Александр Самойленко - Долгий путь домой

– А что, видно?!

– Конечно, видать. Самодура она у тебя, – сказала баба Лиза.

– Это как?!

– Не постоянная она. Вспыльчивая, – объяснила старуха. – От неё нервой так и прёт!

– А может во мне дело? – спросил Грим.

– Не-е, – баба Лиза помотала головой. – Даже не сумневайся, у тебя именно от неё вся дерготня идет, я же вижу! А ты… – она оценивающе посмотрела на Грима. – Ты мужик конечно, хм-м… заводной. Одно слово – артист! Но основательный. А об графине так скажу… Об ней не жалей. Толку бы у тебя с ней всё равно не было бы.

– Какого толку? – с горькой насмешкой спросил Грим.

– А никакого. Ладно, айда к столу!

Они уже двинулись было к деревне, но тут из леса вылез огромный бульдозер и, подняв нож, попёр через пустошь прямо на них.

– Вы идите, – сказал Баро. – Я тут ему покажу, что к чему.

– Не-е, зови его к столу, а потом уж идите, делайте что надо, – велела баба Лиза.

Бабы накрыли стол и ушли. Тарелки были налиты, мясо, хлеб и лук нарезаны. Были даже горчица и чеснок, сообразительная Верка в райцентре прикупила. Сели. Отец Павел сотворил трапезную молитву:

– Христе Боже, благослови ястие и питие рабом Твоим, яко свят еси всегда, ныне и присно, и во веки веков!

Перекрестились, приступили хлебать, но баба Лиза остановила трапезу. Сказала Баро:

– Церкву покажи, какая она будет?

Он раскрыл перед старухой альбом. Баба Лиза, пораженная увиденной красотой, растрогалась, зашмыгала носом.

– Помолюсь в ей, тогда уж и помирать можно. Батюшка, ты меня в ей отпевай, красиво будет! – старуха обвела всех восторженным взглядом и вдруг шаловливо спросила:

– Чего не маетесь-то?

Догадливый Баро бросил ложку на стол.

– Еще как маемся!

– Иди вон, в баньке возьми, я там с утра припасла. Баро метнулся в баньку, вышел с поллитрой и веером кружек, надетых ручками на пальцы.

– Лизавета, ты чего паству спаиваешь! – слабо воспротивился отец Павел, не сводя взора с бутылки.

– В данный момент не грех, батюшка, – сказала баба Лиза. – Они люди степенные, меру знают.

– Конечно, мы меру знаем! – клятвенно воскликнул Грим. – Ты что, батюшка, вчера не заметил?

– А что было вчера? – батюшка опасливо поглядел на бабу Лизу.

– Вчера было вчера! – прекратил Баро разговор на эту опасную тему.

Ловко разлил. Дружно чокнулись, закусили мясом с чесноком и навалились на борщ. Бульдозерист хлебал шумно, блаженно постанывал, приговаривал:

– Это я хорошо приехал. Вовремя!

Вечером истопили баньку. Но не парились, грелись, неторопливо мылись после большой потной работы. Укладываясь спать, Баро сказал:

– Завтра вся деревня на уши встанет.

– С чего это?! – спросил уже сонный Грим.

– Увидишь, – пообещал Баро и отключился. Посреди ночи Грим проснулся, ему послышалось, что зазвонил его телефон. Никакого звонка не было. Он вышел из дома, сел рядом с Цезарем, который теперь, по теплу, обосновался на крыльце.

– Не звонит, – сказал Грим. – Самодура…

Пёс буркнул что-то своё и положил голову Гриму на колени.

– Ты так думаешь? – спросил Грим. – Действительно, что я как этот… не привязанный, а визжишь. Я с тобой согласен. Хрен с ней.

Он вернулся в дом, лег и уснул быстро и спокойно.

Рано утром на столе взвыл, запрыгал телефон Баро.

– Твою мать! – разозлился сквозь сон Грим. – Что он у тебя, как… резаная кошка!

Баро черным зверем метнулся к столу.

– Понял. Встречаю! – он начал проворно натягивать брюки, с радостным возбуждением скомандовал Гриму. – Вставай деревню на уши ставить!

Они наскоро поели молока с хлебом и заспешили на склон.

– Гляди, идут!

Теперь гул от леса шёл другой, не бульдозерный – более мягкий, но беспрерывный, нарастающий, будто там, в чащобе, готовился к взлету самолет. Первым из леса выплыл белоснежный, сверкающий никелем, гигантский трейлер МАН, за ним такой же второй, третьим шел тоже белый автобус, замыкал колону подъемный кран. Баро поднял руки над головой, начал давать команды взмахами ладоней, как диспетчер на авианосце. Деревенские, одетые кто во что, очумело выскакивали из дворов на просёлок и застывали здесь с разинутыми ртами.

Баро направил трейлеры на положенные им места, подъемный кран остановился поблизости. Двери автобуса расползлись, и из них на землю посыпалась бригада… узбеков, все в голубых комбинезонах с жёлтенькой эмблемой храма на груди. Высыпались, размяли ноги и, не мешкая, начали ставить большую армейскую палатку, таскать в нее раскладушки, матрасы, мешки с припасами. Рядом на треноге возник большой артельный казан, раскладные стол, стулья. Двое тут же развели под казаном огонь, присели к столу, начали чистить и шинковать лук, морковь. Все двигались слаженно, быстро и без лишних слов. Водители МАНов отцепили трейлеры, установили под ними тормозные лапы-домкраты, попили чай из термосов и уехали – нырнули в лес и бесследно исчезли.

Грим был ошеломлен, следил за происходящим с восхищением. Деревенские осмелели, подтянулись поближе, встали поодаль гурьбой с вытянутыми лицами и открытыми ртами, глядели на узбеков и их стремительные действия, как на цирковой атракцион.

Лук, морковь, куриные ножки полетели в казан, в котором уже потрескивало раскаленное подсолнечное масло. У огня остался один, остальные начали выбрасывать из трейлера и растаскивать по периметру траншеи церковного фундамента металлические листы опалубки и тут же вязать их друг к другу болтами. Баро внимательно наблюдал за процессом, иногда негромко давал распоряжения. Спросил весело Грима:

– Ну как, господин спонсор, стоит деревня на ушах?

Грим занял монументальную позу, ответил с грузинским акцентом по-сталински:

– Надо, товарищ, вовлечь массы в этот созидательный процесс. Поручаю вам обеспечить всенародный энтузиазм!

Баро и строители зареготали, улыбнулись робко и деревенские, на этот раз Сталин был не страшный.

Утром следующего дня пришли два огромных миксера с бетоном, встали друг против друга на противоположных точках фундамента. По сливным желобам попер бетон, рабочие, действуя лопатами, как гребцы на каноэ, погнали его по траншее. Деревенские наблюдали за происходящим уже смело, даже по-хозяйски – бабы с утра пораньше натащили сковороды с яичницей, банки с молоком, расстарались на таз пирожков с картошкой. Баро, указав на эту снедь, доложил Гриму:

– Вот, товарищ Сталин, всенародный энтузиазм обеспечен!

Грим растрогался от такого энтузиазма земляков, у него даже защипало в глазах. Он хотел сказать что-то сердечное, но только махнул рукой.

Он проводил дни на стройке. Все относились к нему учтиво, с почтением, одно слово – спонсор! Ну и, конечно, артист! Грим останавливался у трейлера со строительным лесом, дышал его сладким запахом подолгу, вспоминая себя, смотрел на деревню и её округу, искал в небе жаворонков, стрижей. На душе было легко и радостно. Даже сотку дома на столе забыл и с удовольствием отметил, что ему не хочется сходить в дом за телефоном. Он давно не чувствовал себя так просто и беспечно.

– Ты чего такой? – спросил его Баро.

– Какой «такой»?

– Ну… загадочный какой-то.

– Да ты знаешь… – Грим помолчал, думая, как лучше ответить на вопрос. – У меня последние дни чувство такое, что мне больше ничего и не надо. Брата вот только найду, и всё!

Баро понял. Сказал тепло:

– Так это – главное! Брат, дом, земля, река… – Он широко повел рукой вокруг. – Это же твой родной табор! А всё остальное суета.

Грим, благодарный за понимание, положил руку ему на плечо и облегченно вздохнул во всю грудь.

– Слушай, – вдруг оживился Баро, осенённый какой-то мыслью. – Ты мужик хороший, и дело делаешь богоугодное. Я тебя увековечу!

– Погоди, я живой еще, – отшутился Грим.

– Ты не понял! – Баро был очень взволнован своей идеей. – Я гравировку на латуни закажу, у входа установим. «Церковь построил такой-то»… Ты по паспорту как записан?

– По паспорту я Ванька Сидоров. Не звучит…

– Да, это скучно, – разочаровался Баро, но тотчас опять возбудился. – А ты ради такого дела фамилию смени! Вот хотя бы… по названию деревни! Будешь Грим Славянов. А? «Церковь построил Грим Славянов»… Как? Песня!

Грим задумался.

– А что, в этом что-то есть…

Фантазия Баро была неукротима.

– А еще лучше вот как – «Церковь построил Грим Славянов на личные сбережения»!

– Не-е, тут тормози! – он погрозил Баро пальцем. – Про личные сбережения не надо. Даже не думай! Еще наведёшь на меня братков.

– Не понял. Каких еще братков?!

Грим быстро соображал, как отвадить Баро от мысли о личных сбережениях. Наконец сообразил, сказал, глядя на Баро невинными глазами.

– Ты голову-то включи. Они же как мыслят, братки эти? Они подумают: это ж сколько у него бабок, если он на церковь миллионы отстегнул?! И придут. Понял?

– А-а-а… Ну да, если такой ход мыслей, тогда другое дело. Тогда про личные сбережения не надо.