Виктория Габышева - Любовь, или Пускай смеются дети (сборник)
Надю, изредка бывавшую у Изы в гостях, Сыночек игнорировал. Обычно он, флегматичный, лениво-царственный, по-хозяйски возлежал на угловом диване, сливаясь с серебристой обивкой. Беседуя с подругой, Иза время от времени крепко брала горячо обожаемого Сыночка за колышущиеся брыли и целовала в слюнявую морду.
…По сложившейся традиции под Новый год одноклассницы устраивали девичник. На этот раз решили собраться у Изы.
Она встретила гостей в чем-то воздушном, нежно-розовом. Каблучки атласных домашних туфелек утопали в шелковистом ворсе персикового ковра. Свечи в канделябрах освещали стол, где в хрустальных лодочках томились похожие на тараканов креветки с несчастными глазками, бутерброды с красной и черной икрой; в центре философски ухмылялся раскинувшийся на огромном блюде фаршированный поросенок. Вытянутые лепестки фужеров готовились принять темно-вишневое вино.
– Ешь ананасы, рябчиков жуй, – прошипела Маша в сторону.
По тому новорусскому, голодному для большинства времени стол нагло демонстрировал хозяйкину заносчивость и тщеславие. Но захмелели, и натянутый вначале разговор все чаще перебивался вечным: «А помнишь?..» Между осторожной дегустацией креветок (мало кто знал, как есть этих морских зверьков) вспомнили акварельные тени и «бумажную» краску для волос. Потом зашел разговор о мечтах – школьных и нынешних.
– Слушай, Из, – развернулась к хозяйке внушительным «буфером» Маша, размахивая рукавом, к которому прилипли остатки салата, – я вот, к примеру, мечтаю о даче. Возраст, что ли, к земле тянет? Надька – как из малосемейки в нормальную квартиру вырваться, дети подрастают. А о чем можешь мечтать ты? О звездочке с неба? Ну чего еще-то хотеть от жизни? Все есть: дом, как говорится, полная чаша, дача не дача, машина не машина, муж – не груш объелся…
– Чего хочу? – задумалась Иза. – Норковую шубу. Египетскую. Вы не представляете, какое это чудо!
Подруги удрученно замолчали. Мечтать о такой роскоши они не осмеливались. Если бы кто сказал, что через какой-то десяток лет все будут ходить в норковых шубах – от китайских до греческих, – никто бы не поверил. Самой шикарной считалась Томкина каракулевая дошка, на которую она угрохала все свои и мужнины отпускные. Надя ходила в перелицованном мутоне. Маша – в драповом пальто с видавшей виды крашеной лисой. Остальные тоже кто в чем…
Через год собрались у Томки.
– У меня, девочки, просто, на рябчиков с ананасами не надейтесь…
– Изка сказала, может, не придет. У нее Сыночек заболел, – сообщила Надя.
– Сыночек? У нее же нет детей! – удивилась Маша.
– Она пса своего так называет…
Перемыли Изе косточки. Вспомнили об абортах от первого «хиппатого» мужа, поиздевались над мечтой об «египетском чуде».
– А какая вроде душевная была девчонка. Омещанилась вконец. Людям жрать нечего, а у нее креветки… Чтоб ей подавиться!
– Перестань злиться, Машка! Сама-то ела – не подавилась. Тебе бы такого мужа, так и ты, поди, тоже ими объедалась бы и о норковой шубе мечтала.
– Э-э! – махнула рукой Маша. – Спасибо, что хоть не пьет нынче Васька мой – вылечился…
Разговор плавно перешел на мужиков, и об Изе забыли. А она вдруг пришла.
– Извините, девчонки, за опоздание. Ветеринара ждала, он моей собаке уколы делает… Такой мужчина, я вам скажу, даром что звериный доктор…
Она бы еще щебетала, но вдруг остановилась.
– Что вы на меня так уставились? – И, сообразив, рассмеялась: – А-а, шуба! А я про нее забыла совсем!
Иза любовно встряхнула свою красавицу. Шуба была немыслимого, волшебного цвета, серебристо-голубовато-серо-жемчужная, с мягким поднято-ниспадающим воротом, изящно окантованным тонкой, меховой же косичкой, с крупными хрустальными пуговицами, расширяющимися книзу рукавами, мягко летящими полами, словно окутанная душистой, сухой и в то же время маслянисто сверкающей дымкой…
Ах! Подруги поняли Изу и простили сразу: о таком чуде действительно можно было мечтать!
– Египетская, – пояснила Изка. – Я такую и хотела. Немного длинна, правда, только на каблуках ношу.
– Можно померить? – с трудом сглотнув, хрипловато спросила Маша, а руки уже потянулись – потрогать, пощупать неземную красоту.
– Конечно, меряйте! – Изка улыбалась. Она тоже понимала подруг.
Примерка перед узким Томкиным зеркалом в прихожке затянулась. Когда шубу накинула Надя, все разом вздохнули, а хозяйка египетского великолепия в искреннем восхищении закрутила головой:
– Надька, ты – королева!
А Надя и сама видела: шуба будто на нее была пошита. Сидела как влитая…
– Отпад! – выдохнула Маша, у которой пуговицы не сошлись на животе. Проголодавшиеся от избытка эмоций подруги набросились на еду как волки и через полчаса, к Тамариному смущению, опустошили тарелки с салатом и горячим. К чаю оказалось, что все перебрали с едой и питьем, даже Маша, отдуваясь, отказалась от торта.
– Теперь-то тебе мечтать точно не о чем, – сказала она Изке, возобновляя старый разговор.
– Теперь – да, – подумав, кивнула головой та. – Лишь бы Сыночек больше не болел, вот и все.
За разговором вначале не расслышали дверного звонка, и он загудел настойчиво и сердито. Тамара, сделав большие глаза, выбежала в прихожую. Послышался недовольный мужской голос и Тамарин оправдывающийся.
– Девочки, – произнесла она упавшим голосом, заглянув в дверь, – Павел пришел. Он сегодня должен был у матери переночевать, но…
– Все, все, – заторопилась Надя, – не расстраивайся и не волнуйся, Тома, все нормально. Мы уходим. Спасибо тебе, было здорово.
За Изой собирался заехать муж, но попозже. Она решила прогуляться с подругами. Погода баловала: обычный в это время года туман испарился, падал легкий снежок. Женщины медленно шли по улице, лениво обсуждая проведенный вечер.
– Девчонки, в туалет захотелось, – остановилась вдруг Маша.
– Я тоже хочу, – отозвалась Иза. – Не подумали в суматохе у Томки сходить…
– Ой, не могу! Давайте скорей! – Маша помчалась вперед.
Ближайший туалет находился на рынке. Надя едва поспевала за пыхтящей Машей, Иза придерживала полы великоватой шубы и семенила за подругами на своих высоченных каблуках, оскальзываясь и смеясь.
Взошли по ступеням в кряжистое каменное зданьице со стороны кокетливо выписанной буквы «Ж». Иза брезгливо подобрала шубу до колен. На лице ее было написано: «Что поделаешь, по нужде ходят и простые смертные, и люди, облаченные в заморское чудо…» Войдя, тотчас чуть ли не на цыпочки встала и опустила подол, хотя пол был неимоверно грязный. «Вид не хочет портить», – сообразила Надя. Несколько женщин, куривших у двери, едва не выронили сигареты и с откровенной завистью уставились на Изу.
Подергав закрытые дверцы, Маша простонала:
– Сейчас обоссусь!
– Очередь, – пояснила одна из женщин, не спуская с Изкиной шубы оценивающего взгляда.
Маша наконец попала в вожделенный закуток. Освободился еще один, и Надя, стараясь не дышать, мотнула головой на вопросительный Изкин взгляд:
– Иди, я потом.
Специфическая вонь, казалось, не действовала на курящих.
– Египетская? – поинтересовался у Нади кто-то, не удосужившись уточнить, что именно. Без того всем понятно.
– Мг-м, – кивнула она и замерла в ужасе от дикого вопля, раздавшегося там, куда удалилась Иза.
Прошел миг ступора, и все, включая вылетевшую из своей кабинки Машу, столпившись у входа в узкий пенал, снова оцепенели.
Пол в кабинке был залит кровью, в которой плавали темные страшные сгустки… и подол шикарной шубы. Вполне живая Иза стояла на коленях, склонившись головой над умопомрачительно грязным унитазом, и копалась в нем руками…
Она уже не кричала. Кричала Маша:
– Шуба, Изка! Ты что! Ты что, Изка, шуба! Шуба-а-а!!!
От крайнего изумления и страха Маша не могла найти слов. Остальные потрясенно молчали.
– Спятила! – взвизгнул кто-то через мгновение.
– Сами вы спятили, – огрызнулась Изка, не поднимая от унитаза головы, и как-то странно пискнула, а следом послышался громкий кошачий плач.
Иза начала стягивать с себя шубу, хватая ее окровавленными руками…
Когда она выходила из кабинки, женщины поспешно расступились. Оглянувшись, Надя удивилась, сколько их успело набежать. Вроде всего три курили у двери… То маленькое, синюшно-красное, что Иза завернула в шубу, продолжало пронзительно плакать. И женщины разом заговорили:
– Мамочки мои!
– Ребенок!
– Милицию надо вызвать!
– Это девка молодая скинула, я видела ее, я видела, как она шла! – заголосила одна из «курилок».
– Сука какая!
– Шла и шаталась, я еще подумала…
– Мальчик… – сказала Иза, растерянно и счастливо улыбаясь. Щеки у нее были мокрые и черные от размазанной туши. – Я ему ротик почистила, он и закричал… Надя, ты можешь свой шарфик дать? Головку ему надо закутать, а у меня, видишь, шарф дурацкий, шифоновый…
