Райдо Витич - Скиф

Все по размеру, все по ней – но как он определил? Кофта – ладно, а белье? ― несмело приложила белый лифон к груди – точно ее размер.

И лихорадочно начала все запихивать обратно, услышав, как дверь открылась.

Максим заглянул, и она застыла с лифчиком в руке, словно ее на месте преступления застали.

– Не понравилось?

– Аа?… Да… Нет, очень, ― смутилась вконец, сообразив что в руке держит ― за спину убрала.

Мужчина спрятал улыбку и вернулся в коридор, разделся.

Варя кинула кружевную штучку в пакет и заметалась взглядом, соображая, куда его деть. И просто бухнула на пол, запахнула халат на груди сильнее, приказывая себе очнуться и перестать думать о всяком… разном… ненужном! Да, ей это все не нужно. Наверное…

Макс осторожно обнял ее со спины. И склонившись, прижался губами к шее – дрогнула.

Мужчина нежно целовал, оглаживая по рукам, а сам смотрел в ворот халата, на грудь, что была видна во всей красе.

Варя сначала пыталась отодвинуться, но как-то само желание пропало и глаза закрылись, дурманом сладким от тепла и поцелуев повело, накрыло.

Макс огладил ей шею до подбородка и, склонившись ниже, накрыл губы. Проник в рот, одной ладонью шею лаская, второй в ворот скользнул, к манящей груди. Накрыл и, дыханье сбилось, в жар кинуло – не кожа – атлас, лепестки роз, не грудка – холм нирваны – ровно по ладони – нежная, упругая, высокая.

Варя вздрогнула, замычала робко ему в рот, руку придержала. Убрал нехотя, отодвинулся, с трудом вздох подавив. В висках как тамбурины стучали и, волнами в голову от паха накатывало желание, смывая разум.

Макс ушел на кухню, обтер лицо водой, немного приходя в себя и, залез в холодильник. Вроде как поужинать надо. А самого колотит от желания – смотрит на продукты, а ничего не видит. Волосами тряхнул и пиццу из морозильника достал. Кинул на стол и взял сигарету. Открыл форточку и закурил, подставляя морозному ветру лицо.

Самое паршивое, что она его оттолкнула. Поспешил?

Себе-то не лги – не мил ты ей, ― склонил голову и горько усмехнулся: как пацан, право, зубы сводит.

Не опускает желание и все тут, клубиться в голове, сгустком раздражающим пульсирует в паху.

Варя стянула ворот халатика на шее и сидела склонившись к ногам еще под впечатлением приятного и пугающего, вернее приятного до испуга. Она понятия не имела, что можно испытать наслаждение от происходящего и это было странно, необъяснимо. Она была уверена в обратном, полученный в пошлом опыт диктовал свои правила и лишал ее иллюзий, даже мыслей о возможной близости. Она страшила ее, вызывала панику и брезгливость.

Но приходилось признать, что это было, а сейчас случилось обратное.

Ласки Максима были приятны и мысль о сексе с ним не вызывала отвращения, наоборот влекла, становилась навязчивой. И было тоскливо от того, что он ушел. Еще хуже оттого, что дура такая опять на те же грабли наступить готова. Ведь ясно, что ему одно надо.

Только злости за это нет и ощущение, что бродит с открытыми глазами меж двух сосен.

Надо было еще вчера уйти, не слушать его… а себя?

Варя встала и прошла в кухню, замерла у косяка дверей:

– Максим, мне лучше уйти.

Не повернулся – стоял спиной, курил. И не видела, как криво усмехнулся: ну, конечно, только бегать и умеешь, ― подумал раздраженно, и нахмурился – на нее-то что срываться? Сам дурак – сдержаться не мог.

– Не выдумывай, ― бросил глухо.

– Это глупо.

Макс развернулся к ней, опалил странным взглядом и выставил пальцы с сигареткой, усмехнувшись:

– А вот тут – права.

Затушил окурок и подошел к ней, руки в карманы сунул, чтобы сдержаться и не обнять:

– Так и будешь всю жизнь бегать? От меня, от себя, от действительности?

Не твое дело, ― уставилась исподлобья. Макс понял свое – «пошел ты», и хмыкнул – ну, ясно. Отвернулся – тоска.

– Я развлекать не умею, тут права. Скучный для тебя. Извини. Ну, какой есть, ― плечами пожал и уставился на нее. ― Придется потерпеть. Пока не выздоровеешь.

– Зачем терпеть? Я уеду домой.

– Будешь отца доставать?

Варя отодвинулась бледнея: верно. От нее только неприятности. Всех достала. Только ведь и себя тоже.

Я не виновата, что живу! ― зубы стиснула, сдерживая слезы, а они в глазах застыли, пугая Максима.

– Варя…

Отступила, как будто в душу ей плюнул. И рванула в дальнюю комнату, закрыла дверь и стулом подперла. Рот ладонью прикрыла и зубами кожу прикусила, чтобы не заорать. Взгляд по стенам, мебели прошелся и в окно – был бы этаж девятый…

– Варя! ― толкнул дверь Максим и замер, сообразив, что закрылась. Провел в тревоге по волосам пятерней: идиоооот!

– Варя, послушай меня… Варя! ― грохнул по двери. ― Открой, иначе выломаю, ― процедил.

Девушка осела в углу меж креслом и торшером и смотрела в одну точку. Варе стало все равно на все, а слезы лились сами – тошно просто.

Макс прислушался – тихо, и по сердцу эта тишина – ознобом. Толкнул дверь со всей силы и влетел – кресло в сторону отъехало. Варю увидел живой, осел на подлокотник, лицо оттер от выступившей испарины – перепугала.

Смотрел на нее – жалкую, в слезах, сжавшуюся как воробей на морозе и боялся подойти. И брякнул:

– Выходи за меня.

Варя слезы оттерла, всхлипнув, и вдруг дошло – уставилась на него:

– Дурак, что ли? ― выпалила первое, что в ум пришло.

Дурак, ― смотрел на нее не отрываясь – полный и конченный дурак. Потому что смотрю на тебя и крышу сносит. Потому что хочу, чтобы ты всегда была рядом. Потому что хочу видеть тебя постоянно, и просто хочу.

Варя поднялась по стеночке, таращась на него: точно ненормальный.

– Иди сюда, ― то ли попросил, то ли приказал, а глаза темные и от его взгляда внутри как струна натянулась.

– Заазачем?

– Иди, ― руку протянул.

Девушка понимала – шагни и пропасть. А не шагнет – тоже – бездна.

Так лучше в пропасть, но с ним.

Подошла – за руку перехватил, подтянул к себе. Оглядел припухшие губы, и прижался своими губами к не высохшим слезинкам на щеках – соленые.

И прижал крепко, впился в губы, языком в рот проник, сметая сопротивление – замычала, дернулась, по плечам кулаками прошлась, но как-то вяло. И притихла. Как лиана в руках выгнулась, задыхаясь от жаркого поцелуя, то ли стремясь прочь, то ли сильнее прижимаясь.

Максим за поясок потянул – к чертям. Ладонь на талию легла, обжигая кожу, обжигаясь. Прошла по спине и Варя впилась пальцам ему в плечи, то ли требуя остановиться, то ли продолжать.

Макс целуя прижал ее одной рукой, второй вверх по животу, задыхаясь от сладости и желания – к груди, накрыл холмик, и дрогнул от Вариного трепета – замычала ему в рот, выгнулась. Мужчина по шее губами прошелся, стягивая халатик, за талию крепко, но нежно придерживал. Закрутилась, а не отталкивает. И понял – хватит.

На руки подхватил и унес на постель.

– Максим…

– Тс, ― палец ей к губам приложил, склоняясь. ― Не бойся.

И рубашку расстегивает глаз с нее не спуская – зрачки огромные, черные и огонь в них, безумие. Варя вздрагивала, наблюдая за ним, онемела от волнения, страха, что и горло перехватил и жгутом в животе свернулся.

Макс рубашку откинул, а брюки не снял. Рядом лег и притянул девушку к себе:

– Не бойся. Ничего не будет, Варенька, ничего из того, что ты не захочешь. Расслабься, ― накрыл ее губы.

И дрогнул, тяжело задышал, прижав ее грудкой к своей груди – как душу обожгло, не то что – тело. Ладная, сладкая.

Варю потряхивало от страха и волнения – уперлась ему в предплечье ладонью – навалился, но не придавил. Руку убрал, придержал за запястье и в шею губами впился, прошел к плечам, убирая халатик. Ниже склонился, руки придерживая, губами от шеи вниз, к груди и накрыл сосок. Девушку как током дернуло – выгнулась, вскрикнув, руками, ногами дрыгнула. Макс ей рот поцелуем опять накрыл – огладил от плеча до талии, обхватил, млея от нежности ее кожи, изгиба талии, и халат ниже с рук убрал.

Запуталась в рукавах и биться перестала, в рот уже не вскрикивала – застонала. Притихла в его руках, соски напряглись и терлись о его грудь. Макс сам застонал, чувствуя, что не сдержится. Замер на пару минут, упорно вспоминая логарифмы и, тяжело вздохнул – пелена сошла, тяжестью на пах легла. И только сейчас понял, что творит – да поздно уже. Смотрел в черные зрачки Вари, и знал одно – если не исправит – конец и их с ней отношениям, и ее окончательно дотопчет.

Стянул с нее халатик и, обняв одной рукой, чуть прижимая к себе, взял за ладонь, стал осторожно пальчики целовать, чуть дыша от ее жаркого дыхания ему в шею.

Варя поняла, что насилия не будет, и совсем потерялась от противоречивых чувств. Паника отступила и лишь эхом еще бродила в голове, мутя разум, а на смену ей как цунами надвигалось иное – жаркое и сладкое, неведомое, но желанное. Она не могла понять себя, да и потерялась слушая лишь его. Он не владел – нежил вызывая сонм блаженных чувств. Гладил и гладил, как любовался, и она поплыла, как бывает меж сном и явью.