Эммануил Тафель - Любовь за кадром
Когда они подъехали к станции, Виноградов проснулся и, протирая заспанные глаза, спросил:
– Почему так темно, Тангиз?
– Вечер уже, Александр Михайлович.
– А станцию мы уже проехали?
– Нет, сейчас как раз и будет.
– Надо разбудить Петрова, он должен выяснить у диспетчера время прихода электрички, – Виноградов блаженно потянулся.
– Не надо его будить, пускай человек отсыпается, я сам поговорю с диспетчером.
Тангиз остановил машину у небольшого двухэтажного здания и заглушил мотор. Вокруг было совершенно темно и только маленькая лампочка смутно мерцала у подъезда. Он вышел из машины и неторопливо пошёл к станции.
Виктор Кравцов и Шурик дружно всхрапывали на заднем сидении, а Виноградов закурив сигарету, подумал о том, что будить их не стоит, пусть поспят до приезда в город. Через некоторое время Тангиз вернулся к машине.
– Всё в порядке, – сказал он. – Электричка проходит на этом участке в пять часов вечера.
– И во сколько мы должны выехать, чтобы не опоздать к её прибытию?
– Выезд в четыре часа будет в самый раз, – ответил водитель и плавно тронул машину с места.
Минут через тридцать они уже подъезжали к дому. Виктор проснулся и сразу же заявил о том, что хочет есть. Как ни странно, но Шурик его поддержал.
– Послушайте, орлы, неудобно нам выступать в качестве нахлебников. Я предлагаю отпустить водителя домой, а самим сбегать в магазин и купить продукты.
Так как возражений не было, они распрощались с Тангизом и направились в продовольственный магазин, который располагался в соседнем переулке. Это был типичный магазин самообслуживания, в котором можно было купить всё, что душе угодно. Пока Виноградов ходил между стойками выбирая овощи, масло и сыр, Петров сумел проникнуть во внутреннее помещение магазина и познакомиться с заведующей. В результате он приобрёл две банки морских крабов и небольшую баночку красной икры. Когда Виноградов и Кравцов вышли из магазина с пакетами в руках, администратор встретил их довольной улыбкой и показал свои трофеи.
– Ты герой, Шурик, – констатировал Александр, – но мне интересно как ты разделишь маленькую баночку икры на несколько человек?
Петров задумался и в разговор вмешался Виктор:
– Я предлагаю просто бросить жребий.
– Ну вы даёте, парни! – с укоризной произнёс Виноградов. – Неужто вы забыли об элементарной вежливости? Незнакомые люди приняли вас в дом, кормят и поят, а вы ещё спорите о том, кому достанется маленькая порция деликатеса.
Дверь им открыл Гога. На сей раз он был тщательно выбрит и одет в хороший костюм. За его плечом приветливо улыбалась Серафима Павловна. Увидев пакеты с продуктами, она протестующе замахала руками и твёрдо проговорила:
– Чтоб это было в последний раз! Ужин для вас на столе, мойте руки и садитесь есть, – и обращаясь к сыну, добавила. – Гога, в буфете стоит бутылка вина, принеси, пожалуйста.
Чего только не было на этом столе: жаренное мясо и шашлык, свежая зелень и традиционно коричневая фасоль-лобио. Когда ужин был в полном разгаре, Шурик повернулся к Виноградову и негромко сказал:
– Александр Михайлович, я знаю, что у вас есть телефон бухгалтерии, где мы заказывали машину. Не могли бы вы мне его дать?
Петров покраснел от смущения, но Виноградов дружески хлопнул его по плечу и спросил:
– Шурик, тебе понравилась эта девушка?
– Да, такую я ещё не встречал.
– Девушка действительно хорошая, но ухаживать за ней я тебе не советую. Ты вероятно слышал о ревности кавказских мужчин и если поклонники Нелли что-то пронюхают, то я боюсь, что нам придётся отвозить в Москву твои бренные останки.
– Не беспокойтесь, Александр Михайлович, у меня к этой девушке серьезные намерения и я думаю, что в этой ситуации нас не осудят.
Виноградов написал на салфетке номер телефона и передал его Петрову.
Спать их уложили в одной комнате, но так как кроватей не хватало, то Виктор и Петров вынуждены были довольствоваться раскладушками. После того, как погасили свет и Виктор начал потихоньку посапывать, Виноградов тихо прошептал:
– Только вот что, Шурик, пока мы не закончим здесь съёмки, чтоб никаких романов не было. Ситуация у нас и так сложная, так что обострять её не хотелось бы.
На следующий день такси подошло к их дому в девять утра и Виноградов с ассистентами быстро перенёс съёмочную аппаратуру в машину. Они взяли только самое необходимое и поэтому большая часть кофров осталась в квартире. Из окна им, на прощанье, Серафима Павловна помахала рукой. Как только машина тронулась, Виноградов почувствовал то привычное, нервное состояние, которое всегда возникало у него перед съёмкой. Подготовка закончилась и началась работа, требующая отдачи всех духовных и физических сил.
– Виктор, ты захватил яркомер? – не поворачиваясь, спросил оператор.
– Да, конечно же, – ответил Кравцов. – Как утверждает начальник операторского цеха, ты можешь забыть дома свою голову, но принести экспонометр на съёмку обязан.
Такси выскочило за пределы города и, увеличивая скорость, понеслось по шоссе. Тангиз был предупреждён о том, что сегодня будут снимать и поэтому был предельно внимателен. Когда они подъехали к обрыву, с высоты которого живописно смотрелось слияние рек, Виноградов попросил остановить машину.
Кравцов вынул из багажника и поставил штатив на самом краю дороги, а затем распаковал ручную кинокамеру. Ручной она называлась чисто символически, так как вместе с кассетой, плёнкой, телеобъективом и аккумулятором весила не меньше пятнадцати килограммов.
Встав к камере и подготовившись к съёмке, оператор скомандовал:
– Мотор!
Аппарат затарахтел как слабосильный трактор, застрявший в поле и Виноградов неодобрительно покачал головой, но с этим пришлось мириться, так как брать с собой в экспедицию синхронную камеру не было никакой возможности.
Сняв три кадра различной крупности, он решил, что этого достаточно и выключил мотор. А пейзаж был действительно хорош: потоки воды серебрились в лучах яркого солнца, поляны сплошь покрылись зелёной травой, разноцветными кустами росли цветы на лужайках, а на горизонте виднелись пики высоких гор.
Тангиз, молча наблюдавший за работой операторской группы, вдруг как-то неуверенно сказал:
– А вашу съёмку могут запретить!
– Отчего так? – спросил оператор.
– Мы находимся сейчас в пограничной зоне и если вас задержат военные или прицепится милиция, то могут возникнуть серьезные неприятности.
– Э-э, нет, – довольно усмехнулся администратор. – Нас на такие штучки не возьмёшь. Ещё перед выездом мы отправили письма в органы власти и получили письменное разрешение на проведение пейзажных съёмок.
– У-ух! – облегчённо вздохнул Виноградов. – Ну, Шурик, ты прямо камень с души снял, а то если бы мы начали выяснять отношение с милицией, то снять бы нам ничего не удалось.
Кравцов разобрал кинокамеру, уложил в багажник штатив и обратился к оператору:
– Пора ехать, у нас сегодня много работы.
Они изъездили все горные дороги, неоднократно останавливались, снимая красивые пейзажи, работали без устали, перетаскивая на плечах камеру, штатив и аккумуляторы, и к вечеру так устали, что сил не было на то, чтобы выйти из машины, а ведь ещё предстояла съёмка электрички.
Такси на большой скорости неслось по дороге и Тангиз, не отвлекаясь от руля, сказал:
– Вы уже наверное есть хотите? Впереди за поворотом находится чайная там вы можете купить чебуреки и холодное пиво.
Когда машина остановилась, Петров распахнул дверцу и быстрым шагом направился в закусочную. Минут через десять он вышел с двумя объёмистыми пакетами и, улыбаясь, подошёл к машине.
– Шурик, я уважаю тебя за расторопность, – сказал Виноградов, принимая порцию чебуреков. – Администратор, который заботится о творческих работниках – это хороший администратор.
Машина сразу же рванулась с места, водитель спешил, так как до подхода электрички оставалось совсем мало времени. Солнце опускалось всё ниже, тени на дороге увеличивались и только белоснежные вершины гор сверкали по прежнему ярко.
Они прибыли к намеченному участку дороги за пятнадцать минут до прихода поезда. Кравцов сразу же поспешил устанавливать штатив, а Виноградов нёс за ним камеру. Подключая аккумулятор, Виктор с ужасом заметил, что в кассете почти не осталось плёнки, а остальные кассеты были уже отсняты. Нервотрёпка достигала апогея, но Виноградов спокойно сказал:
– Не мельтеши, Виктор! Сходи к машине и возьми заряженную кассету. Я положил её утром в кофр кинокамеры, на всякий случай…
Кравцов сразу же умчался и уже через минуту на аппарате стояла кассета с чистой плёнкой. В это время вдали послышался гудок электрички. Оператор приник к окуляру и, чувствуя как напряглись мышцы, включил камеру. Стал слышен треск работающего мотора, который через несколько секунд был заглушён грохотом проносившейся электрички. Четыре вагона с поднятыми дугами неслись по крутому виражу, блестевших на солнце рельс. И вот уже затих вдали перестук колёс, а оператор, закончив съёмку, выключил камеру.
