Инна Тронина - Операция «Купюра»
Лев Бернардович засмеялся, и чистенькие усы его запрыгали. Глаза сузились, утонув в глубоких морщинах.
– Севочка, голубчик, я вижу только мутное белое пятно! Об чём разговор? Какое там написано – не написано…
– Значит, близорукий человек, если он без очков, с такого расстояния не может отличить чистый лист бумаги от исписанного? – Грачёв в смятении прикусил губу.
– Нет, Севочка, конечно, нет! Ни в коем случае! Дай Бог вам как можно дольше не узнать, как мы с Аликом видим. И, упрямец, не желает показать ребятам, что отличается от них. В чём-то не соответствует стандартам. Володя, мой зять, ему оправу из Штатов привёз, а другую – из Финляндии. Думали, что нашему моднику отечественная продукция не подходит. Но никакого результата, представьте себе…
В коридоре послышались Сашины шаги, и Всеволод поспешно сунул письмо обратно в папку. Он уже хотел улечься обратно на тахту, как в дверь позвонили.
Лев Бернардович прислушался:
– Юрик! Юрик, чтоб мне пропасть! Нашёлся, наконец, блудное дитя… Почему вы так побледнели, Севочка, дружок? Так и есть – внучок мой пожаловал, Сонин сын. Пойду, поздороваюсь. Очень его жду!..
* * *Из передней уже слышались возбуждённые разговоры Саши с новым гостем. Дед не успел и подойти к двери, как в комнату ворвался точно такой же Сашка, только повыше первого и пошире в плечах. Он был возбуждён, улыбчив и в то же время сердит. Юрий отличался от своего дяди более светлыми волосами, и глаза у него были карие, а не чёрно-фиолетовые, как у Саши. А так – практически одно лицо, как у них с Мишкой. Оба с горбатыми носами, с оттопыренной нижней губой, лупоглазые, с очень длинными ресницами. Правда, стрижка Юрия Всеволоду не понравилась – почти голый затылок и копна волос на макушке. Одеты дядя с племянником были практически одинаково – в тёмно-бордовые бадлоны и чёрные брюки.
– Юрик, что ж ты на ночь глядя? – спросил Лев Бернардович, троекратно целуясь с внуком.
Юрий, не замечая Грачёва, схватил деда под руки и притянул к себе:
– Вы что, с Луны свалились? Мать внезапно из больницы вернулась. Ты ещё говорил, что без Сони стесняешься у нас жить, и уехал. Так вот, она прямо за тобой следом пожаловала. И с порога заявила, что я. наконец, женился. Вот прямо сейчас – и точка! Только не на Нельке, потому что она мне не пара. Видно, соседки по палате накачали. Видите ли, хватит порхать, пора за ум браться.
– И кого на сей раз Соня тебе сватает? – усмехнулся Сашка, накрывая стол.
– Да Лиечку Клебанову со своего Фарфорового завода. А я её видел-то всего один раз, да и то мельком. Кроме того, она разведена, да ещё больна психически. Тихая, правда, но такие трудно лечатся. Ну, я и был вынужден бежать сюда, аки француз из Москвы! Сказал матери, что жениться не могу. У меня, кроме Нельки Бибичевой, ещё одна подруга имеется. У неё моя дочка, которую надо навестить, причём срочно. Так что если мать позвонит, то скажи, что никакого меня у вас нету. Дедусь, пожалуйста, а?..
Всеволод приподнялся на тахте, заинтересовавшись Сашкиным племянником. Чем-то Юрий ему сразу же понравился – он привнёс с зимней улицы лёгкость, ненавязчивое, воздушное веселье.
Он как в воду глядел – грянул телефонный звонок. Юрий прыснул, подмигнул и только тут заметил на тахте незнакомца.
Саша взял его за локоть и подвёл к Всеволоду:
– Папа сейчас с Соней поговорит, а ты познакомься. Это Всеволод Грачёв, сын Михаила Ивановича. Я тебе о нём много рассказывал…
– О ком? Обо мне или об отце? – уточнил Всеволод.
– Об обоих, – ответил весёлый племянник. – Позвольте представиться – Юрий Владимирович, только Даль.
Ладонь его оказалась холодной с мороза, не очень сильной, но Грачёву почему-то стало приятно. Он избегал сейчас грубых прикосновений, не хотел слышать громкие голоса, видеть яркий свет.
– Тс-с-с! Извините, что дедуля скажет матери! – поднял палец Юрка.
«Рука артистическая», – машинально отметил Всеволод и снова закрыл глаза.
Лев Бернардович тем временем говорил в трубку:
– Что ты, Сонечка, что ты!.. Да, Алик приехал, а Юрика нету. Он же тебе сказал, что у него есть женщина и ребёнок. Что? Нет, я не вру, доченька, в мои-то годы… Юрик врёт? Ну, не знаю, не знаю. Со свечкой не стоял, но думаю, что всё может быть. Он взрослый, скоро двадцать пять лет стукнет, и хватит за ним следить. Нет, никакой он не шалопай – это его личное дело. Голос у меня нормальный, не волнуйся, всё в порядке. Нет, Сонечка, что ты! Какое там батарею включили! Ты же знаешь – у нас лунный ландшафт на Большом, и зимой они утруждаться не станут. Всё нормально, я ничего не скрываю. Что вы с Аликом, как сговорились? Хватит меня за полоумного держать. Я уж постараюсь сохранить рассудок до самой смерти. А что такого? Все там будем. Надо спокойно к этому относиться. Ну, вот и ладно, своё здоровье береги. Володе привет, хотя мы сегодня виделись. Спокойной ночи!
– Дедуля! – Юрий грохнулся перед ним на колени и коснулся лбом паркета. – Я навеки твой! Если бы не вы с Сашкой, я сдох бы, наверное, от её нотаций. Или действительно пришлось бы ребёнка заводить, а у меня и так дел полно.
– Так есть у тебя любовница с ребёнком или нет? – окончательно запутался Грачёв. – Не моё дело, конечно, но интересно…
– Малютки точно нет! – расхохотался Саша. – Уж я бы, поверь мне, знал. А что касается подруги, то у него есть Нелли, которой вполне достаточно, Но она пока беременеть не планирует.
– Какая дура сейчас беременеть будет? – пожал плечами Юрий. – Что вокруг творится, видели? Как город выглядит – будто Мамай прошёл! Не ступала сюда вражья нога, так сами себе устроили вражью ногу! Но мать как с цепи сорвалась – женись и женись, а то перед соседями стыдно.
– А причём здесь соседи? – удивился Грачёв.
– Как же – общественное мнение! – хохотнул Юрий. – Надо, чтобы всё было, как у людей.
– У людей всё по-разному, – заметил Всеволод.
– А я ей отвечаю, – продолжал Юрий, – что к общественному мнению надо относиться, как к журчанию неисправного унитаза. Ну, раздражает немного, и всё. – Он, недолго думая, уселся на тахту по-турецки. – И никто не имеет права распоряжаться моей личной жизнью в угоду какой-то тёте Моте. Но поскольку для матери существуют только общепринятые препятствия к женитьбе, мне приходится придумывать их. Вот, например, про этого ребёнка. У нас в телеателье мужик есть, у которого полтора года назад дочка родилась. Она такая тёмненькая, глазастая – даже чем-то на меня похожа. Я у него фотку выпросил, и теперь показываю матери. Скоро надо будет следующую клянчить. Не знаю уж, чем всё это закончится, но пока срабатывает.
– Интересно ты выкручиваешься! – Всеволод даже улыбнулся. – Очень похоже на правду, между прочим. Значит, ты в телеателье работаешь? Слушай, у нас с теликом что-то творится – пропадает цвет и звук на второй общесоюзной программе. А пломбу срывать нельзя и, честно говоря, я боюсь. Не умею с такой техникой обращаться. А мастера нынче не дозваться, да еще не всякий в своём деле смыслит.
– Так в чём вопрос? Приду в воскресенье и сделаю. Это же ерунда полная. Какой марки телик?
– «Рубин». Ещё отец покупал – за несколько месяцев до гибели. А перед этим «Чайка» была – теперь у сестры в комнате стоит. Дарья, правда, об импортном всё мечтает.
– «Чайка» – тоже неплохо, – солидно заметил Юрий. – Тогда, на первых партиях, ещё импортные детали ставили. А теперь всё – нефтедоллары закончились. Сашка, видишь, какой я нужный человек? А вы всё долдоните, с Сонькой и папашей, что я жизнь свою загубил. Один дед меня понимает – душа-человек!
– Ты жизнь загубил? – Всеволод ничего не понимал. – А почему?
– Мать готова руки на себя наложить, из-за того, что я – телемастер. Как я в техникум поступал, ты себе не представляешь! Прямо подпольщиком стал – с фонарём на чердаке, на даче, листал учебники; надо же было экзамены сдавать. И кончился этот детектив жутким скандалом, когда родители узнали, что я, вместо девятого класса, в техникум пошёл. А Сашка тогда в Универе учился. Это в восемьдесят втором году было. Пришлось мне месяц у деда с бабкой жить, пока родители остыли…
– Что-то я не врубаюсь! – Грачёв тоже уселся, скрестив ноги, и закутался в плед. – В чём причина недовольства? Телеателье – это же золотое дно. Правда, Юрий? Вполне мужская профессия.
– Ну… Мне хватает, – скромно опустил ресницы Сашкин племянник. – А мать простить себе не может, что на четвёртом дне своей беременности выпила бокал шампанского… Не путать с четвёртым месяцем! – предупредил он и продолжал: – Ей как раз тогда двадцать два года исполнилось. И вот – итог печальный! Сашка, что у тебя с фейсом, всё хочу спросить. Опять драка была? Где ты только всё это находишь постоянно?
– Да так уж вышло, – неопределённо махнул рукой Минц. – Я только что из Москвы, а там чеченская община орудует, да и другие лихие люди. Но не о том речь – я-то жив-здоров, а вот у Всеволода случилась трагедия. Брат его погиб, Михаил Ружецкий. Помнишь, я рассказывал?..
