Дарья Кузнецова - Увидеть Париж – и жить
Прошло почти две недели. Мне порядком надоела беззаботная жизнь в провинции. Анатолий сухо отвечал на мои электронные письма. Не вдаваясь в подробности, он вновь и вновь с некоторым раздражением, которое чувствовалось по кратким текстам и восклицательным знакам, заверял меня, что все под контролем и моей ссылке скоро придет конец. Единственное, что от меня требуется, с терпением и надеждой ждать звонка или письма сверху, то есть от него, моего прямого и непосредственного начальника. Мое терпение истощалось вместе со скудными отпускными. Виталик писал мне, что очень ждет и понял в разлуке, как сильно я ему дорога. Совокупность всей информации, которую мой нынешний возлюбленный нашел в сети о компании, где я работала, свидетельствовала о том, что она зарабатывает на «сливе» депозитов. Я тоже за время моего заточения изучила, наверно, все, что написано во всемирной паутине о фирме, где я работала, но легче мне не стало, и однозначных выводов я не сделала.
– Не буду больше здесь сидеть, вернусь в Питер, и будь что будет, – как-то сказала я за вечерним чаем Анне Сергеевне. – Я давно потеряла все, что мне было дорого.
– Сходи, Лариса, в монастырь, две недели живешь почти и ни разу не побывала. Там очень красиво, главная достопримечательность нашего города, одно из чудес света, помолись, и Господь укажет, что делать дальше.
На следующий день я пошла в монастырь, чтобы развеяться. Шел дождь. Даже в высоких до колена сапогах, узких джинсах, шерстяном свитере OGGI и черном кожаном плаще мне было холодно. Я крепко прижимала к плечу ручку сиреневого английского зонтика, будто надеясь, что он защитит меня от всего мира. Я проехала две остановки на автобусе. Закончились хрущёвки, впереди показались деревянные одноэтажные дома. Недалеко от монастыря было несколько ларьков с сувенирами. Дорога, вымощенная крупным камнем, вековые сосны, древняя широкая крепостная стена навеяли на меня грустные мысли о скоротечности бытия.
«Останутся эти камни и средневековая крепость, но уже не будет моей души. Не так уж важно, кто отправит меня на тот свет, Куропатов, или старость, или болезнь, или какой-нибудь пьяный водитель, – вздохнула я, – главное, что полжизни пролетело быстро, как одна ночь любви и грусти, и то, что осталось, тоже незаметно промелькнет. Как жаль бездарно потраченную молодость! Я похожа на бесприютного бродягу на огромной планете, этот мир прекрасно обойдется без меня. И если верить моему до сих пор горячо любимому Славе, после смерти моя душа станет маленькой звездочкой, затерявшейся среди бескрайних галактик. И от этого мне сейчас почему-то грустно и страшно. Я как ребенок, заблудившийся в огромном лесу».
Я зашла в монастырь через низкие каменные ворота в старинной крепостной стене. За ними была еще одна арка, над ней располагалась надвратная церковь. Большие иконы и свечи на подсвечнике из песка. По дорожке, вымощенной крупным камнем, как и вокруг монастыря, ведшей вниз по склону, я спустилась к колодцу и укрылась в беседке от дождя. Тут раздался колокольный звон. Народ стал выходить из расположенного неподалеку старинного храма с луковками куполов. Я пошла по узкой тропинке среди опавших листьев до небольшой каменной площадки, вокруг которой было несколько храмов. Люди, выходившие из церкви, спешили мимо меня домой, обратно в свою жизнь. «Что я делаю здесь, промозглой осенью, в незнакомом городе, такая одинокая и несчастная? Можно убежать от людей, но не от своего разбитого сердца, израненной души, не от своего жалкого и грустного прошлого». Я зашла в церковь. Запах ладана, пожилые женщины на скамейках, старинные иконы.
Я купила две дешевые свечи и остановилась около большого образа Богоматери.
– Господи, помоги, пошли мне двадцать тысяч долларов, и я верну их заблудшему рабу Твоему Василию, чтобы он не взял на душу еще один грех, – я нахмурилась. «Зря я шучу с Господом. Не знаю, верю ли я в Бога, не знаю, следит ли кто-нибудь за этим кошмаром, который происходит на земле. Почему-то нет уверенности ни в чем: ни в том, что существует Господь, ни в том, что у меня когда-нибудь будут дети, ни в том, что я выбрала правильный путь. Я точно знаю только то, что моя жизнь могла бы быть лучше. Мои бесконечные истерики, депрессии и нервные срывы, моя не сложившаяся карьера и семейная жизнь… Я виновата в этом сама, но с другой стороны, мне просто не повезло родиться на несчастной планете Земля». Господи, если Ты есть, то помоги мне! Я заблудилась, как в дремучем лесу, лишенном зелени и света, я без конца спотыкаюсь об коряги и скоро увязну в трясине и, может быть, пойду ко дну. И когда я буду умирать, то вспомню все, что было со мной, и на секунду почувствую радость от того, что я все-таки выпила напиток любви в мире скорби и слез.
Я вышла из церкви и увидела, что группа людей стоит около маленькой полукруглой двери, над которой написано «Богом зданные пещеры» .
Мне почему-то захотелось пойти с остальными на экскурсию. Со свечами в руках экскурсанты пошли за монахом по узкому каменному ходу. Под ногами был песок. Столетиями здесь хоронили насельников монастыря. Было темно, только вдалеке горел огонек. Жутковато, холод, мерцающие свечи, множество покойников, в гробах, сложенных один на другой. Возможно, их души в раю. Но почему-то у меня на сердце был адский мрак. Мы дошли до какого-то подобия часовни, нескольких настенных икон, перед которыми стояли подсвечники, наполненные песком. Монах стал заунывно читать молитвы. Мне было плохо, я не могла стоять на одном месте, никто не заметил, как я свернула в один из боковых ходов.
Я шла, погруженная в свои грустные мысли, освещая путь свечкой, пока внезапно не вспомнила, что пора догонять остальных. Неожиданно у меня закружилась голова, и я присела на корточки. Такое бывало со мной и раньше. Моя мама говорила, что виной этому плохие сосуды. Иногда падало артериальное давление, и спасти меня могла только чашка двойного кофе. То ли от недостатка кислорода, то ли от переутомления и стресса, я упала в обморок. Наверно, плохо повлияла на мое состояние и выпитая ночью бутылка красного вина. Когда я очнулась, голоса уже удалились. Я с трудом встала и быстро пошла, держась за стену. Меня начала охватывать паника. Ход был темным, подсвечники не горели. Я пошла на мерцающий вдали огонек, но он неожиданно погас. Может быть, уходя, монахи тушат все свечи?
– Подождите! – громко крикнула я два раза, но мне ответило только эхо.
От холода и страха меня начало трясти. А вдруг это была последняя за сегодняшний день экскурсия? Ведь нам сказали, что пещеры запирают. А сколько я выдержу без воды и пищи в таком холоде? Неужели я останусь погребенной заживо в этом морозильнике? Мобильная связь не работала, я пошла, держась за стену по темному ходу. Прошло несколько мучительных минут. Наконец, я не выдержала и в ужасе закричала: «Помогите! Кто-нибудь!». Мой голос снова эхом отозвался по пещерам.
Я старалась идти как можно быстрее, тревога нарастала как снежный ком. Вдруг мне показалось, что я слышу чьи-то шаги. Темнота, усталость, плохое настроение, нервное напряжение сделали свое дело. Меня охватил какой-то первобытный страх, я была готова закричать от ужаса. Тут я увидела огонек…
Глава 5 В Москву
…и услышала низкий, хрипловатый мужской голос:
– Вы тоже отстали от экскурсии?
Я повернула голову. Кто-то светил фонариком своего мобильного телефона. Это был мужчина среднего роста, в джинсах и короткой кожаной куртке.
– Пойдемте к выходу, мне кажется, я помню, как пройти, – сказал он спокойно и немного грустно.
Я вздохнула с облегчением, незнакомец производил впечатление адекватного человека.
– Вы из московской группы? – спросил он.
– Нет, я из Петербурга.
Он посветил фонарем мне в лицо.
– Простите. Питер – это прекрасно, Блок, Ахматова, белые ночи, алые паруса.
– А вы не поэт случайно?
– Нет, к сожалению, а вы?
– Я тут скрываюсь.
– От полиции? – я заметила, что он снова украдкой посветил мне в лицо.
– Нет, наоборот.
– Интересно.
Я шла за мужчиной по узкому ходу, и его слова отдавались эхом по холодным каменным коридорам.
– Черт, похоже, мы пошли не туда, по моим расчетам здесь уже должен быть выход. Я устал, давайте отдохнем.
Мы присели на песок.
– Вы сюда приехали на экскурсию?
– Нет, помолиться. Я почти не надеюсь на чудо, но все-таки в нас всех живет первобытное доверие высшим силам, – ответил незнакомец.
У него был такой несчастный голос, что мне стало жаль его.
– У вас какое-то горе? – осторожно спросила я.
– Да, – его голос дрогнул, – моя дочь – инвалид.
Я не знала, что сказать.
– Это моя вина, партнеры подорвали мою машину, когда дочь была еще крошкой, она пострадала. У Алины перелом позвоночника, она не может ходить. У нее сейчас тяжелые изменения психики. Бедная моя девочка. Я не знаю, что делать.
Я невольно погладила его по руке.
