Виктория Токарева - Розовые розы (сборник)

– Коменданта аэропорта прошу зайти к начальнику аэропорта.

«Бу-бу-бу, та-та-та, ва-ва-ва…» – разносилось над летным полем.

Динамик над зданием аэропорта был испорчен, и все приказания Громова доносились в такой вот невнятной интерпретации.

Маленький аэродром жил своей привычной жизнью. Три самолетика отдыхали, присев на хвосты, как стрекозы. Цвели крупные ромашки.

На краю летного поля стояла изба. Комендант аэропорта, толстая Фрося, баюкала в коляске ребенка.

– Фрося! – Громов высунулся в окно. – Оглохла, что ли?

– Чего?

– Где у нас скрепки лежат?

– На шкафу погляди! – крикнула Фрося.

В небе заурчало. Над лесом летел вертолет «МК 44–92». Он шел так низко, что казалось, цеплял колесами верхушки деревьев.

– Опять лихачит! – крикнула Фрося мужу-начальнику. – Грохнется когда-нибудь, а тебя под суд.

Громов надел китель, фуражку, посмотрел в зеркало и нахмурился. Проверил в зеркале свой грозный вид и вышел из диспетчерской на поле, стараясь в дороге не растерять найденное выражение.

К Фросе подъехала на велосипеде почтальонша Зинаида.

– Фрось, кто у вас на «МК 44–92» летает? – спросила Зинаида.

– А вон… этот, новенький.

Летчик тем временем посадил вертолет и шел по полю.

– Журавлев! – строго окликнул его Громов.

Летчик подошел. Вытянулся перед начальством.

– Вы почему опять летаете на критической высоте?

– Я больше не буду, – сразу же сдался летчик.

– Буду, не буду… Вот что, Журавлев! Здесь у нас не детский сад. В следующий раз лишитесь первого талона. Ясно?

– Ясно. Разрешите идти?

– Идите.

Летчик четко, по-военному зашагал по полю.

– Постойте… – остановил Громов.

Летчик повернулся на сто восемьдесят градусов и четко, по-военному зашагал в обратном направлении, к Громову.

– Все хочу спросить, да забываю. Что это на вас столько железа навешано?

– Где железо? – не понял летчик.

– Вот это, например, для чего? – Громов указал на цепочку, ведущую в карман.

– Компас. – Он достал компас.

– Так в самолете же есть.

– На всякий случай, – неопределенно объяснил Журавлев.

– А на шее чего? Пропеллер?

– Камешек. Куриный бог.

Летчик достал и показал камешек. Камешек был маленький и с дыркой.

– А камень для чего?

– Это… – Летчик покраснел. – Это талисман… На счастье…

Не таких орлов хотел бы иметь Громов у себя на службе. Но служба – не жена. Выбирать не приходится. Кого пришлют, тем и командуешь.

– Ладно, идите, – разрешил Громов.

Летчик зашагал по полю.

– Молодой человек! – позвала почтальонша Зинаида.

Летчик не обернулся.

– Мужчина! – поправила себя Зинаида.

– Вы мне?

На городской площади летчик сел на рейсовый автобус.

– Простите, – спросил он у кондукторши. – До Бересневки далеко?

– Да не… До Лещевки – сто… А там пешком километров семь…

Летчик достал из кармана повестку из милиции и стал ее изучать. Повестка была странноватая. Рядом со словом «товарищ» была зачеркнута чья-то фамилия, а сверху написано «Летчик „МК 44–92“. В разделе „явиться“ адрес был зачеркнут, а сверху написано: „Деревня Бересневка, Сукино болото“.»

Летчик пожал плечами, спрятал повестку и достал из планшетки карту.

…В мире творились самые невероятные события: дефицит торгового баланса Мексики в первом полугодии 1978 года составил 693 миллиона долларов; израильские агрессоры угнали и уничтожили японский пассажирский самолет «Боинг-707»; Министерство связи СССР выпустило в обращение почтовый блок, посвященный 500-летию со дня рождения выдающегося итальянского художника Джорджоне. А Танька Канарейкина собиралась на свидание.

Она вышла из дому в галошах на босу ногу, в байковом халате и в платке, повязанном по самые брови, как у бабки Маланьи. Позади шла Вероника и несла узелок.

Прошли по деревне, как две странницы.

Вышли к оврагу, и тут случился легкий маскарад: Танька сбросила халат, галоши, платок и оказалась в полном боевом снаряжении: юбка-миди и кофточка-лапша. Развязала узелок, достала босоножки-платформы. Переобулась. Вероника сложила и связала в узелок все ненужные одежки.

– Значит, так: ты ему «здрасте», он тебе «здрасте», – напомнила Вероника. – Ты говоришь: «Хотите, я вам спою?» Он говорит: «Хочу». Ты споешь, он влюбится…

– А вдруг не влюбится?

– Обязательно влюбится. Вон я на елке спела, так в меня сразу трое влюбились. Ты споешь, он скажет: «Давайте с вами дружить».

– Знаешь что, – попросила Танька сестру. – Ты в кустах спрячься. А если он полезет целоваться, выйди и скажи: «Таня, тебя папа зовет».

– Ага… а мне посмотреть интересно.

– Идет… – ахнула Танька. – Прячься.

Вероника ринулась в кусты, а Танька села на сваленное дерево и застыла.

По полю с компасом в одной руке и с картой в другой шел летчик.

Приблизился к Таньке. Спросил:

– Девочка, это Сукино болото?

– Да… – пролепетала Танька.

Болото выглядело как романтический заросший пруд, и было непонятно, почему оно называется болотом. И вообще ничего не понятно.

Летчик пожал плечами. Потом сунул компас в карман и стал прохаживаться перед Танькой, не обращая на нее ни малейшего внимания.

Танька была так смущена и перепугана, что даже не могла понять: нравится ей летчик или нет. Джинсы в обтяжку, а выражение такое, будто он получил из дома плохое письмо. Стоит тут, возле Таньки, а думает о чем-то другом.

От деревни по дороге на велосипеде ехал Вадим. К багажнику была привязана пластмассовая канистра. Стало быть, его послали за керосином.

Вероника вылезла из кустов и стала так, чтобы Вадим ее заметил. Когда Вероника чего-нибудь очень хотела, она обязательно добивалась. Так вышло и на этот раз: Вадим ее заметил.

– Пришел? – спросил Вадим, притормаживая около Вероники. Он был в курсе событий, поскольку через него доставали повестку из милиции.

– Пришел. Вон они.

Вадим слез с велосипеда и примкнул к наблюдательному пункту.

– Ничего, – определил Вадим. – Фирма.

– Он на трубе играет, – похвастала Вероника.

– Пойдем в клуб, – позвал Вадим. – На семь часов. Там кино привезли. Индийское.

– Не могу, – отказалась Вероника. – Я тут должна сидеть.

– Зачем?

– Когда летчик полезет целоваться, надо выйти и сказать: «Таня, тебя папа зовет».

Бабка Маланья несла ведра на коромысле, когда ее догнали на велосипеде Вадим и Вероника.

Вадим выжимал педали, а Вероника сидела на раме.

– Баба Маланья, будь другом, а? – обратился Вадим. – Посиди в кустах у Сукина болота.

– Чего? – удивилась Маланья.

– Там Танька с летчиком. Гуляют, – объяснила Вероника. – Как летчик к ней полезет целоваться, ты выходишь и говоришь: «Таня, иди домой, тебя папа зовет».

– А что за летчик? – поинтересовалась Маланья.

– Из Верхних Ямок.

– Не пойду, – отказалась Маланья. – Вдруг он мне в лоб закатает…

– Не закатает, – сказал Вадим. – Он культурный.

– Музыкант, – добавила Вероника.

– Ну и что? Федька Федосеев тоже музыкант. На гармошке играет. А как надерется, пять человек не свяжут.

Маланья поправила на плечах коромысло и пошла своей дорогой. Вадим посмотрел ей вслед.

– Да черт с ними, – сказал он, имея в виду Таньку с летчиком. – Не убьет же он ее, в конце концов. Ну подумаешь, поцелует один раз. Что с ней сделается…

– Нет, – не согласилась Вероника. – Это безответственно.

Вадим покрутил головой и вдруг увидел по другую сторону пруда Мишку Синицына. Мишка мыл свой мотоцикл, загнав его в пруд.

– Миш! Будь другом, а? – громко, напрягая горло, крикнул Вадим.

– А чего надо? – громко крикнул Мишка.

– Посиди в кустах у Сукина болота.

– А зачем? – Мишка выпрямился и перестал мыть свою машину.

– Там Танька с летчиком. Гуляют! – крикнула Вероника.

– А мое какое дело!

– Как летчик к ней полезет целоваться, ты выходишь и говоришь: «Таня, иди домой, тебя папа зовет».

А дальше действие развивалось следующим образом: летчик все прохаживался взад-вперед, ожидая того, кто его вызвал повесткой, Танька смотрела в спину летчику, а когда он оборачивался, тут же отводила глаза и напряженно смотрела перед собой.

Летчику надоело ждать. Он остановился и спросил:

– Девочка, а где тут у вас милиция?

– Там… – Танька повела рукой.

– Где там?

– Возле колодца.

– Возле какого колодца?

– Возле клуба.

– Девочка, я тебя очень прошу: если сюда придет милиционер, ты ему скажи, что я пошел прямо в милицию. Ладно?

– Ладно.

– Спасибо большое…

Летчик улыбнулся какой-то неопределенной, очень вежливой улыбкой и пошел.

Танька встала. Смотрела, как он уходит.

– Товарищ летчик! – позвала она с отчаяньем.

Летчик остановился. Обернулся.

– Здрасте… – сказала Танька. Она действовала по программе Вероники.