Игорь Белисов - Скорпионья сага. Cамка cкорпиона
Невозможность быть вместе, конечно, – тоска.
Но невозможность расстаться – ад.
Я качнулся вперед. И тут же отпрянул. Меня словно обожгло ледяным дыханием бездны… Судорожно сглотнул спекшуюся в клей слюну. Сделать шаг оказалось не так-то просто. Тогда я начал медленно подгибать колени. Петля затягивалась, впивалась. В глазах помутилось… И все равно что-то держало от решительного рывка. Малодушие? Страх? Инстинкт самосохранения?..
И вдруг – озарение мысли.
Ведь исчезнуть – это не просто сбежать от женщин. Это бросить отца. Маму. Малыша, наконец. Прервать связь времен… Эта мысль так явственно во мне полыхнула, как внезапное пробуждение от тяжелого сна… И, как всякое пробуждение, спасая о мути кошмара, оно возвращало в безжалостную реальность. Господи, и удавиться-то нельзя – не имею такого права! Я – не один в этом мире. Мучительно не один!.. Главное, конечно – Малыш. Я как папаша не вправе демонстрировать своему ребенку такой пример. Вот и весь ответ, зачем взрослым нужны дети: они не дают нам до срока отдаться смерти.
Бегство – эгоизм. Самоубийство – чудовищный эгоизм. Убивая себя, мы казним всех, кто с нами связан. А сохраняя – храним. Вот так оно и работает. Инстинкт самосохранения? Закон Природы? Бог?.. Какая разница, как назвать. Главное – жизнь должна продолжаться.
Я ослабил петлю. В меня хлынул воздух.
Меня затрясло, заколотило, в горле забился истерический пульс, я выскользнул из веревки и от греха отшвырнул эту жуть подальше. Ноги резко ослабли. Я опустился на рубку, размазывая по лицу соленую влагу. Текло и текло, содрогая все тело. Кажется, плакал.
Возник импульс позвонить Малышу. Так редко ей в жизни звонил, а тут отчаянно захотелось услышать ее голос. Не представлял, что конкретно скажу. Только не сомневался, это будет что-то такое, настоящее, простое и самое важное.
Я достал телефон.
Сколько же я был в нигде? Кажется, миг. И целую вечность. Цифры пин-кода беззвучно будили спящую сеть. На экране всплывало все больше значков. Неожиданно посыпались сообщения: этот абонент звонил вам… Я едва открывал, и тут же звякали новые…
Сердце затрепыхалось…
Чуть успокоившись, наконец, оценил ситуацию. За время исчезновения один раз позвонил отец. Мама – семь. Мира – три. Несколько неизвестных мне номеров, должно быть, клиенты… Малыш – ноль. Жена – тоже ноль.
Я призадумался…
А действительно ли существует семейная связь? Или это – всего лишь животное чувство страха заставляет искать гуманистические зацепки для оправдания моей нерешительности? Жена и Малыш. Они считаются самыми близкими. По простому факту проживания под одной со мной крышей. Да, конечно, – общее прошлое, зачатие и рождение, фамилия-отчество, все штампики в паспорте, как положено. Но в настоящем-то – что?.. Разумеется, я им нужен. Какие сомнения? Мужик в доме. Магазин, холодильник, плита, оплата коммунальных услуг, вбить гвоздь, закрутить шуруп, пропылесосить, вынести мусор, то да се, по мелочам и по крупному…
Но мне-то это – зачем?!
Лютая злоба стиснула мои зубы. На всю эту жизнь, на сучье мироустройство, где мне отводится жалкая участь быть надежным источником для высасывания самыми близкими, самыми чуждыми, законными самками. Ну, а я сам? Моя душа? Моя индивидуальность? Моя личная драма человеческого существования? Да кому это интересно! Смешно даже, в самом деле.
Я вскочил и ожесточенно проделся в петлю.
Стояла чуткая тишь. Рассветный ветер незаметно улегся. Взошедшее солнце успело исчезнуть в пасмурной вате. Вода поблескивала холодным зеркалом мертвого штиля. Я вышел на край…
Внезапно звякнул мой телефон.
Я знал этот звук – ко мне пришла эсэмэска. Ничтожная мелочь. Стоит ли обращать… Звук повторился. Потом еще раз. Еще и еще. Они приходили и приходили, сбивая, одергивая, не отпуская… Ладно, только взгляну, решил я.
Это была Мира.
В моей груди будто лопнул упругий пузырь, и потекло, потекло во все стороны тела по мякнущим нервам тепло. К горлу прихлынуло и сдавило. Но нет, не веревка. Я осознал это сердцем. То рвалась к ней навстречу зажатая мною любовь.
И тут телефон непосредственно зазвонил.
«Ты где?!» Меня передернуло. Ну, надо же так проколоться – не взглянуть на дисплей, а сразу выйти на связь. Тьфу, идиот! Я-то подумал, это любимая, а это – жена. Как же она верещит… Отвел трубку подальше…
«МЕНЯ УЖАЛИЛ СКОРПИОН!!!»
Я мгновенно собрался.
Скорпион? Ужалил? Ее? Как она умудрилась? Вопросы мелькали и, непроизнесенные, находили ответ. Все сошлось. Наша жизнь, моя непокорность, ее истеричность, погром, катастрофа – все логично сошлось в единственной точке смертного жала. Я бессильно расхохотался… Со стороны, наверное, это выглядело достаточно жутко: стоит мужик с петлей на шее и в голос хохочет. Но никто не мог оценить моего невольного трагифарса. Разве только Всевышний? Я, хохоча, поднял лицо к небу… Господи, если слово «жизнь» – женского рода, а жизнь успела меня убедить, что это именно так, то не иначе она дана человеку, то есть мужчине, чтобы, в конце концов, до смерти его зае…ть!
Этот миг. Я ждал его долгие годы. О блаженство триумфа! Верил, знал, справедливость должна восторжествовать! Вот, сейчас, я выскажу все, что о ней думаю. Прямым текстом…
Я открыл было рот – и вырубился телефон. Кончилась батарея.
Над водохранилищем висело блеклое небо, в одном месте просвеченное чахлым пятнышком солнца, а в сторону города небосклон уплотнялся, наливался цементом, свинцом.
Я вышел на шоссе и, пятясь вперед, вскинул руку…
Подрулил черный шикарный монстр бизнес-класса. За рулем сидел мужчина примерно моего возраста, одетый опрятно, но скромно, без знаков различия социальной прослойки. Я замешкался, сомневаясь. Он улыбнулся: «Возьму не больше других – кризис».
Пейзаж замелькал в баюкающем ускорении. Километры простреливали невесомо, беззвучно. Из аудиосистемы лилась музыка «Радио-Классика». Я не то чтобы успокоился, но немного расслабился: должен успеть. Однако вскоре автомобильный поток сделался гуще, скорость начала падать, наметилась вязкая дерготня. Я все чаще поглядывал на часы. Он заметил: «Торо́питесь?» – «Да», – «Куда торопиться…» – «У меня жена умирает».
Через «две сплошных» полетела встречная полоса…
Удаль быстро закончилась. Начался разделительный серый отбойник, который скучно тянулся уже до самого города. Кое-как втиснувшись, мы ползли теперь вместе со всеми. Мимо плыли щиты придорожной рекламы. Она завлекала предложением стройматериалов, выбором путевок от туроператора и, конечно, скидками на любые марки автомобилей – тех самых автомобилей, что, не зависимо от мощности двигателя, года выпуска, цены и престижа, сейчас толкались в полуобморочном замедлении, все больше затягиваясь в дымную петлю цивилизации…
Взвыла сирена. «Скорая помощь». Мы сдвинулись, пропуская, и тут же приклеились настырным хвостом. За нами нырнули еще два или три шибко нервных. Синяя светомузыка пробивала нам путь. Какое-то время мы насколько-то продвигались, но все неубедительнее и, наконец, встали. Сзади раздалось злое карканье мегафона. Я оглянулся. То ли ГАИ, то ли милиция. Вот так дела…
Почти прижатые к разделительному отбойнику, мы мертво стояли меж двух мигающих спецмашин, которые заливались тревожным дуэтом, зря только нервируя, но ничему не способствуя. Впереди уже виднелись коробчатые силуэты. До черты города оставалось километра три. До метро, наверное, еще столько же.
Я достал кошелек… Он отказался взять деньги…
Меня обдало загазованным холодом. Я хлопнул дверцей, вильнул зигзагами сквозь поток и, благополучно достигнув обочины, бодро зашагал мимо транспортного коллапса. Никогда не знаешь, где потеряешь, а где найдешь: вот и пригодилась моя тренировка ходить пешком. Все стояли, а уверенно продвигался. Все – рабы, а я – свободный человек.
Я шел быстро, только город не торопился. Он очень медленно вырастал мне навстречу. Настолько медленно, что продолжал оставаться расплывчатым миражом, и начинало казаться, что я никогда не дойду. Взглянув на часы, я прибавил нервного шагу. Я все размашистей работал руками. Я перекинул через голову лямку. Я ускорился. Я побежал…
В сумке болталась антискорпионья сыворотка…
С неба заморосило…
14
Капли… Они падают с равномерными промежутками… Их неспешная череда успокаивает, усыпляет… Капли поблескивают в прозрачном пластиковом цилиндрике и утекают по трубочке вниз, в катетер – в ее вену…
Трудно сказать, сколько я уже нахожусь в больничной палате. Это неважно. Главное – я успел… Бедняжка… Она, наконец, раскрывает спекшиеся глаза…
– Ты вернулся… Ты вернулся, чтобы меня спасти…
Чуть улыбается. Я смотрю на ее лицо, на эту бледную маску, наложенную близкой смертью, вероятность которой, с каждой каплей антискорпионьей сыворотки, отодвигается все дальше и дальше. Я приглаживаю свои взмыленные дождем волосы, протираю все еще мокрую физиономию, и пытаюсь вытереть руки о сырые штаны.
