Ирина Степановская - Женись на мне (сборник)
– Значит, нет?
– Нет! – Марина сама удивилась, как легко это прозвучало. – У меня к тебе просьба…
– Да?
– Принеси мне сюда краску для волос. Лучше французскую.
– Краску? – удивилась дочурка, будто заново обвела взглядом палату и увидела хризантемы. – О-го-го! А какого цвета?
– Даже не знаю. – Марина пожала плечами. – Выбери что-нибудь солнечное.
Сентябрь 2000 года
Эта стерва
Майские праздники отмечать решили на даче. Да и условия – погода, теплая, радостная, и большой новый дом, только что отстроенный на месте прежней фанерно-деревянной дачки родителей, и выдержанная, проверенная временем компания, – все способствовало удачному выполнению задуманного плана. Сразу решили, что «лишних» людей не будет. Мужчины женаты были на сестрах, а сами являлись двоюродными братьями, это случается нередко в семьях, где обе дочери умницы и красавицы. Старшая приводит в дом жениха, тот, узнав, что у нее есть сестра, приводит брата – и вот счастливые родители готовят уже не одну, а сразу две свадьбы. Но в нашем случае свадьбы были отделены одна от другой значительным промежутком времени. Из этих двух пар сначала женились младшие – Ирина и Сергей. Свадьба их тоже, кстати сказать, пришлась на весну, на 9 Мая. Первый день гуляли в городе, а потом поехали на дачу. И тут уж поздравлять молодых явилась половина дачного поселка. И не было в этом ничего удивительного, потому что участки земли в этом месте давали в один год работникам одного предприятия, а родители Ирины и ее старшей сестры Ольги были на этом предприятии известными работниками, сами всех знали, да и другие знали и уважали их.
Столы тогда накрыли в саду, под огромной корявой яблоней. Она еще не цвела, только чуть распустила листочки. Зато вишни вокруг за одну теплую ночь внезапно и бурно покрылись шапками нежных цветов. И зрелище накрытых, составленных вместе столов перед дачей на лужайке с только-только еще вылезающей под солнцем травой, в окружении свежевыбеленных, цветущих вишневых деревьев, весенней земли, вскопанной двумя парами молодых мужских рук, да звук веселых, а к вечеру и печальных песен долго еще вспоминались в поселке. Даже счет времени теперь шел от этой свадьбы.
– А когда это было? – спрашивал кто-то из старожилов.
– Да в ту весну, когда Цветковы младшую дочку замуж выдавали.
Дочерей Цветковых тоже знали и любили. Дочери были красавицы. Младшая, Ирина, белокурая, стройная, как березка, заканчивала тогда институт иностранных языков. А старшая, Оля, уже работала в школе и, несмотря на молодые годы, была уже назначена завучем. Была она, правда, крупнее, дороднее, чем младшая сестра, но ее осанистая фигура с красивой головой, с копной пышных вьющихся каштановых волос, уложенных в прическу, всегда в первую очередь привлекала внимание. Оля считалась в семье главной. Она во всем помогала матери, хрупкой, на вид болезненной женщине. Ирина Олю слушалась, и даже отец советовался со старшей дочерью по всем важным вопросам.
Сергей учился с Ирой на одном факультете, а вот его двоюродный брат Федор к тому времени уже окончил автодорожный институт и работал пока в цехе на ЗИЛе. Увидев Федора, мать с отцом Ирины только переглянулись. Вот был бы хороший жених для старшей дочери! Такой же большой, как она, серьезный, красивый! И не такой смазливой красотой, какой красивы тоненькие мальчики, танцующие по клубам, а красотой настоящего «расейского» мужика, Ильи Муромца, который и топор в руках держать умеет, и никакой работой не гнушается, а уж если молвит слово, то будет оно веским, хозяйским, прочным, незыблемым на долгие годы. Да только на свадьбу к брату Федор пришел не один.
– А это что за пигалица, едва достает Федору до плеча? – Мать быстро кинула взгляд на дочку Олюшку, потом снова на пигалицу. Никакого сравнения! Ну не пара эта пигалица Федору, просто не пара.
– Познакомьтесь, пожалуйста. Это моя жена Мила.
– Люся, – поправила Федора пигалица и протянула для приветствия руку.
Вот так Люся! Жена! Какой афронт! А пигалица глазищи свои зеленые прищурила, как лиса, и говорит эдак громко на всю комнату:
– Извиняюсь, если нарушила ваши брачные планы. Федор, увы, уже занят. Мой!
Ведь первый раз вошла в дом, никого не зная, и сразу все поняла! Вот ведь стерва! Таких поискать еще надо!
Детей у них не было, но Федор глаз с Люськи не сводил. И звал он ее странно – Мила. Мила – значит, красивая, милая. А какая эта рыжая Мила? Кошка драная! Волосенки перьями крашенные, рот до ушей, вся в веснушках, глаза хитрющие! Ведь не смотрит, а все видит под землей на четыре этажа! И родня у нее – мать-уборщица да отец-алкоголик…
Родители и сестра Ольга Люську невзлюбили люто и сразу. Сергей относился к ней равнодушно, а Ира, единственная в семье, не считала зазорным дружить с новой родственницей. Она находила Люську и озорной, и симпатичной, и с чувством юмора, и вовсе не удивлялась, что это такой сугубо положительный Федор нашел в маленькой стервозной девчонке. Ира с Сергеем жили с родителями дружно, и Федор, к тому времени уже основательно вставший на ноги, чтобы быть поближе к семье брата, купил по случаю домик с участком в том же дачном кооперативе, на той же улице, только повыше, на горке, поближе к лесу. Домик он утеплил, покрасил, сам сложил печку, пристроил веранду, в общем, домик получился хоть крохотный, а всем на загляденье. Но, несмотря на домик, на кусты смородины, на квартиру в Москве, в один осенний дождливый день Люська покинула Федора. Причем ушла в одночасье, без скандала, оставила невразумительную записку и исчезла из квартиры с одной небольшой сумкой личных вещей.
«Ты, Федя, хороший человек, – написала в записке Люська, – но с тобой проживешь – не поймешь, зачем жил. Ты меня не ищи, я полюбила другого».
Федор долго горевал над этой запиской. Люськин новый муж оказался, в конце концов, каким-то поддельным фирмачом, а в прошлом карточным шулером. Вскоре его посадили, и Люська осталась с крошечной дочкой на руках и с родителями-пенсионерами. Кто видел, говорили, что дочка просто копия Люськи – один в один. А потом Люська с дочкой куда-то уехали, родители Люськины в дачке той, Федором отстроенной, не появлялись, хотя он еще до развода с Люськой переписал дачку на них. В общем, жизнь как-то текла, одни поколения дачников сменяли другие, и пришло время – рана Федора стала затягиваться. Потом общими усилиями Ирина и родители стали потихоньку сводить Федора с Ольгой, хотя оба были уже к тому времени не первой молодости; в общем, некоторое время спустя Федор женился на Ольге. И началась в этой семье новая жизнь.
Оля преуспевала. Была она все такая же осанистая, красивая. Стала директором школы, внедрила новые методы обучения, слыла на хорошем счету, зарабатывала прилично. Сергей с Ириной работали за границей, в прошлом году вернулись на родину, устроились на работу в хорошую фирму. Федор же стал настоящим боссом. С завода давно ушел, открыл свою торговлю автомобилями, закрутил дело с японскими фирмачами, резко заматерел и пошел в гору. Оля успевала и работать, и обеспечивать налаженный быт. Когда надо было, привлекала к делу родителей. Те никогда не отказывали. Хозяйство было поставлено на широкой, добротной основе, капитал приумножался, в загашнике уже были и владения землей, и отличная квартира в самом центре, с видом на Москву-реку, у Киевского вокзала. И теперь вот на расширенном и благоустроенном участке, на котором уже не осталось ни грядок, ни вишневых деревьев, выстроен был трехэтажный дом с зимним садом и городскими удобствами. И дом этот возвышался над всей округой, как дворец в мавританском стиле, и старые дачники, проходя мимо, только прищелкивали языками и говорили:
– Да, поднялись Цветковы через своего зятя. Молодец, мужик! Сам всего добился.
Проект этого загородного дома выбирала по своему желанию Оля. А от старых построек на участке остались баня и обветшалый сарай. Баню предполагалось в будущем перестроить, а сарай разобрать. Сейчас там хранился старый хлам: доски, ржавые кастрюли, бочки да веревки. Через щель в стене сарая видна была улица, и Оля настаивала, и Федор сам хотел, обнести этим летом участок кирпичным забором, чтобы уж точно чувствовать себя в своем доме, как в крепости.
– Зачем всем знать, что делается у нас в доме? – говорила Оля. – Да это и небезопасно по нынешним временам.
И Федор с ней соглашался.
Переливающаяся ярко-синяя красавица «Тойота» чуть слышно дрогнула от поворота ключа в замке в предвкушении гонки и разочарованно мелодично сыграла отбой, когда Федор открыл ее переднюю дверцу в ответ на восклицание жены:
– Федор! Хлеб-то забыли в Москве купить! Придется тебе съездить в местный магазинчик. Да купи вермишели про запас на лето!
Магазин находился в конце пыльной улицы, на пригорке у леса, и «Тойота», брезгливо, еле слышно ворча мотором, двинулась со двора, зная, что хозяин, если ему дать волю, не будет ходить пешком даже в туалет. Поездки по поселку «Тойота» не любила. Разогнаться негде, а блестящие перламутрово-синие бока мгновенно покрываются пылью. Но с хозяином не поспоришь, и, послушная чуть заметному надавливанию на педаль его ноги, красавица машина выплыла со двора и устремилась в гору.
