Инна Тронина - Операция «Купюра»
– Тысяча семьсот пятнадцать рублей. Пусть Ружецкие не отказываются – они от чистого сердца. Я рассказал им, как всё было.
– Саша? Он же с Михаилом не ладил, кажется? – удивилась Лариса.
– Он всегда мечтал помириться, – заметил Всеволод. – Я ему поклялся, что постараюсь всё наладить, когда закончим операцию «Купюра». Не успел…
– Ну, если они так захотели, то почему бы не принять? Сейчас этой семье деньги точно не помешают, – задумчиво сказала Лариса. – Если уж Саша так решил, он от своего не отступит. Да, Севочка, нам только что позвонила какая-то женщина, с очень приятным голосом. Просила передать, что тебя ищет Лилия Николаевна. Ты понимаешь, о ком идёт речь?
– Да, разумеется. Спасибо, мама Лара, что вспомнила. – Грачёв, неожиданно для самого себя, ощутил мягкое тепло в груди. Значит, Лиля действительно звонила, и Сашка не врал.
– Сева, она уже знает, что стряслось в Шувалове. Прямо-таки плачет в трубку. Выходит, Миша тоже был с ней знаком?
– Да, мы оба знали Лилию Николаевну, – сдержанно сказал Грачёв. – Ладно, я ей перезвоню. А вы уж постарайтесь передать деньги как можно скорее. У меня куча дел. Я тут ещё одну авантюру задумал, только сглазить боюсь…
– Мало тебе других авантюр! – Мама Лара тяжело вздохнула. – Впрочем, уже то хорошо, что ты пришёл в себя. Честно говоря, я очень боялась за твою жизнь, за твой рассудок.
– К сожалению, они действительно были под угрозой, – признался Грачёв. – Но теперь это в прошлом, так что не волнуйся. Не буду больше тебя задерживать. Пока, мама Лара, и удачи тебе!
– Береги себя, Севочка, – сказала мачеха и положила трубку. От усталости и волнения она забыла, что, по правилам приличии, нужно было дождаться, пока это сделает пасынок.
– Давай-ка, позавтракаем быстренько, и едем! – Саша вышел из кухни, уже одетый и выбритый. – Захар сказал, что нужно похоронами заняться. Он говорил со всеми – с Милорадовым, с более высоким начальством. Уже известно, что хоронят четвёртого числа, на Южном кладбище, с воинскими почестями как и Михаила Ивановича. Не знают только, удастся ли их рядом положить – ведь формально они чужие друг другу.
– Так его отчим, Николай Родионович, тоже там! – вспомнил Всеволод. – Странно – жили все в северных районах, а хоронят их на Южном кладбище. Неудобно будет навещать, вот в чём дело! Ну да ладно – машина есть, справимся.
– Кроме того, – продолжал Саша, – Светлана требует отпевания. Да и Галина Павловна, скорее всего, того же мнения.
– А почему нет? Если крещёный, можно отпевать, – Всеволод вспомнил, что ему говорил вечером Юрий и даже покраснел. Да как он мог даже подумать о том, чтобы застрелиться? Без него тут мало печалей!
– Кстати, наши-то, мать с братиками, тоже на Южном, – напомнил Саша. – Я папу туда часто вожу, да и Соню тоже – когда её муж занят. Ладно, ополоснись, и быстро за стол – силы ещё понадобятся.
– Сашка, дай с новым другом поздороваться! – Юрий налетел откуда-то, как вихрь, но сразу же заметил хмурое лицо Грачёва. – Ты что, опять хандришь? Мы же договорились!
– Ну, не вприсядку же ему плясать, – строго заметил Минц. – А об остальном речи уже нет.
– Ты дедулю-то будил? – почёсывая вихрастую макушку, спросил племянник.
– Нет, пусть выспится. И так с нами вчера намучился.
– Юрка, тебе от любовницы с ребёнком так рано возвращаться нельзя! – подмигнул Грачёв Далю. – Обожди маленько. Или на работу пора?
– Я во вторую смену сегодня, а халтура подождёт, – успокоил тот. – Между прочим, передавали, что на улице здорово потеплело. Не наворачивайте на себя лишнего – взопреете. Я вас провожу, дождусь, пока дед встанет, чтобы не убегать вот так, по-английски. А вам уже на завтрак времени почти не остаётся, так что шевелитесь – в темпе вальса!
Юрий оказался прав – погода смягчила свой норов. Тучи заволокли низкое небо, и лишь изредка между ними проглядывала мутная синева. Лежащие в центре проезжей части Большого проспекта трубы засыпало снегом, и вокруг сразу стало чище, наряднее. Грачёвские «Жигули» были припаркованы на 16-ой линии, и потому Всеволод с Александром завернули на угол дома.
– Кто за рулём? – спросил Минц, когда Грачёв достал ключи из портмоне.
– Глупые вопросы задаёшь, – достаточно миролюбиво отозвался хозяин машины.
– С Юркой-то насчёт телевизора договорился?
– Конечно – когда прощались. Ты ко Льву Бернардовичу в комнату заходил, потому и не слышал. Послезавтра в одиннадцать утра подскочит к нам на Кировский. Ему раз плюнуть всё это починить…
Пока прогревался мотор, они оба в авральном порядке чистили «Жигуль» от снега и наледи. Потом, разгорячённые и довольные, забрались внутрь. Там было тепло от печки, и светился плафон под потолком. Когда Грачёв надевал зеркало и «дворники», из-за туч прорвался луч зимнего, низкого солнца. Но всё равно почему-то стало радостно. Всеволод вспомнил о своём рапорте и Лилькином звонке на Кировский.
Но в следующую секунду жгучий, самому не понятный восторг показался горьким на вкус. Может быть, теперь всё таким и будет в его жизни. Впереди маячил тяжкий разговор с Милорадовым, а после нужно было завершать формальности по операции «Купюра». А потом… О, Господи… будут хоронить брата!
И все, даже если ничего не скажут, будут помнить о том, что на его месте должен был быть Всеволод. И не подойдёшь не к каждому, не объяснишь, что Михаил элементарно провёл его, заставил жить и страдать. И всё же Юрка Даль прав. Раз за жизнь Грачёва Ружецкий отдал свою, значит, спасённый обязан принять этот дар – ради светлой памяти своего спасителя…
– Сева, мы опаздываем! – Минц взглянул на свои «командирские» часы.
– Да-да, сейчас! – И Грачёв дал задний ход.
Небо постепенно синело, но ветер переменился. Страшный, парализующий холод отступил. И показалось, что пахнуло весной – ещё такой далёкой, но пронзительно-желанной.
– Ты как хочешь выруливать? – Минц щурился, глядя на бьющее в глаза солнце.
– Через Средний. Только бы там нигде не задержаться.
Яростно, как весной, чирикали на липах воробьи, и ослепительно сверкал чистый снег. По тротуару двое мальчишек везли на санках третьего, маленького. И Грачёв вдруг вспомнил Лилькиных сыновей, а потом облегчённо вздохнул, снова радуясь жизни. Да, все они, живые и мёртвые, когда-то были такими…
Эпилог
Как назло, ближайший к могиле мужа кран оказался перекручен, и Нонне Кирилловне Бондаревой пришлось идти за водой в соседний сектор кладбища. Там, как она помнила, была ещё одна колонка. Вдова только что посадила в раковину маргаритки, и теперь хотела их как следует полить.
Розовые весёлые цветочки так вписывались в солнечное летнее утро, когда ещё не придавила город жара. Но по всему было видно – раз на небе ни облачка, и ветра нет, погода снова будет отличная. После кладбища Нонна Кирилловна собиралась на дачу в Тайцы. Середина июля, дождей нет, работы невпроворот, и нужно пользоваться удобным случаем.
Обходя раковины, стараясь не задевать за кресты и плиты, Бондарева пробиралась между могилами. Кое-где в зелени мелькали чёрные, как у неё самой, косынки; и многих из этих женщин Нонна хорошо знала. Она уже открыла кран, подставила под него цинковую лейку, и в это время услышала мелодичный женский голос.
– Сева! Севочка, я прошу тебя, встань же наконец! Мы Шуре обещали быть у него в двенадцать…
Лейка между тем наполнилась до половины – больше пожилая женщина всё равно не могла поднять. И потому, закрутил вентиль, Нонна Кирилловна на цыпочках пошла в ту сторону, где слышались голоса, звенела лопатка о ведёрко, и тоже плескалась вода.
За большим, громоздким памятником Бондарева увидела относительно свежую могилу, заваленную цветами и венками. На ней ничком лежал молодой брюнет в чёрной рубашке с коротким рукавом и потёртых синих джинсах. Потом он резко встал, дотронулся ладонью до небольшой гранитной плиты и тяжело вздохнул. Рядом стояла белокурая стройная женщина в лёгком летнем платьице. Когда она обняла своего спутника и прижалась подбородком к его плечу, дальнозоркая Нонна Кирилловна увидела, какие у неё огромные светлые глаза. Тут же, на скамейке, стояли их ведро с лопаткой и лейка.
Парень наконец-то разогнулся, отряхнул колени и сел рядом с ведёрком. Он закурил, и даже издали было видно, как дрожат его пальцы.
– Сева, давай мы завтра хоть на целый день сюда придём – в воскресенье! А сегодня надо Шуре помочь. Он же не может вещи таскать – недавно из санатория вернулся. И ты сам хотел помочь ему с девочками перебраться на дачу.
– Лилька, я маразмом не страдаю, и помню всё. Мы же на машине – успеем. Не гоношись – всё будет нормально.
Голубое, без единого облачка, высокое сейчас небо торжественно сияло над пёстрым, похожим на ковёр, кладбищем. Над цветами жужжали пчёлы, а вышине громко свистели стрижи.
