Когда все угомоняется вечером, даже хожу к нему, сяду под него и беседую… с тобою.
– Мама!.. – сын обошел козлы и нежно обнял мать. – Что ты, мама! Ты устала…
– Сынок… – Старуха припала к груди сына. – Я так каждый раз боюсь, что не увижу тебя больше… А ты приезжаешь – разве я тебя вижу? Дура, ругаю себя потом, где ты была, что делала целые дни! Сидела бы и смотрела…
– Мама, мама… – гладил ее сын и не знал, что еще сказать.
– Что же это я! – оттаяв, тут же всполошилась Екатерина Андреевна. – Ничего еще не сделано, а я тут развела нюню… Звери не кормлены, Иван Модестович сейчас свою кашу начнет требовать, баня не мыта… Ты же в баньку вечером захочешь! Виктор Викторович тоже большой любитель…
– Ну, баньку-то мы сами справим… И зверей я с удовольствием покормлю…
– Ну вот, все ты… Где же Варя! – рассердилась Екатерина Андреевна. – Обещала же приехать мне помочь!..
– Варя? – удивился, отодвинувшись, Сергей Андреевич. – Ты с ней виделась?
– Что в этом удивительного?
– Да нет… – несколько смешался Сергей Андреевич. – Просто она мне ничего не сказала…
– А ты ее видел? – в свою очередь слегка удивилась Екатерина Андреевна.
– Видел… У парома… – согласился Сергей Андреевич неохотно.
– А, вот в чем дело… Я-то недоумевала, на чем ты приехал… – Екатерина Андреевна словно бы недовольна. – А она тебя первая встретила. Шустрая девица… – Все установив для себя, Екатерина Андреевна окончательно рассердилась на Варю. – Ты знаешь, что она беременна?
– Так она тебе все рассказала?! – ужаснулся Сергей Андреевич. – Вот… – процедил он зло сквозь зубы.
– Почему бы ей от меня таиться?
– Так ведь… Это ее, в конце концов, право и дело… Но врать-то зачем! – вспылил Сергей Андреевич.
– Что врать? – уже насторожилась Екатерина Андреевна.
– Что она с тобой не виделась… Скрывать от меня, что все тебе выложила!..
– Ну, может, постеснялась… Девчонка ведь… – обескураженная вспышкой сына, оправдывалась Екатерина Андреевна. – Постой… Позволь, – спохватилась она наконец. – Почему она должна была тебе докладывать? Ты-то тут при чем?..
– Ничего себе!.. – с разгону выпалил Сергей Андреевич. – Ребенок-то чей?..
Екатерина Андреевна охнула, и он осекся, закусил губу, спохватился…
– Погоди… Избавь… Что-то ты врешь… Ты же не был здесь, считай, год?..
– В Москве… – с досадой сказал Сергей Андреевич.
– А она мне сказала, что в Москве тебя не видела…
– Так она тебе, выходит, ничего не сказала?.. Болван! – хватил себя Сергей Андреевич по лбу. – Идиот! – взвыл он.
– Возьми себя в руки.
– Ты же ничего не знала…
– Опомнись, Сергей! При чем тут я… О тебе речь. Будто не ты мне сказал, а сам впервые от меня услышал, право…
Сергей Андреевич криво усмехнулся. Екатерина Андреевна задумалась.
– Да ты с ума сошел! – догадалась она. – Как же тебе быть?
Сергей Андреевич повел плечом.
– Что теперь будет с твоей помолвкой?
– Какой помолвкой?.. – удивился Сергей Андреевич.
– Ну, с певицей твоей…
Сергей Андреевич рассмеялся:
– Вряд ли это можно считать помолвкой… Мы, собственно, муж и жена.
– И ты мне ничего не сказал! – запричитала Екатерина Андреевна, обо всем забыв.
– Так мы еще так… не расписаны.
– И давно?
– Не расписаны?..
Сергей Андреевич усмехнулся.
– Да уже больше года.
– А Варя ездила в Москву два месяца назад, – размышляла вслух Екатерина Андреевна. – Немудрено не поступить… Абитурентка… Ой, беда!..
– Беда… – Сергей Андреевич счел это юмором. – Ты точно, как Шаляпин, сказала…
– Как Шаляпин… – удивилась Екатерина Андреевна.
– Ну да, – неловко продолжал Сергей Андреевич. – Мейерхольд пригласил его на свой спектакль, спектакль на ура, а он все волновался: как Шаляпин?.. А тот сидел, сидел весь спектакль, ни звука не проронил, а потом встал и сказал: «Ой, беда!..» И ушел.
Сергей Андреевич глупо замолк.
– Смех… – Екатерина Андреевна рассердилась. – Постель у вас теперь близко – вот ваша беда…
Сергей Андреевич поднял брови.
– Удивительно! Послушать вас, раньше люди и не жили…
– Не было этого.
– Откуда же все взялись?
– Взялись-то оттуда же, а этого – не было, – упрямо повторила Екатерина Андреевна.
– О чем же тогда во все времена все книги написаны? – с удовольствием уклоняясь от сущности разговора, улыбнулся Сергей Андреевич.
– Вот и написаны, потому что всего этого в каждой жизни было мало. Теперь-то что написано? Теперь уже не пишут, а живут по писаному…
– Мам, а это интереснейшая литературоведческая мысль! Нет, я не смеюсь, правда…
– Смейся, не смейся, а сюжет у тебя – банальный. Придется тебе от твоей Наны отказаться.
– С чего бы это?.. – от беспомощности Сергей Андреевич становился слегка нахален.
– А как ты ей об этом расскажешь… что она?..
– Тут же прогонит! – сказал Сергей Андреевич словно бы с гордостью. – Только она об этом не узнает никогда.
