Инна Тронина - Самосожжение
– А что конкретно произошло с Огневым? – Озирский, запрокинув голову на валик оттоманки, жадно дышал сухим душистым воздухом.
– Он слушался свою маму, как ясельный. Типичный Эдипов комплекс. – Дина допила «Боржоми», пристроила голову на стиснутом маленьком кулачке. – Владислава Ефремовна не пожелала, чтобы сын женился на женщине с больным ребёнком. А ведь она врач, и должна быть милосердной! Я была очень зла на Володьку, в том числе и из-за Павла Бондарева, которого я незаслуженно оскорбила. Поверила, дура, в любовь Огнева, в наше будущее счастье! А что это за любовь, если не помочь хочешь в беде своей суженой, а бежишь от неё, как от чумной заразы?.. Когда Володька собрался во Дворец с другой, с этой толстомясой Ниночкой, я решила, что он не достанется никому. Мы ведь делали надрезы на руках, на крови клялись всегда быть вместе… А что вышло?! Сначала я хотела прикончить его ещё до свадьбы. Но потом решила поступить более тонко – пусть поженятся, и Ниночка с Владиславой перегрызутся из-за наследства! Я видела, как они после церемонии вышли из Дворца, следом за свадебным кортежем отправилась в Елоховский собор. Там поставила свечку за упокой души Огнева. И заметила, что другая свечка, в руке Володьки, погасла. Это здорово испортило настроение собравшимся. Зная, что новобрачного мучает совесть, я попросила его о свидании. Он согласился сразу, пытаясь загладить вину. Я знала, что Огнев на рыбалке любит завтракать хлебом, яйцами и маленькими помидорами, которые засовывает в рот целиком. Он говорил, что специально так делает – устал от этикета, от ресторанных ножей и вилок. Я смиренно вручила Огневу узелок с провизией. Сделала вид, что полностью смирилась с поражением. А сама у криминальных деятелей из Челябинска купила ампулу с цианистым калием. Там целое химическое предприятие работало: кроме ядов делали ещё взрывчатку и наркотики. Южноуральские умельцы не подвели, и Огнев скушал мой гостинец. Цианистый калий был в мягкой ампуле, типа той, в которых выпускают глазные капли. Я спряталась в кустах на берегу и видела, как Огнев раскрыл пакет, посыпал помидорку солью и начал жевать вместе с куском хлеба. И сразу же попалась та, с ядом, хотя в узелке было пять других, безвредных. Значит, Огнев действительно был виноват передо мной! Он закашлялся, вскочил на ноги и моментально рухнул в воду, скрылся в волнах. Убедившись, что Огнев не выплыл, я на цыпочках ушла с берега, добралась до ближайшей платформы, спокойно дождалась электричку. И опять мне всё сошло с рук.
Дина медленно, тщательно заправила прядку волос за ухо.
– И как Володька мог поверить в то, что я прощу его?.. «Не люблю я Нину, Динулька, но мать есть мать…» Он целовал мои руки. Я всхлипывала и гладила его по рыжим волосам. Я представляла, как вытянется конопатая физиономия моей несостоявшейся свекрови. Она ведь так хотела внуков понянчить! Нормальных, не параличных… А клятва Гиппократа? А христианские ценности? Лицемерка получила своё, и действительно поругалась с невесткой. А я после расправы с Огневым поехала к Павлу Бондареву. Но тот, оказывается, за неделю перед тем женился на какой-то снабженке. Он продал дачу и уехал. С горя я отправилась в круиз и на теплоходе познакомилась с Игорем Метельским…
– Насчёт Игоря Леонидовича я в курсе, – перебил Озирский. – И знаю, что вы не хотели его смерти. Меня интересует другой ваш друг, по фамилии Проваторов. Что за несчастный случай с ним приключился? Это опять ваших рук дело? Объясните, будьте любезны. Тёмная история, сплошные намёки и недоговорки. Но вы, я думаю, знаете.
– Правильно думаете, – недобро усмехнулась Дина. – Проваторов покончил жизнь самоубийством. Вывел выхлопную трубу в салон своей иномарки и задохнулся. С Александром Юрьевичем мы собирались расписаться ещё до Огнева, но перед тем он должен был развестись с женой. В той семье оставалось двое детей. Ранее Саша Проваторов не печалился о судьбе недорослей и сволочью себя не считал. А накануне предполагаемого развода вдруг принялся объяснять мне, что такое отцовские чувства. «Мерседес» у него был шикарный, удлинённая версия от «Кара Дюшателе». Он и стал могилой Проваторова. Салон закрывался наглухо и был роскошно отделан. Автомобиль оснащён видеокамерами, стёкла в нём пуленепробиваемые – ни один киллер не подберётся. Это бункер на колёсах. Даже если пробить бензобак, горючее не вытечет, его удержит специальная губка. Шины не прострелить; по крайней мере, со скоростью пятьдесят километров в час он сможет двигаться. Скромный чиновник оказался нужен не только мне, но и собственной супруге. Она соглашалась терпеть его любовниц, но против развода категорически возражала. Проваторов неплохо нажился на приватизации и отправил отпрысков учиться в Англию. Готов был выплачивать жене содержание, на детей давать деньги, но уйти ко мне. Очень уж полюбил, мать его!.. А я угрызениями совести не терзалась. Преданная отцом и мужем, я была вынуждена выгрызать себе место под солнцем. И вдруг Саша заявил, что бросить детей не может – у жены предынфарктное состояние. И поэтому нам лучше расстаться друзьями. Начальство намекнуло, что и по службе ожидаются неприятности. Терпеть не могу, когда взрослые мужики себя так ведут, – продолжала Дина, усаживаясь верхом на другой стул. – Сегодня заявляет, что жена-мегера у него в печёнках сидит, и дня лишнего он с ней прожить не может, а завтра меняет позицию на сто восемьдесят градусов и клянётся этой мегере в вечной любви!.. Я потупила глазки, пробормотала что-то типа «Бог простит», а сама принялась изучать характер Марианны Проваторовой. Пришла к выводу, что она – психопатка, и разозлить её – не проблема. На Рождество мы с Огневым поехали в Большой театр, и я как бы случайно оказалась с Марианной в курилке. Там шепнула ей, что Александр Юрьевич вчера у меня ночевал. От Огнева я знала, что Проваторов в командировке, и его уже три дня нет дома. Марианна поверила мне безоговорочно. Это тоже было в девяносто пятом. Огневу оставалось жить семь с половиной месяцев, Проваторову – два дня. Притворившись пьяной, я беспечно наболтала Марианне, что Саша всё равно уйдёт ко мне. Хочет только, чтобы страсти поутихли, а потом подаст на развод. Даже если Проваторов станет отказываться, супруга ему не поверит. Это я знала точно. «Разбитого не склеить», – мягко, но убедительно заявила я ей. И под руку с Огневым удалилась из курилки. Володя не слышал, что именно я говорила Марианне, и не интересовался этим. Мадам Проваторовой уже казалось, что она окончательно отвоевала семейное благополучие, а тут такой удар! Не знаю, какая именно безобразная сцена произошла по возвращении Проваторова из командировки, но ночью он уехал на дачу, заперся в гараже, включил двигатель машины, плотно задраил дверцы. И задохнулся, не оставив никакой записки. Марианну отливали водой. Она переживала главным образом потому, что на самоубийцу не полагается выплачивать пенсию по случаю потери кормильца. А сама она ни дня не работала. Как всякая уважающая себя ханжа, Марианна свалила всё на заботу о Сашиной бессмертной душе и купила заключение о несчастном случае. Проваторова отпели в церкви, и пенсию начислили. Но мне-то всё равно, грешником или праведником он числится официально. Главное – я отомстила…
– Какого числа Проваторов покончил с собой? – спросил Андрей.
– В ночь под Старый новый год, сразу после возвращения из Красноярска. Проворачивал очередную аферу, что-то связанное то ли с никелем, то ли с алюминием. Я благодарна за то, что вы не спрашиваете о Гарьке Метельском, – продолжала Дина, сжимая виски ладонями. – Он занимался неприглядными делами, изменял Родине. И всё потому, что его не хотели поддержать в научных исследованиях, многократно лишали финансирования. И Гарька пошёл на отчаянный шаг, зная, что ФСБ его пасёт. Вы, наверное, всё уже выяснили. Я расстроилась после его крупного проигрыша в казино, тем более что в тот вечер другому человеку крупно повезло. Я не сдержалась и ущемила Гарькино мужское самолюбие. А он молодой был, горячий, и не вынес позора. Вроде бы больше никого я… Ах, вот ещё один случай был. Сразу после того, как застрелился Метельский, меня познакомили с негром, торговцем наркотиками. Как мне показалось, он был культурным и блестяще образованным. И запредельно богатым к тому же. Я задремала на заднем сидении его роскошного «Ситроена», а очнулась где-то у Рогожской заставы. Негр поволок меня в притон, не говоря ни слова, хотя в ресторане «Столичный» мы с ним весело болтали по-английски. А на мне – норковая шуба до пяток, бриллиантовый гарнитур из колье и серёг, вечернее платье от Кардена. Под ним – итальянское кожаное бельё, для хохмы. Ещё ехала и думала тряхнуть наркодельца, согласна была пойти к нему на содержание. Надоело ради новых на каждый день клиентов шейпингом заниматься, теннисом, акробатическими танцами. Приходиться всё время себя подавать заново, а хочется тихой заводи, пусть ненадолго. Но суровая действительность разбила мои грёзы. Оказывается, негр не только для себя старался, но и ещё для трёх чуваков в притоне на Рогожском. Один чёрный и двое наших «братков» очень хотели бабу. А я чуть от бешенства не лопнула, но что же делать? Охранника своего я отпустила. Думала, всё тип-топ будет, а оказалось… Их четверо, а я одна. Сопротивляться бесполезно. Но позволить изнасиловать себя хотя бы одному из этих козлов я тоже не могла. План созрел в голове моментально. Как обычно в таких случаях, я надела маску женской покорности, и сделала с ними всё то же самое, что потом с отцом. Улучила момент, когда они отправились в комнату вести деловые переговоры втайне от меня, и в бутылке виски растворила не только клофелин, но и все снотворные таблетки. Боялась, что один заснёт, а остальных не возьмёт. Ничего, надрались, как цуцики. Захрапели, упав мордами на стол, прямо в тарелки с закуской. Я, недолго думая, открыла все краны на газовой плите, и ушла танцующей походной. Могла и не кончать их, но меня колотило от злости – ведь в душу плюнуть хотели! И вдруг, если выживут, опять пристанут? Мне что, из-за них и в ресторан приехать нельзя будет? Не отвяжешься же, нервов никаких не хватит…
