Алексей Ефимов - Бездна
«Ты счастлив здесь? А Лена счастлива? А маленький Игорь?»
«Не в деньгах, говоришь, счастье?»
«Ты хотел бы вернуться в прошлое и попробовать снова?»
Нет. Ни в благоустроенную двухкомнатную квартиру, на денежное довольствие к женщине, ни в чертову школу к Проскуряковой и Штауб, ни к самому себе полугодичной давности. Я хочу в будущее. Я хочу быть счастливым. Чтобы все было как у всех: семья, работа, любовь, дети (но только без бюргерства, без мещанства), – и не нужно оттаскивать меня назад, в прошлое, с его яркими красками и ретушью, лживо подсовываемыми памятью. Я прекрасно все помню, и, появись шанс вернуться к камню, где начертано будущее, снова пошел бы сюда. Когда появляется шанс изменить что-то, человек ищет повод оставить все как есть и убеждает себя в том, что ничего менять не нужно. Он годами так делает. Всю свою жизнь. Что касается холода и скверного настроения, так это временно. Кроме того, скоро избавимся и от некоторых лишних желаний, выращенных в период достатка на скудных почвах, удобренных Олей. И от прилипчивого чувства вины – тоже.
«Сумел убедить себя в том, что любишь Лену? – шепчет внутренний дьявол. – Скажу тебе, что нет между вами и четверти той любви, что была у вас с Олей когда-то».
Когда-то. Даже не верится, что это было: словно не с ними, а с другими мужчиной и женщиной – страстными, любящими друг друга ночи напролет, с зеленым чаем между подходами. Они не сразу заметили, что любви больше нет – двигаясь по инерции. Сколько людей так живут: в псевдосчастливых семьях, где каждый день одно и то же: рутина, скука, мелкие, и не очень, стычки, быт, а супруги коротко и сухо чмокаются перед сном и желают друг другу спокойной ночи?
Если мечтаешь о сладком сне, а не о сексе, после которого наутро ох как непросто вставать, считай, что пора что-то менять в своей жизни.
С работой так же.
Отсутствие ярких эмоций, не говоря уже о чувствах со знаком минус, подскажет тебе, что что-то не так, а дальше тебе решать, что делать. Если оставишь все как есть, то еще в течение многих лет твоя первая утренняя мысль будет о работе, куда нужно идти как на дыбу, и после этого не встанешь с кровати радостно и не помчишься вприпрыжку по улице, полный энтузиазма. Палач опытен и безжалостен. Он любит слюнтяев, лентяев, нытиков, трусов. Медленная мучительная казнь длится всю жизнь, и у каждого есть своя личная пыточная. Сергей Иванович Грачев тоже был там. Он вырвался. Не будь этого, он маялся бы сейчас бок о бок со Штауб и бегал между Олей и Леной. Свыкшись с эпитетами в свой адрес (черствый, робкий, посредственный), отпущенными собственнолично, он жил как жил и думал, что ничего нельзя исправить ни в себе, ни в жизни. Он замер, спрятался в своей маленькой тесной раковине и посматривал на мир тусклым взглядом. Черствый поганый мир. Скучные мелкие люди. Сволочи. Проскуряковы-Штауб. Зачем они? Я – зачем? Красота – где? Любовь? Будущее? Один и тот же зациклившийся сценарий день за днем.
День сурка.
Так было. Ты вспомнил?
Вырвись же вон из своей раковины, чтобы почувствовать запахи и услышать звуки, которые уже давно не чувствовал и не слышал; чтобы дышать и видеть, и пить из того ручья, из которого пил в юности. Беги! Спеши! Не так много времени осталось до того мига, как увидишь финишную ленточку и в груди навеки замрет сердце, и вечность примет тебя обратно в свое лоно, где нет времени и пространства.
Твоя первая задача – вытащить из школы Лену: из этой силосной ямы, где чувствуют себя комфортно лишь члены гнилостной кучки во главе с Галей Проскуряковой, эти черви в грязи эмоций. Она там одна. В обиду себя не даст, с иронией рассказывает ему о коллегах, а между тем его преследует тяжкое чувство, что он бросил ее и сбежал. Теперь, на новом месте, он может начать все заново – не правя ранее написанное – и чем лучше он чувствует себя здесь, тем горше его мысли о Лене. Он помнит слова Михаила Борисовича и его вопросительный отеческий взгляд из-под кустистых бровей.
– Уходите от нас, значит? – сказал он со вздохом. – Не осуждаю, что же теперь. Жаль впрочем, жаль. Будем искать вам замену, а это в наше время не просто. Лена пока останется? – спросил он.
– Да. – Он почувствовал, как краснеет.
– Не волнуйтесь, мы поддержим ее, присмотрим. Галя допросится. – Он сделал паузу. – Это у нее оттого, что мужа нет. А ведь когда-то у нас чуть роман с ней не случился. Двадцать лет назад. Не верится, да? Она не была такой. Искала себе пару, посматривала на меня, а я был женат и с дитем, не до интрижек. Я ушел в горисполком, а к тому времени как в девяносто третьем вернулся, она вышла замуж, развелась и стала стервой. Поэтому чисто по-человечески мне ее жаль. Но я не буду вечно терпеть.
По-мужски крепко пожав друг другу руки, они расстались.
Через неделю ему выдали на руки трудовую книжку.
Не снится ему это? Почти два десятка лет провел он в этих пропитанных знаниями стенах: вошел в них зеленым юношей после ВУЗа, а уходит мужчиной с пепельными висками, морщинами и с опытом, который тянет его вниз.
«Восемнадцать лет! Полжизни. Столько всего было в эти годы, и хорошего и не очень, и просто будничного, одни куски прошлого навечно сгинули в глубинах памяти, а другие лишь подернулись дымкой, сквозь которую плохо видно. Оглядываясь, ловишь себя на мысли о том, что лучшие годы остались там и что не будет дана тебе и малая доля прежнего счастья. Ушла юность, а вместе с ней и умение радоваться. Зато чего хватает, так это цинизма и шишек. Ты втягиваешь голову в плечи, чтобы, не дай Бог, не стукнуться, трусишь, твоя осанка испорчена, а взгляд направлен вниз, в землю.
Сможешь ли выпрямиться и посмотреть вверх?»
– Вот и мы! Цветов не надо! Лучше горячего чаю!
Стряхивая с шубы снег, Лена с улыбкой смотрела на сына, который сел у двери как маленький неуклюжий мишка с розовыми щечками:
– Ты у нас дедушка?
– Я не дедушка. Я устал. Мам, помоги! Сапог не расстегивается! – сквасился он.
Мама присела рядом на корточки.
– Снова заело?
Взявшись за скобку молнии, она дернула, еще раз – и в конце концов замок сдался.
– Мы его снимем и вручим дяде Сереже! – многообещающе сказала она. – Да? – сказала она громче, чтобы ее услышал дядя на кухне. – Он обещал, что починит.
– Да, да, – услышали они с кухни. – Несите.
Взяв сына подмышки, она помогла ему встать, а в это время пришел дядя, не то чтобы мрачный, но квелый.
– Холодно? – спросил он.
– Да. Зато мы были на елке, были в ледяном замке и с горки катались.
– И ты?
– Два раза.
– На санках! – прибавил румяный мишка, показывая на пластиковые санки-ледянки с ручкой,
– Как в детстве. Ух! – Выразила восторг мама.
– Ты еще там упала! Помнишь?
– В конце горки подпрыгнула на трамплинчике. Класс! Пошел бы с нами – взбодрился!
– Я лучше выпью кофе.
– Как знаешь. Если будешь такой бука, Дед Мороз на тебя обидится.
– И что? – пожал он плечами. – Это его проблемы.
Игорь стоял рядом с матерью и внимательно слушал, о чем говорили взрослые.
– Я не буду букой, я буду хорошо себя вести! – заверил он мать. – И буду наряжать елку. А если дядя Сережа не хочет подарок, то и ладно. Вот!
Лена расстроилась: сын снова выдал нечто такое, отчего ей стало не по себе. Он ревнует мать и не торопится дружить с дядей Сережей.
– Подарки будут всем, – сказала она. – Дедушка Мороз добрый.
– И ему будет?
Он имел в виду дядю.
– Да.
– Не надо.
– Почему?
– Он не маленький. И не хочет. Пусть Дедушка подарит мне два.
– Дед Мороз не любит, когда дети так говорят. Он любит скромных и добрых.
– И ладно! – Игорь надулся и пошел в зал как был: в зимнем комбинезоне и в кроличьей шапке-ушанке со связанными снизу ушками. Сев на диван, он по-взрослому скрестил на груди руки, уткнулся взглядом в пол, хмурясь, но тут же вскинул голову и бросил невидимому Деду:
– Не любишь, да? А я в тебя тогда верить не буду! Вот!
Он высунул язык.
Сев рядом с сыном, Лена обняла его.
– Дедушке досталось, да? Игорь Вадимович никому не дал спуску? А улыбнуться он не хочет случайно в честь праздника? Скоро будем наряжать елку, вешать на нее игрушки, дождик. В прошлом году, помнишь, елка у нас была маленькая, а в этом году большая! Здорово, да? – она улыбнулась. – Дедушке Морозу не надо показывать язык, он ведь добрый и очень любит деток. Когда я была маленькой, я очень хотела, чтобы он подарил мне велик. И, представляешь, просыпаюсь я утром, иду к елке и вижу это чудо с привязанным к нему зеленым воздушным шариком. Даже не знаю, где Дед Мороз нашел зимой велик!
Сын с интересом смотрел на мать, забыв о своей обиде:
– Он наверно подумал, зачем зимой велик, да? По снегу ездить, что ли?
– Я очень хотела, чтобы это был подарок от Деда Мороза. Я думала так: зачем мама с папой будут тратить деньги, если Дедушке все равно, что дарить: он ведь волшебник. Я написала ему письмо и положила под елку. Да, я думаю, он удивился. Мама с папой – точно. У нас в квартире не было места для велика и мы хранили его в подвале, в сарае.
