Виктор Пелевин - Любовь к трем цукербринам
Что-то произошло. Участок дороги впереди стал еще ближе, словно невидимая воздушная линза изменила свою кривизну. Затем стоящие на поляне услышали тихий звон.
Он возник далеко и постепенно приближался, будто кто-то подходил к поляне, потряхивая мешком с монетами. Скоро звон стал отчетливым и громким, и стоящие на поляне звери ощутили волну священного ужаса – стало ясно, что источник звука вот-вот покажется на глаза.
А потом он действительно появился.
По дороге шел пожилой седобородый толстяк в странном белом наряде, отдаленно напоминавшем тогу – но еще сильнее похожем на обычную простыню, в которую неизвестный завернулся без особых хитростей. На его голове было что-то вроде золотой царской короны, но ее лепестки дрожали от ветра, и сразу делалось ясно: если это и правда корона, то совсем облегченная, из фольги – чтобы носить на жаре. В руке толстяка был обруч с бубенцами, в который он ударял при каждом шаге.
Следом за ним шли две крохотные чумазые девочки в грязных белых платьях – они приплясывали и со сноровкой опытных гимнасток делали иногда то сальто, то колесо, то еще какой-нибудь замысловатый финт, проходясь по дороге ладонями и гимнастическими туфлями, тоже белыми и грязными. Сзади за ними катились два металлических обруча, и, когда девочки отставали от звенящего бубенцами толстяка, обручи тоже немного тормозили – а после разгонялись опять.
Толстяк так и не посмотрел в сторону Гуго – дойдя до кромки леса, он исчез за ней. Потом за кромкой скрылась первая девочка. А вторая, обернувшись к поляне, сделала что-то рукой, в ее пальцах блеснуло маленькое круглое зеркало, и стоящих на поляне вдруг ослепило ярчайшим лучом – и оглушило золотым солнечным звоном, от которого все мысли разлетелись в мелкие счастливые дребезги.
Когда стоящие на поляне пришли в себя, просвета впереди уже не было. Лес опять сомкнулся со всех сторон, и все вокруг стало как прежде.
А потом из кустов раздался голос гипнопитона Бату:
– Я все сделал! Я их выпустил! Но они не хотят сюда идти, теперь им страшно, что их накажут… Ты можешь начинать молиться, Сперо…
Но по тишине над поляной он понял, что здесь что-то произошло – и умолк.
Потом тишину нарушил Серж.
– Что это было, Сперо?
Сперо пожала плечами.
– Наверно, ответ на вопрос Гуго. Гуго, ты понял, что тебе ответили?
– Я понял, но уже теряю нить, – отозвался Гуго. – Ты не могла бы снова объяснить?
Сперо кивнула.
– Мне трудно говорить с полной уверенностью, – сказала она, – поскольку это был ответ не на мой вопрос, а на твой. Но я думаю, общий смысл в том… Как бы это выразить… В том, что все в мире ходит по своим маршрутам и выполняет свою функцию. После того, как мир создан, Бог может появляться в нем только как один из его гостей. А все гости живут по одним и тем же законам, Гуго. И у всех есть проблемы. Видишь, Бог тоже толстый. И ему тоже жарко. Но твои проблемы скоро кончатся.
– Каким образом? – спросил Гуго.
– Тебя тяготит твое большое толстое тело, – сказала Сперо. – Оно тяжелое и кажется тебе некрасивым. Но когда ты окажешься на месте, назначенном тебе судьбой, оно перестанет тебе мешать. Ты будешь все время плавать. Над водой будут видны только твои глаза. А они у тебя очень красивые.
Сперо повернулась к Сержу и Агенде.
– Ваши проблемы исчезнут тоже, – сказала она. – Вам плохо, потому что кончается ваше детство. Но когда вы окажетесь на своих местах, вы снова станете счастливы. Особенно ты, Агенда. Одна твоя голова будет все время выть, зато две другие испытают такой экстаз, выводя на чистую воду уклонистов от борьбы, что простое одноголовое существо никогда даже представить себе не сможет, как тебе хорошо. А ты, Серж… Ты великий артист. Гений. Может быть, тебе это редко говорят, и у тебя кризис. Но скоро ты будешь слышать такое постоянно. А ничего другого тебе ведь и не нужно…
Серж потупился.
– А я? – спросил Бату. – Почему ты ничего не скажешь мне?
– У тебя много проблем, Бату, – сказала Сперо грустно. – Очень много. Поэтому ты даже не смог увидеть того, что так мастерски помог организовать.
– Проблемы? – спросил Бату. – Какие? Откуда они?
– Из прошлых жизней.
– Я не ангел и не вижу прошлых жизней, – сказал Бату. – Но я думаю, что вряд ли попал бы в Эдем, если бы совершил много дурного.
– Ты совершил много дурного, – ответила Сперо. – Но ты всем сердцем верил, что попадешь за это в рай. И ты в него попал. Только не в том качестве, в каком рассчитывал. Змеи нужны и здесь.
– Ты знаешь, кем мы были? – спросила средняя голова Агенды.
Сперо кивнула.
– Но это на самом деле были не вы, – сказала она. – Так неправильно говорить. Было другое, из чего вы появились.
– Кем была я? – спросила левая голова Агенды.
– Ты… То есть вы, вы трое… Вы служили колдунами-информансерами. Журналистами, как говорили в вашем мире. И стали одним целым, потому что некое событие – очень неприятное событие – сплавило ваше эхо воедино. Хотя вы и до этого были в известном смысле одним целым… Все трехголовые собаки на Качелях чем-то похожи на вас.
– А я ведь тоже кем-то был? – спросил Гуго. – Я жил, смеялся и любил?
– Ты, Гуго, остался практически тем же самым, – ответила Сперо. – Можно сказать, вообще не изменился.
– А я? – тихо прошипел Бату.
– Ты, Бату, ничего не узнаешь. Такова твоя судьба. Могу только сказать – ты попал в Эдем, чтобы сбылось и по твоей вере тоже. Но потом тебя ждут серьезные испытания…
– Этот мир похож на детский сад, – сказал Серж. – Здесь невозможно быть взрослым.
Сперо улыбнулась.
– Ты прав. Рай, в который верят люди – что-то вроде сада с фруктовыми деревьями. Там живет Бог. Люди надеются туда попасть, но не знают, что это. Они рисуют в своем сознании смутный образ сада – и живущего здесь Бога. А потом, когда они освобождаются от тел, сознание начинает искать похожее место. Или само создает его по отпечатавшимся в нем чертежам. Тогда проявляются логические несоответствия, которых люди не замечали при жизни. Ведь человек – все помнят – был изгнан из рая. Поэтому чаще всего в Эдеме становятся зверями. Во всяком случае, в этом Эдеме…
– Ты тоже верила в рай? – спросил Серж.
Сперо кивнула.
– Ты счастлива здесь?
– Все сделано из счастья, Серж. Даже наша боль.
– Некоторые утверждают, что все сделано из боли, – ответил Серж. – Даже наше счастье. Я знаю про это не меньше десяти песен.
Сперо усмехнулась, но не сказала ничего.
Солнце вышло из-за закрывшей его тучи, и в центре поляны опять возник столб солнечного света. В нем сразу же появилось несколько крохотных пестрых птиц, успевших, видимо, замерзнуть в тени. Этих птиц здесь так много, подумала Сперо, а их жизнь так коротка… Места в Эдеме хватит для всех. Все будут счастливы какое-то время. Даже Бату.
– Мне пора идти, звери, – сказала она. – Вам уже совсем недолго здесь оставаться. Попробуйте просто радоваться жизни. Даже тому, что обычно вас раздражает. Скоро оно перестанет вас раздражать. И тогда вы заметите, как вам его не хватает…
Звери молчали.
Повернувшись, Сперо пошла к зеленой арке. Она могла бы сказать глядящим ей в спину зверям еще многое.
Что Бог, которого она им показала, был таким же точно жульничеством, как придуманная гипнопитоном Бату гадюка.
Что она создает этот мир сама – как один из приютов, куда приводит заблудившиеся угасающие умы их последняя земная надежда.
Что Эдем – просто ее маленький личный цветник, до которого никому во вселенной нет дела. И это, по большому счету, такая же сентиментальная глупость, как висящая в зимнем лесу кормушка для птиц. Мир, созданный без всякой цели. Просто из любви, снисходящей даже к тому, чего на самом деле нет.
И все, что она может придумать для канувших в колодец бесконечности теней, которым так не хватало любви при жизни – это позволить им вернуться и немного побыть продолжением того смешного, безумного и бесконечно трогательного, чем они когда-то были. Позволить им снова стать собственным эхом, дать этому эху прозвучать в специально созданном для него резонаторе – и отразиться в другие миры, игрушечные, добрые и полные любви, разноцветными мыльными пузырями возникающие в бесконечности.
Эху не следовало знать, что оно просто эхо. Иначе волшебный мир потерял бы свой смысл. Исчез бы последний отпечаток древности и живших в ней душ… Но звери правы, этот мир действительно слишком похож на детский сад…
Сперо была уже на полпути к выходу из Леса. Можно было даже не возвращаться в храм – а закрыть глаза и позволить телу исчезнуть. Но она чувствовала неудовлетворенность. Что-то оставалось недоделанным.
Гуго и Агенда – тени из ее далекого прошлого… Но там, рядом с ними, был, кажется, кто-то еще… Кто-то, на кого она не обращала особого внимания при жизни – и поэтому совсем забыла. Сперо остановилась, зажмурилась и направила всю силу своего ума на это выцветшее воспоминание.
