Станислав Сенькин - История блудного сына, рассказанная им самим
Думаю, будь я на десять лет постарше, возможно, вместе с другими счастливчиками стоял бы на Площади Мира с табличкой на груди «Куплю ваучер», за пару месяцев набрал бы пару мешков такой мукулатуры, а затем выкупил какой-нибудь свечной заводик через залоговый аукцион и был таков. Тогда, думаю, я и к Чубайсу бы относился теплее. Элита в то время создавалась быстро, миллионеров лепили на скорую руку. В то время такие сложные схемы были вне моей досягаемости, я ведь только-только поступил в универ. Но ведь и участь гопника меня не устраивала, а девочки в универе на парах дарили многообещающие взгляды. Безо всякого сомнения я казался им перспективным бой-френдом. Я улыбался им в ответ и поглаживал свои пустые карманы. «Но ничего, – думал я: пускай сегодня я никто, но вы меня ещё узнаете».
Была осень, мне только что исполнилось семнадцать. Обещание отцу больше не связывало мне руки. Мне нужны были деньги, хорошие и быстрые деньги. Думать здесь было нечего – у меня были две основные дороги: торговля или рэкет. Один мой знакомый по универу, который сейчас совладелец крупного пивоваренного завода в Клину, предложил мне торговать пивом на Московском вокзале. У меня в загашнике было золотое кольцо доставшееся мне по наследству от матери. Я без сожаления продал его на Площади Мира за небольшую сумму. Мы с приятелем купили четыре ящика пива на заводе и на электричке довезли их до вокзала. Тогда не существовало ещё никаких налоговиков, санэпидемстанций и прочих государственных щупалец, истощающих российский бизнес. На развалинах ОБХСС пировали фарцовщики и нелегальные миллионеры. Также не было торговых мест – куда хочешь, туда и вставай. Единственное ограничение – скрытое налогообложение братков. Сейчас это звучит смешно, но накаченные рэкетиры брали всего лишь «десятину» с прибыли и залихватски пропивали добытые за день деньги вечером, в ресторане «Шанхай», рядом на Лиговке. Чувствовалось, что они стесняются просить много и боятся, что мы покинем это место, лишив их тем самым лишней рюмки текилы. Всеми силами они старались развеять тот мрачный образ рэкитира, который создавался для нас программой «600 секунд». Они миролюбиво улыбались и обещали любую защиту. Что ж, сила есть – ума не надо.
Четыре ящика «Жигулей» мы продали за два часа и заработали пятьдесят процентов – то есть два ящика пива, за исключением четырёх бутылок, ушедших на оплату разбитой посуды в «Шанхае». Надеюсь, в тот день братки хорошо повеселились…
…Поездив с пивом на вокзал несколько дней, я понял, что это не моё. А жаль, может быть, был бы сейчас совладельцем пивзавода в Клину. Но торгашество мне казалось унизительным занятием, тем более, когда тебя окучивают какие-то перестроившиеся гопники, которых ты уже научился презирать. Приятель же открыл в себе предпринимателя, его глаза горели, как у влюблённого, когда он считал выручку. Я недавно нашёл его в «одноклассниках» – сытый самодовольный барин с потухшим взглядом и ожиревшим сердцем. Как всё-таки меняет человека тот образ жизни, который он выбирает!
Одну дорогу я для себя закрыл. Оставались либо годы протирания штанов в аудиториях и подработка в Макдональдсе… или же криминал. Не какой-нибудь гоп-стоп на улице Пяти углов, думал я, а именно криминал со «стволами» и спецпредложениями, от которых никто не сможет отказаться. Тогда я и обратился к «старшакам» из секции вин чунь, могут ли они подыскать для меня какую-нибудь работёнку. Те знали меня как честного пацана и хорошего боксёра. На следующей тренировке ко мне подошел один из старших, который ездил на новой вишнёвой «девятке». Его прозвище было Куба. Куба дал мне довольно много денег – тысяч двадцать. Сказал ждать и он что-нибудь для меня подыщет. Так я стал работать в БМП.
Для тех, кто не знает, БМП – это Балтийское морское Пароходство. Один из могущественных рычагов великой криминальной революции. Конечно, я пошел не в помощники крановщика и не в грузчики, хотя физических сил у меня хватало. В начале я стал сопровождать грузы. Это было просто – в порт заезжал грузовик, который сопровождало два-три легковых автомобиля. Потом в него что-то грузили – мы никогда не спрашивали что – любопытство было здесь не в чести. Мы охраняли груз до места назначения, а потом расходились, получив наличные на руки. Никаких перестрелок и кровавых разборок не наблюдалось, а деньги были хорошие.
В то время порт стал основным источником доходов криминальных деятелей Санкт-Петербурга. В гостинице «Пулковская» жил криминальный авторитет по кличке Малыш. Впрочем, так Александра Малышева уже никто не называл. Это был наш главный босс – наша бригада входила в малышевский синдикат. Говорили, что на двери номера, где он жил, была прикреплена табличка с надписью: «Заходи не бойся. Выходи не плачь». Все – от старушки, торгующей семечками, до депутата городского совета, знали, чем занимается Малышев, но РУБОПу никак не удавалось посадить его в тюрьму. Он занимался и оружием, и наркотиками, и девочками по вызову. Подобное положение вещей было выгодно очень многим, в том числе и власть имущим. Я же был простым солдатом двухтысячного малышевского отряда и босса видел всего несколько раз. Но поговорить с ним мне так и не удалось. Личность Малышева была окружена ореолом романтических историй, напоминающих средневековые романы. А ведь он начинал свою карьеру с простого напёрсточника. Это давало мне надежду, что, может быть, когда-нибудь и я дорасту до таких высот.
С помощью Малышева проворачивались грандиозные афёры и махинации. Я вновь смог убедиться, что уголовные «понятия» в этой стране соблюдаются гораздо лучше, чем Уголовный кодекс. Теперь я понимал, что был не справедлив к гопникам. Уроки, которые давал нам Геша в парадной, не пропали даром. Пару раз у меня были стычки с бандитами, но «по понятиям» я был всегда прав, что укрепило мой авторитет. Но в целом, я был в бригаде кем-то вроде сына полка. Наши занимались грузами, прибывающими в Питер из разных стран мира. Я догадывался, что мы сопровождали не сахар и не шмотки для секонд хенда.
Увидев, что у меня стали водиться деньги, девочки из универа начали проявлять ко мне неподдельный интерес – я стал водить девиц по ресторанам, несколько раз был даже в «Шанхае», где повстречал старых приятелей-рэкитиров с Московского вокзала. Но к серьёзным отношениям им приучить меня не удавалось. Кроме того, я уже начинал портиться. Я уже подмечал, говоря о своём приятеле – владельце пивзавода, что образ твоей жизни и люди, с которыми ты общаешься, могут изменить твою личность до неузнаваемости. У святых отцов в Добротолюбии я недавно прочитал, что ум человека быстро загрязняется и очищается, но сердце очень трудно очистить, это связано с болью. И так же его трудно загрязнить. Трудно, но можно.
Для этого нужно немало постараться, как, например, стараются йоги, терпеливо день ото дня, загибая пятки смуглых ног за шею. Я влился в движения для того, чтобы нравиться девушкам, а оказалось, что подобная мотивация вовсе не «по понятиям». Отношение рядового бандита к девушке весьма презрительное. Он может, конечно, говорить о любви и чувствах наедине с подругой, но в своём кругу его за подобные слова поднимут на смех. Там женщина воспринималась только как источник удовольствия, некоторые и вовсе называли своих подруг «мясом». В тоже время культ матери возносился на недосягаемую высоту – она провозглашась не иначе, как святой. Мне, выросшему в религиозной семье, сразу бросилось в глаза это противоречие «в понятиях». Что мать называлась святой, то не вызывало никаких возражений – многих из бандитов уже никто не любил и не ждал, только мать могла их пожалеть и принять такими, как есть. Но как может из «мяса» получиться что-то хорошее – ведь почти любая девушка рано или поздно становится матерью? Однажды я представил, как отец познакомился с мамой, а затем бахвалился в кругу других священников, называя её «мясом». Сама мысль эта была дикой и нелепой. Но ведь я не пошел по стопам отца, сам выбирая, с кем я иду по жизни. Впрочем, эти размышления стали обуревать меня уже позже. А тогда я просто слепо копировал своих старших товарищей и в словах, и в действиях. Поскольку подобные мысли были для меня чужеродными, я смотрелся со стороны, скорее всего, карикатурно, хотя считал тогда, что выгляжу «круто». Йог, наверное, тоже считает, что выглядит «круто», когда загибает грязные пятки за шею.
Поэтому особого успеха у слабого пола нашего университета я не добился. Девочки предпочитали больше таких, как мой приятель-торгаш. Такие были гораздо мягче и податливей, ими можно было управлять, в тоже время и деньги у них водились, да и перспектива у них была лучше. Ведь что меня ожидало в будущем? Тюрьма, как обычного гопника. Девочки уже строят планы на жизнь, когда мальчики вытирают сопли, продолжая играть в войнушку. Но меня устраивало всё, хотя криминальная деятельность вскоре начала сказываться на учёбе далеко не лучшим образом. Что и не удивительно – нельзя служить двум господам, одного обязательно возлюбишь больше. Так что учёба, как и предпринимательство, постепенно перестали меня интересовать.
