Максим Кантор - Хроника стрижки овец
То есть все критерии близкой войны налицо. Правительства мира в перманентной панике; решения глобального кризиса не только не придумано, но согласились, что решения нет; моральных авторитетов не осталось; ни одна из идеологий не работает – на протяжении коротких двадцати лет разом устарели все; все союзы, казавшиеся прочными вчера, распадаются; в мире много оружия; локальные войны, которые применяли как альтернативу большой войне, больше не спасают; в обществах нагнетается национальный конфликт; союз либерализма со свободным рынком оказался оружием разрушительной силы; у мира есть проблема, которую мирным путем не решить.
Проблема вот какая: цивилизация в лице своих лидеров хочет выжить и сохранить богатство, – а условия для этого неблагоприятные. Сама цивилизация, возможно, справилась бы – но штука в том, что представляет цивилизацию не бабка из Волоколамска, а банкир и нефтяник. А у них требования крайне высокие. Значит, миру придется изловчиться и элите помочь. Требуется провести инфляцию астрономических размеров, списать долги элиты, которые объявлены долгами государств, нужно обнулить претензии, оправдать надутые пузыри экономики, современного искусства, недвижимости – и тогда богатые останутся богатыми, а всем остальным придется идти на заводы. План простой, его применяли сотни раз, от многократного употребления он хуже не стал. Тотальная инфляция страшна бедняку – обесценится его копеечка, но дворец и произведение Дамиена Херста от этого лишь выиграют: их стоимость подтвердится. Так уже делали и еще сделают.
Произнести вслух стесняются, но в целом эту стратегию все понимают. Аргументы против войны существуют – но их крайне мало.
А вот для революции, напротив, условий никаких нет: нет революционного класса, нет поставленной цели у общества – равенства никто не хочет. А какая же революция без идеи равенства?
Если бы существовала цель – то и революция могла бы состояться. А цель сегодня одна: удержать вчерашний жирный день. Вчерашний день удерживают военным путем, а не революционным.
Вообще говоря, революция ничем не хуже войны. Пожалуй, даже лучше. Революции длятся не так долго, жертв меньше. Просто революция – это война бедняка, а война – это революция богача.
Поэтому, когда богатые много говорят о вреде революций, будьте настороже.
Право на гражданскую войну
Для чего современной идеологии нужна мантра «гражданское общество»? Что за заклинание такое? С упорством шаманов и наивностью дикарей мы повторяем эти магические слова на площадях разрушенных городов, в ожидании лучшей участи жителей Дамаска и Триполи, в местах, где прежде всего нужна медицинская помощь – а бюллетень голосования нужен во вторую очередь. И погорельцы спешат не к полевой кухне, где им дадут суп, а к полевым избирательным урнам, чтобы выбрать еще одного прохвоста.
Прохвоста изберут несомненно, иного не будет: выберут того, кто кричит громче. Зачем вообще всякому человеку делегировать право на особое мнение в сфере политики? Ведь у него нет права на мнение в сфере атомной промышленности или химических экспериментов? Ведь «гражданское общество» гражданскому обществу – рознь, как «демократия» – демократии.
Одно дело – гражданское общество Запада, основанное на имущественных правах, совсем иное дело – «гражданское общество» на Востоке, где таковое утверждается искусственным путем. Для чего так захотели? Но в отсутствие лекарств и пенсий право на дикий крик воспринимается как социальное благо. Этот обман постепенно внедрили в сознание людей: мы вам не дадим лекарств, но боритесь за право негодовать на их отсутствие, вот это право мы вам даем: вы же – гражданское общество!
Некогда существовала присказка: «Два еврея – три мнения», имелась в виду склонность к умствованию по поводу и без повода; понятно, что результата болтовня не даст, но жизнь наполнится словами. То, что споры меж талмудистами, обусловленные текстом Завета, перешли от вопросов веры к обсуждению секулярного общества и политики, сохранив истовость веры и убежденность в знании предмета, – породило специфический характер дискуссий среди нерелигиозных евреев. Над этим свойством много потешались – оно коренится в преданности Слову, традиция толкователя текстов убеждает, что в политике он тем более разберется. Однако за талмудистами стоит Завет – они толкуют неизменное писание, а за болтливыми россиянами или сирийцами стоит лишь мираж некоего «гражданского общества», коего в природе совсем нет.
Внедрить закон? Какой закон и суд нужен, если суда никто не хочет? Вот был Лондонский королевский суд, на суде под присягой доказано, что Абрамович, мягко говоря, был нечист на руку – это разве поразило его в гражданских правах на родине? Все требуют свободы Ходорковскому – но никто не требует справедливого суда над ним. Нет-нет, судебная система не имеет отношения к искомому «гражданскому обществу». «Гражданское общество» нуждается в перманентных требованиях прав, но права ему ни к чему, за ними ведь тут же последуют обязанности.
Мой почтовый ящик наполнен призывами поставить подпись под коллективными письмами – причем в каждом из случаев повод невнятен, однако протестная борьба кипит. Ничего подобного я не наблюдаю в сознательных правовых государствах – Франции, Англии, Америке, Германии. Право в правовом государстве прежде всего основано на неприятии провокаций. Если в учебнике написано, что «красный цвет флага есть цвет крови, пролитой в борьбе с Россией», – данное высказывание демонстрирует гражданское бесправие, поскольку оно провокативно; а права здесь ни при чем. Если гламурная барышня иронизирует над памятью о партизанах, она являет не гражданское право – но скверное воспитание и провокацию. Зачем так делают?
Насаждаемое «гражданское общество» плодит права на провокации, но подлинных прав (на труд, защиту Отечества, образование и т. п.) не дает. И людей убеждают, что право на расшатывание государства – есть первейшее право, превосходящее своим значением право на медицинское обслуживание и пенсию. Это очень распространенная и очень вредная для общества точка зрения. Нужно такое диффузное брожение только по одной причине – такое состояние мозгов есть субстанция гражданской войны. Именно гражданская война становится главным инструментом мировой политики сегодня. В обществе победившего постмодерна нет и не может быть фронтов, поскольку релятивизм не знает линии обороны.
И в сегодняшних баталиях за спиной кричащих толп стоит не незыблемый Завет, но принципиально гибкие толкования философии постмодерна, сознательно выбранная (в качестве субститута свободы) относительность истины, ее плюралистичность. По видимости такая дискуссия вызвана свободолюбием – по сути: отсутствием понимания свободы другого. Вброшенная в бесправное общество философия свободы – разрушительна. Релятивизм, использованный как идеологическое оружие, ведет к перманентной гражданской войне.
Риск охотника
Лет двадцать назад ко мне в мастерскую пришла русская корреспондентка тогдашнего «Штерна», Катя Глогер, и сказала: давай разоблачим расхищение российских музеев – ведь сколько крадут. Вот схема, вот интернациональная банда: участники расхищают русские музеи, суммы на сотни миллионов. Мы просидели полночи, обсуждая. Потом она пришла через три дня и сказала: давай лучше будем жить, ну их с этими картинами, что нам, с поддельным Ларионовым детей крестить, что ли?
А потом еще в Лондоне, лет десять назад, мне сказал один из руководителей BBC: давай, говорит, проследим схему связи британского истеблишмента с русским ворьем – ведь столько лордов вошло в русские синдикаты, не перечесть. Это же абсолютная коррупция британской державы. Лондон в ту пору уже был отравлен (хотя и не до такой умопомрачительной степени, как сегодня; сегодня это абсолютная финансовая клоака). И тоже мы до двух ночи составляли планы, он рисовал диаграммы – вот этот в совете у Альфы, этот у Русала, а ведь это британские лорды из Вестминстера. А через день он позвонил: ну его, говорит, здоровье дороже. С МИ-6 не забалуешь: помните, как автор разоблачительной записки про оружие массового поражения Саддама неожиданно утонул в своем ручье в Сассексе на глубине 30 см?
Но вот разоблачать коррупционеров с Рублевки не так страшно. Здесь интернациональные интересы не задеты совсем, опасность минимальна: главные вложения были сделаны отнюдь не в дачу Якунина. Коррупция Рублевского шоссе соотносится с реальной мировой в пропорции 1:100.
Но опасность при ловле блох все равно существует. И это, разумеется, тревожно.
Жертвы чужой борьбы
Мы родились в стране, где люди – заложники власти. Черчилль однажды сравнил российскую политику с борьбой под ковром: неизвестно, что под ковром происходит, но порой из-под ковра выбрасывают труп. Сравнение неверно: убивают вовсе не тех, кто находится под ковром. Их в последние годы научились отправлять на почетную пенсию. Убивают совсем других. Гибнут те, чья смерть не более чем аргумент в политических дискуссиях под ковром. Взрывы в метро – помимо того, что поражают сразу многих, поражают именно бедных: богатые и властные в метро в восемь утра не окажутся. Российская политика ковром отделена от власти. Там, под ковром, интересно: борются за власть на рублевских виллах, на горнолыжных курортах, на презентациях и саммитах, – а трупы выбрасывают из блочных многоэтажек, из вагонов метро, из той бедной жизни, которую власть обязана защищать. Борьба под ковром у нас особенная: кто бы там ни побеждал – но из дома напротив постоянно выбрасывают трупы. Так было всегда – и русские писатели оставили довольно страниц, чтобы знать, как это было. Просто сегодня в смерти наших сограждан виноваты не «троцкисты», не «враги народа», но террористы. И аргумент «терроризма» сделался таким же рычагом в манипуляции сознания, каким была «классовая борьба» семьдесят лет назад. Точно так же в мировой практике зарезервирован ресурс военного Афганистана – так и Чечня оказалась незаменима для социальной инженерии. Поскольку совпадение событий (финансовый кризис, дисбаланс власти, активность оппозиции, взрывы и теракты) стало устойчивым, то сделать вывод о наличие одного из компонентов можно по присутствию другого. Скажем, если оппозиция активизировалась, то жди терактов, а если взорвали метро – значит, появился дисбаланс власти. Сегодня все говорят о том, что зреют перемены – и перечисляют недуги, которые хорошо бы вылечить. Вчера еще – не говорили. А было все то же самое: чекисты у власти, пропасть между бедными и богатыми, демографическая катастрофа, коллапс образования и науки – это было и год и два года назад. А заговорили о переменах сегодня. Назрело? Когда Путин совершил свою виртуозную рокировку, все как один признали, что маневр по сохранению власти выполнен столь элегантно, что не подкопаешься – власть устойчива, ей ничто не угрожает. Тот факт, что президент росчерком пера может уволить премьера, как-то не пугал: ведь договоренность и зависимость полная. И вдруг взрывы – а значит, случился дисбаланс власти. И разговоры о том, что пора все менять. И призывы к гражданской активности. Позвольте – от прошлого года не поменялось ничего. Или поменялось? Идущий финансовый кризис и сопутствующий ему передел собственности, нуждается в перетряске социума. После успешной коллективизации проходит съезд победителей – а потом нужно и постановление о «головокружении от успехов». Новую коллективизацию провели, достижения необходимо закрепить. Показательно, что восстала из гроба интеллигенция, – казалось бы, интеллигенции уже не осталось, никто книжек не читает, а вот, поди ж ты, зазвучала труба, и опять полились разговоры о гражданской совести. И диву даешься – зачем бы в нашем обществе совесть? Менеджеру совесть ни к чему, ее заменяет корпоративный интерес. Однако для перемены власти требуется гражданская риторика – и вот гальванизируют тело усопшей российской интеллигенции, зовут на митинги. Даешь свободу слова! Что ты говорить-то собралась, родная интеллигенция? Двадцать лет назад уже все сказала, нового ничего не придумала. После сказанного двадцать лет назад стараниями интеллигентов на трон возвели чекиста – а вот теперь интеллигенции внушают, что она недовольна. Чего-то еще душа просит. И мы скоро узнаем, чего именно. Интеллигенции вновь доверят объяснить народу, почему это правильно, что некоторые ловкачи разбогатели. Интеллигенция вновь обличит кого надо – если удачливого подполковника выдадут на растерзание. Так было в свое время с Шуйским, так было с Годуновым, так будет и сейчас. Интеллигенция давно стала пресс-секретарем при богатом буржуе – следите за ее реакцией, это верный показатель, как индекс Доу – Джонса. Под ковром случилось что-то важное – раз в метро появились трупы. А кому понадобилось убивать, нипочем не догадаешься. Под ковром много заинтересованных лиц. Завтра общество непременно будет меняться, присматривайтесь внимательнее к тем, кто окажется в первых рядах: может быть, заметите прилипшие к рукаву ворсинки ковра.
