Александр Холин - Ослиная Шура
Что случилось? Что произошло? Откуда это беспардонное подчинение неизвестно кому? Ну, почему же неизвестно? Сам знаешь, кому служить обязан, жизнью своей обязан, здоровьем, счастьем и благополучием. Мало того, уважают и кланяются. Можно ли увидеть кланяющихся бывшему заключённому? Разве что Роман Абрамович, бывший детдомовец, вдруг ставший мультимиллионером, смог купить себе уважение и то не сразу.
Стоит ли напоминать, кому ты обязан жизнью?
Эти слова всплыли в сознании голубым пламенем онгона, разрушая всех и вся на своём пути, или будто ураганная лента воды, не жалеющая никого и ничего видеть, смывала и разбивала своим напором города, леса и горы. Непрошеные слова сначала приносили пульсирующую головную боль и неприятную оскомину во рту, но всего лишь на секунду. Так было всегда, когда икона напоминала о себе.
Потом следовал кайф. Море кайфа. Роберт окунался сначала в это безоглядно, но подумал как-то: а к чему это приведёт? Какой-то безысходный тупик или тупик безысходности, разве так можно? Но он ничего уже не мог сделать.
За окошком вагона проносились тёмные сплошные лесопосадковые заросли, на фоне вчерашнего неба, ложащиеся угловатой беспрерывной каймой вдоль железнодорожной насыпи.
Робик тупо смотрел в окно, пытаясь выловить из колючей лесополосы ответ на вопросы, бродившие с недавнего времени в его опустевшей голове. Ну, хотя бы один спасительный ответ!! Нет, ничего и никого, как будто он снова оказался без денег, а друзья в такие минуты всегда отворачиваются. Но разве это друзья? Нет, всё в этом мире измеряется только деньгами. Кто придумал эту меру веса человеческой совести? А совесть?! Что она из себя представляет? Или такие понятия существуют только для усмирения безденежной толпы?
По-сути, человек рождается только для того, чтобы пожрать, подгадить, потрахаться, поспать и подохнуть? Известная пятиконечная звезда! Ведь там, в запредельном Зазеркалье, ничего нет! А где же тогда живёт он, глядящий с иконы на вагонном столе? Нет, этот демонический мир, конечно, существует, но где и для чего?
Приехав завоёвывать Москву, Роберт постоянно сталкивался с выходцами из запредельности, но самому коснуться недостижимых тайн ещё не получалось, несмотря на «хождение по головам». Ведь не показав себя в этом мире, надеяться на халявный пропуск бесполезно. Но матушка-Москва не то, что слезам Роберта не поверила, а и сама уже от него чуток всплакнула! Что поделаешь, жизнь такая!
Роберт встряхнул головой, пытаясь избавиться от мучивших его риторических мыслей.
Катюха давно уже посапывала на соседнем диванчике под переливы подвагонных колёс. Надо же, уснула, даже не раздеваясь после принятого за ужином отвального прощания с Новгородом. За столом она пыталась после принятия нормальной дозы горячительного, поражать любимого своим бесподобным знанием жизни и учить обходительности с окружающим миром.
– Робик, ты даже за речью не следишь, хоть не перестаёшь вопить о любви к русскому языку, – менторски ворковала Катюха.
– Что случилось? – скривился Роберт при очередном дурацком замечании.
– Да я постоянно от тебя слышу: Блин! Блин! – при каждом удобном и не слишком случае, – Катюха скорчила обиженную рожицу. – Ты бы ещё и на оладьи матерился!
– У тебя с головкой всё нормально?
– Да ты послушай! – не отставала девушка. – Ведь в этой стране ничего нет своего даже языка. Всё взято откуда-то. А «оладьи» появились от английского «ол райт», разве не знал? Так что в этой стране нам нечего делать. И язык русский нечего выгораживать, его вообще не существует – есть только одна матерщина.
Услышав такое, Робик сначала открыл от удивления рот, потом принялся истерически хохотать. Он извивался на стуле червяком, пока не свалился прямо под стол. Катерина сначала терпела его хохот, потом нервно взвизгнула:
– Да заткнись ты, козёл! Поговорить с тобой ни о чём нельзя!
И с удовольствием пнула его, пытаясь востроносой туфлей угодить чуть пониже живота. К счастью, у неё это не получилось. Робик перестал ржать и, вытирая слёзы, выполз из-под стола.
– Дура! – ласково обратился он к Катюхе. – Эту «пулю» я придумал, и ещё в школе по Одессе пустил. Надо же, по всей России разнеслась!
– Ты?! – изумилась девушка. – Врёшь! Врёшь!
– Не хочешь – не верь, но это я, – величаво кивнул Роберт. – Иначе я бы так не расхохотался. Над кем хохотать?
Если бы не Катерина, эта новая пассия, Робик никогда бы не ринулся в опасное приключение посетить снова непокорную и непокоряющуюся столицу. Слишком много с давних времён гуляло по Москве неприятностей, с которыми связываться, в общем-то, не хотелось. Правда народу в городе тоже хватает, недаром он превратился в мегаполис, поэтому нежелательных встреч можно было не опасаться.
Однако случаются в Москве иногда вещи удивительные, загадочные и даже необъяснимые. Какой москвич, например, не может похвастаться неожиданной встречей с приятелем где-нибудь в первозданной толкучке или просто в метро? Именно там возникла поговорка, ставшая законом для всей страны: «Москва тесна!».
Пошлые дежурные фразы с такими же дежурными улыбками всегда вещали именно те, которых судьба столкнула носами, и которые тут же обсуждали на все лады пикантное приключение. А Робику ни с кем из них встречаться не хотелось. Тем более с позапрошлогодними жёнами, с которых непосредственно взималась плата за кратковременное замужество. Особенно в этом отличилась Шурочка – клёвая телка, в общем-то, но уж слишком помпезная, авантажная и… талантливая. Таких всегда полезно наказывать, а эту можно было поставить на многое, но хватило с неё портрета, который стоял на столе и таращился на Робика прозрачными глазками.
– Что уставился, сучий потрох? – взвился было Робик, но бешенство исчезло в момент.
Появилось чувство вины и безысходности. Всё-таки на портрете был изображён хозяин. Хозяин этого мира! Такое сразу понять было попросту невозможно, не пообщавшись с иконой. Но когда поймёшь, когда сообразишь, как ничтожен человек в своей вечной погоне за благими благами, которые приходят иногда через обыкновенный бумажный рубль, и что всем владеет инфернальное существо, улыбающееся с иконы, то поневоле задаёшься вопросом: а зачем это всё?! Кому своей жизнью ты принёс пользу, и какую?! И сможешь ли хоть что-нибудь, кроме той пятиконечной «П»?!
Морганический муж, которым работал Робик в самом начале своей гонки за бумажными дензнаками, бесследно исчезал в любом городе и от любой претендентки вместе с приличной суммой денег, оставляя невесту горевать и глядеть в окно – не вернётся ли? Поэтому сейчас в Третьем Риме было бы очень даже не к месту встретиться с кем-то из позапрошлогодних любимых и не очень любимых морганических жён.
Надо сказать, что с подарком изображённого Шурочкой портретика финансовая проблема практически исчезла. Но иногда Телёнок сам доставал икону хозяина, ставил её перед собой, потом долго смотрел. Любовался. Благоговел. Как избавиться от этого, Робик не знал. Да и хотел ли? Потому что виртуальное общение с хозяином каждый раз давало Робику необходимый энергетический импульс.
На соседней полке всхрапнула Катюха. Эта дура тоже была бросаемой, как сотни до неё, как сотни будущих искательниц принцев. Но расставание должно произойти в будущем, хотя бы потому, что эта сексуальная тёлка ещё не разонравилась Телёнку. Тем более, приносила доход. Только вот совсем недавно обуяло девицу желание пошляться по Москве. Далось же ей это?! Ещё одно-два таких несовместимых желания и придётся оставить её оплакивать неожиданное семейное расставание.
Роберт полез в свой многодумный толстый портфель крокодиловой кожи, достал что-то завёрнутое в суконную тряпочку, подержал немного, потом принялся разворачивать. Скоро в руке тускло блеснул огромный тесак. Роби потрогал выгравированные на ручке три шестёрки и взглянул на портрет. Нет, пускай живёт Катюха. Да и не хотелось Роберту становиться мокрушником. А вот господину с портрета хотелось! Он не отказался бы сам всадить тесак в податливое человечье тело и для верности повернуть несколько раз за рукоять! Именно этого добивался хозяин от Роберта, но того не прельщали потоки хлещущей из ран крови. Робик считал себя мошенником высшего класса, поэтому не желал менять профессии.
И всё же в этот раз Катерине удалось уговорить Робика на поездку в столицу. Робика? Ведь он нынче имеет другое имя – Фофан, как прозвал его Катькин братан. Этот мужик из периферийной глухомани был довольно крутым, только такая шибкая крутизна Робику изначально не нравилась. Каким тупорылым братан ни казался, всё ж недооценивать врага не стоило. Он даже кое в чём разбирался лучше многих технарей, что давало честь его природному умению разбираться в достижениях научно-технической революции.
Причём братан начал понемногу въезжать, какая у Робика была специализация в Москве, поэтому он и приклеил Роберту кличку Фофан. Что это значило, узнать пока не удалось, потому что на Катерининого братишку наехали серьёзные ребята с Фэ-эС-Бэшниками на пару и тот, пока не поздно, усвистел в Фатерлянд на всю оставшуюся жизнь. Самое важное, что он не успел поделиться с любимой сестрёнкой своими подозрениями. Уехал по-английски, лишь бы ноги унести из любимой России.
