Алексей Никитин - Victory Park
Максиму Багиле тоже предстояло выбирать. Но не выражения, в которые он облечет свою просьбу, а чиновника, с которым предстояло договариваться. Недостатка в генералах, в разные годы суливших ему помощь по первому звонку, у старого не было. Все приветливо махали рукой на прощанье и предлагали обращаться, если что. Помогали не все. К тому же, он сейчас пенсионер, его талант ушел и вернуться не обещал. Может быть, не вернется уже никогда. Стоит сейчас одному чиновнику в погонах отказать ему, и лавину отказов Багиле не удержать. Он перестанет быть старым, он станет для них всего лишь старым капризным дураком, возомнившим о себе невесть что. Поэтому выбор должен быть безошибочным. А просьба – выполнимой. В этой «выполнимости» и была скрыта главная проблема, с которой должен был разобраться старый. Он не мог сказать начальнику Бубна, что его подчиненный за два года превратил парк «Победа» в место сбора наркоманов всех левобережных районов города, что в парке действует криминальная группа, руководителя которой Бубен специально привез из Киргизии, что последнее убийство в парке Бубен расследовать не намерен, потому что тесно связан с убийцей, а вместо расследования собирается засадить невиновных, среди которых и его внук.
Хоть все это и правда, но вряд ли замминистра внутренних дел готов услышать такую правду о начальнике РОВД даже от Багилы, которого знает много лет и которому обязан карьерой. Он решит, что эта беспросветная дичь не может быть правдой ни при каких условиях, а раз старый так ополчился на честного офицера, полковника Бубна, значит, Иван Багила попал серьезно, и потому пусть это дело катится своим ходом, мараться в нем не стоит. Вот тогда помощи старому больше ни от кого из них не дождаться.
Поэтому с милицейским начальством старый решил говорить только о внуке. Это сразу же сделало задачу решаемой. Начальство неплохо представляло, как работают следователи в отделах внутренних дел, оно само когда-то прошло эту непростую ступень карьерного роста, а потому ничуть не удивлялось, что, отрабатывая разные версии, могли привлечь и кого-то случайного, кого-то не того, может быть, даже не заметить чье-то алиби. Всякое бывает, но если ошибку вовремя заметить, то исправить ее можно без большого труда.
Замминистра пообещал Багиле, что сегодня же возьмет дело под личный контроль. И если Иван ни при чем, то следаки из Днепровского РОВД о себе не напомнят.
Багила о большем не просил и в этом разговоре не сказал ни слова о Бубне. Зато долго говорил о нем, и только о нем, с другим генералом из другого учреждения.
КГБ и МВД, конечно, служили одному делу и задачи решали общие, но следили друг за другом ревниво – как жена за любовницей, как любовница за новенькой секретаршей, и если появлялась возможность макнуть конкурентов мордой в дерьмо, то ни те, ни другие такого шанса не упускали. Генерал из конторы пообещал старому аккуратно пощупать ментовского полковника.
Два эти разговора мало чем были похожи между собой. В одном Багила, хоть и держал себя с собеседником как старший, однако выступал просителем, в другом он был гражданином, предельно сдержанным в словах и интонациях, но гневным обличителем.
И все же одна общая деталь объединяла эти разговоры. Генералов двух ведомств искренне интересовало здоровье старого, именно та загадочная составляющая его здоровья, благодаря которой когда-то так стремительно продвинулись карьеры обоих. Но ничего нового и обнадеживающего Максим Багила сказать многозвездным генералам не мог.
«А жаль», – подумали оба генерала после разговора со старым.
«А чтоб тебя…» – подумал старый после разговора с каждым из них.
3
Солнечный киевский июнь, горячий, яркий, полный синевы и зелени, неожиданно стал медовым месяцем для Кати и Бубна. По вечерам полковник в неизменной светло-серой паре ждал Катю возле дома и вез ужинать. Он выбирал рестораны с открытыми террасами на высоком Правом берегу, заказывал столики с видом на темный Днепр, освещенный только луной и огнями бакенов, с далекими спальными и промышленными районами за рекой. А на выходные Бубен договаривался с санаториями Пущи-Водицы, Кончи-Заспы, Бучи, с какими-то охотхозяйствами и снимал уединенные коттеджи. Они уезжали в пятницу вечером, а утром в понедельник полковник высаживал счастливую Катю на Бойченко, за квартал от гастронома.
С мужем, изгнанным в конце прошлого года, никакого медового месяца у Кати не сложилось – все, что у них было, с первых дней расплескалось в злобной и тупой грызне. А тут нежданно привалило счастье, и Катя не желала его терять. Ее яркие губы, алое летнее платье, ослепительное декольте сияли в грязно-серой глубине торгового зала возле коричневой кофемашины «Будапешт». Даже Гантеля, погруженная в свои тайны и чужие секреты, заметила, как вдруг расцвела ее напарница. Сама Гантеля цвести не собиралась, ей это было ни к чему. Все силы продавщицы были отданы борьбе, сама она навеки предана Калашу, а Калаш на эти глупости не смотрел.
Зато Катино цветение заметил Бубен – не мог не заметить. Бубен вырос на востоке, прожил всю жизнь на границе пустыни и гор, и как бы безупречно ни сидел на нем европейский костюм, как бы правильно ни говорил полковник по-русски, он оставался восточным человеком. Поэтому семья, жена, хоть и держал он их на изрядном расстоянии – четыре тысячи километров – это немало по любым меркам, – в системе ценностей полковника уверенно занимали первое место. Но прочная семья никогда не мешала настоящему мужчине иметь красивую любовницу. Джалалабадскому дяде полковника восемьдесят, а любовнице восемнадцать. Его жена заботится о девочке, как о родной внучке. Кате – не восемнадцать, но Бубен всегда мечтал о такой женщине, большой русоволосой красавице с яркими алыми губами. Если не раздражать начальство, если личные дела не смешивать с работой, то кого интересует, кто такая Катя и почему полковник Бубен провел с ней выходные на берегу тихой зеленой затоки? Он два года живет в Киеве, но еще не привык, что воды может оказаться так много, а женщины бывают такими красивыми.
Во вторник, после расширенного заседания коллегии, замминистра попросил Бубна задержаться. Такого никогда прежде не случалось, и пока офицеры выходили из зала совещаний, Бубен быстро просмотрел сводки последних дней. Ничего необычного за понедельник и выходные не произошло. Он не знал, о чем пойдет разговор, и это его беспокоило. Пока генерал говорил о низкой раскрываемости, почти дословно повторяя свою речь на коллегии, пока это был разговор ни о чем, и Бубен понимал, что до главного еще не дошло, он пытался разгадать, зачем вдруг понадобился начальству. Но едва прозвучало парк «Победа», как сомнения и беспокойство немедленно оставили Бубна. Эта тема была слишком опасной, чтобы он мог позволить себе волноваться, когда ею интересуется начальство.
– Что там у вас с майским убийством в парке? – замминистра наконец задал конкретный вопрос. – Новый висяк намечается? Говорите, как есть.
– Никак нет, товарищ генерал-лейтенант, – Бубен поднялся. – Следователь работает с подозреваемыми.
– Ты не вскакивай, Бубен, – генерал поморщился, – сиди, сиди. У нас по-простому тут все, без чинопочитания. Мы же не восток. Верно?
– Так точно, товарищ…
– Вот ты заладил, – снова недовольно сощурился генерал. – Говорю же, не в Киргизии мы. А ты и привычки свои сюда переносишь, и азиатские методы раскрытия преступлений у нас применять пытаешься.
Полковник не понимал, о чем говорит, но главное – чего от него добивается начальство? Лишний раз проявленное уважение до этого дня никого здесь не смущало. А что до азиатских методов, то в его родном МВД Киргизской ССР местным азиатчине и византийщине еще и поучиться могли бы.
– Ты опытный офицер, Бубен, характеристика у тебя отличная, и за то время, что у нас работаешь, претензий к тебе нет. Но ты не всегда еще улавливаешь специфику, вот что я хочу сказать. И нам не критиковать тебя нужно, а помогать. Поэтому за расследованием убийства в парке я теперь лично присматривать буду. Мы ведь не для галочки работаем, мы не должны хватать кого попало. Это же обычный парк, там люди гуляют… разные. Мамы с детьми. Старушки. Студенты. А тут убийство. Не старушка ведь зарезала этого фарцовщика.
– Никак нет, товарищ генерал-лейтенант. Не старушка.
– Вот, уже какая-то определенность, – усмехнулся замминистра. – Значит, договорились? Через неделю, после коллегии, жду тебя с подробным докладом об этом деле. И случайных подозреваемых, притянутых за уши для отмазки, в нем быть не должно.
– Понял, товарищ генерал-лейтенант.
На самом деле Бубен не понял ничего. Пожалуй, более странного разговора со здешними генералами у него еще не случалось. Если бы с ним так поговорили дома, если бы сказали, что он не всегда улавливает специфику, то впору было бы застрелиться. Быстро и не раздумывая. Потому что если он не успеет сам, то ему помогут и форму помощи выберут не самую щадящую. Если чиновнику в Средней Азии говорят, что он не всегда улавливает специфику, значит, он где-то крупно прокололся. Но это там, дома, а что это значит здесь?
