Наталия Терентьева - Страсти по Митрофану
– Что-то тебе родители не звонят… – обронила Эля, словно услышала его мысли.
– Не звонят… – пожал плечами Митя.
Сказать ей, что он отключил телефон? Раздеться перед ней до конца? Пусть знает, как он слаб перед ней? Нет. Да он и не слаб. Любовь – слабость. Да. Или нет. Не понять. Он чувствует сейчас себя очень сильным, очень. От ее присутствия. И хочется, чтобы она это знала, хочется как-то ей доказать это. Митя прыгнул на велосипеде и чуть не упал. Прыгнул еще раз. На песке прыгалось не шибко, но он прыгал и прыгал, пока не стало подозрительно шататься колесо.
– Мить… – Эля обогнала его и обернулась. – Ты молодец. Ты ловкий, сильный. Не ломай велосипед, пожалуйста!
– Я еще не так могу!
– Я знаю. Но больше не прыгай.
– Хорошо. – Митя резко затормозил, потому что увидел выброшенную на берег рыбу. Ничего себе… Он слез с велосипеда, наклонился к рыбе. Еще живая… Или нет… Красивая, крупная, с переливающейся на неярком солнце чешуей… Еще недавно плавала, не думала, что волны подхватят и выбросят ее на берег. И волны-то сегодня невысокие…
– Зажарим? – Эля подошла, улыбаясь.
Митя покачал головой. Как неромантично. Не понимает… Нежная, красивая, а не понимает. Мужскую душу понять не так просто.
– Я выпущу ее, вдруг она поплывет.
– Хорошо… – Эля смотрела на него так, как будто увидела в первый раз. Приятно, когда на тебя так смотрят. Что еще сделать, чтобы она так смотрела всегда? – Митя, давай загадаем… Если она поплывет, то…
Митя закрыл ей рот ладонью и почувствовал, что Эля прикоснулась губами к его ладони. Все тело его опять заныло.
– Я сойду с ума сегодня! – искренне сказал он и даже не пожалел о том, что сказал. Ведь это правда. Это правда. Это первый день его взрослой жизни. – Давай ничего не загадывать.
– Почему?
– Я боюсь загадывать. Мне кажется, что все наоборот будет. Я уже загадывал однажды…
– Давай тогда быстрей выпустим ее…
Митя сбросил ботинки, закатал брюки и зашел с рыбой подальше в море. Какое приятное ощущение – ледяная вода, которая мгновенно остудила все горячие мысли в голове и разогнала слишком острые желания в теле. Митя опустил рыбу в воду, она шевельнулась, сначала пошла на дно, но потом он увидел, как она поплыла. Митя наклонился, зачерпнул воды, умыл лицо, еще и еще. Чуть-чуть соленая вода, малосоленое, но все же море, и запах особый…
– Уплыла, – сказал он, возвращаясь на берег.
– Правда? А я загадала… Ладно! – Эля, счастливо улыбаясь, прислонилась к мальчику.
– Скажи.
– Нет.
– Скажи… – Он взял ее за плечи.
Откуда в мире бывает такая совершенная красота? И почему так откликается на нее сердце? Что это за тайный закон? Кто его придумал? Почему глаза должны быть большие, волосы пышные, брови ровные, нос – прямой, не очень большой, ноздри точеные, губы… Как описать ее губы? Их можно рисовать и лепить, лепить до бесконечности, но описать словами невозможно. Сказать – правильные, красивые… – ерунда, нужно видеть этот изгиб верхней губы, с тайным местом для улыбки, он знает это место, да, знает… Никто больше не знает… И не должен узнать… Может, взять с нее слово? А она будет держать слово?
– Ты ведь не будешь больше ни с кем… – Митя запнулся.
Как-то неловко. В мыслях все хорошо, а слова звучат странно. Но Эля его поняла, засмущалась, даже раскраснелась, прижалась к нему. Удивительное, новое и самое лучшее чувство, какое он только испытывал в своей жизни. Все-таки, наверно, отец ошибался. Нет, он не будет сейчас думать про отца. Это была какая-то другая жизнь, там, с отцом, которая закончилась, и началась совершенно новая, сегодня, вчера, но точно началась. Он не сразу понял это, поэтому вел себя как дурак. Вчера, например. Или ночью. Надо было прийти к ней – и все сразу бы стало на место.
Митя смотрел на Элю и был практически уверен – она согласится на все. Ведь не зря она так на него смотрит. И спрашивать не надо. На словах не согласится. А на деле… Скорей бы вечер. Скорей бы прошел этот совершенно ненужный ему концерт, это ее соло, да еще и дуэт с латышской звездой…
– Наверно, будем возвращаться, я хочу отдохнуть перед концертом, – сказала Эля, и в который раз Митя с удивлением понял, что она думает с ним как-то в одну сторону, что ли. Мысли материальны? Не может же это все быть написано у него на лице? Слишком сложные мысли, такое не напишешь на лице.
– Поехали. – Митя кивнул ей, развернулся и помчался обратно, уверенный, что она с радостью будет его догонять.
– А что ты загадывал? – Эля действительно догнала его и поехала рядом. – Ой, давай чуть помедленнее, я устала.
– Я загадывал… – Митя подумал, не рассказать ли ей, как он загадывал, и не раз, чтобы отцу дали большой дорогой заказ, чтобы они перестали нищенствовать, чтобы отец почувствовал себя нужным, как он загадывал, чтобы он сел за виолончель, а руки, его непослушные руки, взяли смычок и заиграли сами. Он бы не мучился, не потел, не сидел до онемения спины – руки бы играли и играли, и лилась бы музыка – прекрасная, легкая, и ему было бы хорошо, а не тошно от собственной игры. Вот такое он загадывал.
Рассказать? Он взглянул на Элю. Нет, момент тот прошел, когда он хотел рассказать ей все. Почему? А кто ж это поймет. Прошел, и все. Сейчас он хотел быть для нее загадочным и недоступным, и чтобы она немножко понервничала, думая, не разонравилась ли она ему.
– Я, может, и не приду на твой концерт. Буду репетировать в номере! – небрежно сказал он.
– Мить… – Эля остановилась.
Он видел, что она встала, не едет дальше, и ехал и ехал вперед – догонит. Он и так уже перед ней весь распластался, весь открылся, дальше некуда.
Эля услышала сигнал сообщения и достала телефон. Костик… Странно, раньше он с ней так не общался – если и писал, то только необязательную, бессвязную ерунду или спрашивал уроки, никуда не приглашал, ни на выставки, ни на каток, ни в кино. Они ходили везде только компанией. Может, ему было этого достаточно? А что вдруг он так разволновался, когда она уехала? Ведь он, скорей всего, не знает, что Эля, считай, вдвоем с Митей здесь…
Эль, как ты спела? Какое место заняла?
Кажется, первое. Или Гран-при. Вечером будет награждение. Поищи в Интернете, будет онлайн-трансляция.
Хорошо. Ты что сейчас делаешь?
Эля взглянула на Митю. Стоит ли обманывать Костика и давать ему надежду, разговаривать с ним… Если бы Митя только что опять не начал грубить, Эля бы не стала ничего отвечать Костику. А так она подумала и ответила:
Я на велосипеде, езжу по морю.
Красиво там? – задал Костик совсем не мужской вопрос. Спросил бы лучше, с кем она сейчас.
Красиво. Море красивое, берег красивый, чайки и люди тоже красивые, – честно написала Эля, глядя на невероятно красивого сейчас Митю. Он все-таки остановился и оглядывался – где же она.
Что-то в нем как будто изменилось прямо со вчерашнего дня. Вчера еще был мальчишка, а сегодня – юноша, высокий, красивый, идеально сложенный… Если бы не чуть неуверенный взгляд, был бы похож на юного древнегреческого бога. Но боги так не смотрят – исподлобья, чуть в сторону, как будто стесняясь и себя, и своего взгляда, и сказанных слов, и несказанных, и всех противоречивых мыслей и желаний, которые просто разрывают его, а то, что Митю разрывает – это ясно. Вон как опять понесся, не оглядываясь…
Глава 21
– Слушай, ты правда еще в школе учишься?
Молодой, но уже известный Петерис с удовольствием поправил золотую лямку Элиного платья.
– Правда… – засмеялась Эля.
– Класс… Давай с тобой этот номер где-то покажем… У меня большой концерт через пару недель, турне по Латвии и Литве, в девяти городах, хочешь, приезжай. За свой счет, конечно, но будет интересно, и еще что-то споем. Сольно можешь одну песню спеть в моем концерте. По-русски или по-английски.
– Ладно, спасибо, – кивнула Эля. – Может, и приеду.
– Давай, приезжай. – Петерис дружески приобнял ее. – Ты классная, голос супер, и харизма такая… Тебе точно надо петь. Многим не надо, а тебе надо. В консерваторию пойдешь после школы, да?
– Нет, – чуть менее уверенно, чем обычно, ответила Эля. Как они все единодушны, и Петерис, и Эдмундас, и многие, кто уговаривает ее думать о пении как о профессии. – У моего отца прекрасный голос, но он не поет в театре. Пел раньше, был солистом.
– И что? – удивился певец. – Ты поэтому тоже петь не должна?
– Ребята, приготовьтесь, ваш выход через номер! – Организатор махнула им рукой. – Теплакова, потом быстро переодевайся, еще через три – твой сольный, времени не много.
– Хорошо.
Эля отошла в сторону, чтобы чуть разогреть голос, попеть с закрытым ртом. Пришел ли Митя? Он как уехал в гостиницу, умчался, так она его и не видела. Она не обедала, у нее хватило денег только на хлеб. Знали бы родители… Хотя ее родители легко относятся к таким вещам. Тем более хлеб – главная еда. Хочется думать, что они сейчас смотрят трансляцию концерта в онлайн-режиме.
