Александр Холин - Ослиная Шура
Такое просто так не приходит, значит, золотая моя, держись пока с отцом Агафангелом. А после того, как уйду из мира, приезжай на Залиту к художнику Стасу. Он с женой Ольгой Стронской, певицей питерской Мариинки, там у меня живёт. Скажешь, что я благословил, он быстро поможет тебе постигнуть иконографию. Будь готова, скоро икону писать начнёшь, но не здесь.
Если явится во сне Богородица, постарайся запомнить этот образ. Он называться будет «Воскрешающая Русь». Любые символы, откровения – духовная проекция в наш мир и благословение нам. А то, что раньше делала, забудь. Жизнь даёт нам постоянные испытания, но всё хорошо, что хорошо кончается.
Отец Николай замолчал на секунду, потом обратился к Татьяне Юрьевне, стоящей чуть в стороне и боящейся помешать беседе священника.
– А ты, дочь моя, не забывай отца родного, ведь он настоящим верующим был.
Правда, считал себя не в праве своё мнение высказывать при Советской власти, а ты непроизвольно в комсомол ударилась, дескать, это единственная карьера. Что поделаешь, опять жизненные зигзаги. Вспомни, вам, октябрятам, с первого класса внушали: познай себя – познаешь Бога. Чушь несусветная. Обращаясь только к себе, мы отворачиваемся от Истины, которая и есть Господь. А, обращаясь только к внешнему опыту, теряем своё внутреннее «я». Вот и весь сказ.
А вас, отмоленных, теперь Господь не оставит. Не забывайте только, кому церковь не мать, тому Бог не отец.
На следующий день Шурочка обшарила весь монастырь, но ни старца Николая, ни отца Агафангела отыскать не могла. Лишь случайно кто-то из братии подсказал, что келарь поехал провожать батюшку Николая на пристань. Шура со всех ног кинулась туда. Надо же, только встретилась со старцем, а он уже уехал и даже не попрощался толком! Следом за смятением в голове откуда-то возникла другая мысль: а, может быть, так Богу угодно. Всё, что ни даётся – твоё, а что не происходит – значит по Его же благословению. Но ведь хотя бы попрощаться со старцем, а вдруг не поздно?!
Поэтому девушка, задыхаясь, бежала по лесной дороге. Лишь бы успеть! Но вдруг издалека раздался ровный отвальный гудок приморской посудины. Шура поняла, что не успеет, и всё же продолжала семенить по накатанной дороге. Вскоре с пригорка открылся вид на Ладожскую бухту, по которой усердно навстречу бурунам улепётывал пароходик. Идти дальше было некуда.
Присев на огромный придорожный голыш, отдуваясь от поспешности, она стала ожидать провожающих. Ведь вернутся же! И точно. Издалека Шура увидела двух монахов, идущих в монастырь, что-то обсуждающих по дороге. Чернецы не спеша, приближались, но так увлеклись диалогом, что чуть не прошли мимо – мало ли кто там, у дороги сидит! Шура решила вернуть монахов на землю.
– Благословите, батюшки! – жалобно обратилась она к священникам, встала, и, протянув к ним ладони положенные одна на другую, сделала пару шагов.
Монахи остановились, глядя на паломницу, будто выросшую перед ними из-под земли. Отец Агафангел, поскольку он один имел право благословлять, нерешительно осенил Шурочку крестом.
– Откуда ты здесь? – всё-таки не утерпел он.
– Да я давно уже туточки, – слукавила Шура и притворно потупила глаза. – Видела, как вы мимо прошли, когда батюшку провожали, да чем-то я лишняя или незаметная стала, если не приметили.
Слыша это, собеседник келаря машинально перекрестился, а отец Агафангел нахмурился. Видимо не очень переносил, когда над ним подтрунивали. Всё же, не смотря на это, посчитал возможным спокойно рассказать паломнице суть захватившей их беседы:
– Батюшка Николай на прощанье о своих откровениях рассказывал. В наше время символов исторических перемен достаточно. Но самым важным должно стать осуществление строительства Иерусалимского храма. Причём, не восстановление разрушенного, а строительство рядом со Стеной Плача, уменьшенной копии нового храма Соломона.
– Мне кажется, что этот храм давно уже создан, восстановлен и уже действует, – улыбнулась Шура. – Только любимому городу Иисуса храм этот никогда не видать, как собственных ушей. И ни к чему воздвигать миниатюрные копии. История по-своему всё решила.
Услышав такую ересь, монахи снова остановились. Остановилась и их спутница, не переставая улыбаться. Она прекрасно помнила свой разговор с Павлом Петровичем насчёт храма Христа Спасителя, отгроханный уже не на милостыню православных, как строился первый храм, а на дарственные жидовские шекели, но спорить с монахами не хотела. Может, она и не права. Агафангел посмотрел на неё и тоже улыбнулся.
– Если бы этот храм был, то давно было бы…
Он не договорил, стало ясно, что человек не понимает, не хочет понимать или боится признать начало Апокалипсиса, которое уже произошло. Похоже, что он не принимает во внимание мумию, поныне исполняющую роль в театре одного актёра на Красной площади, и которая ещё при жизни говаривала: «Эта сраная Россия послужит лишь топливом для мирового пожара».[73]
Причём, даже в Евангелии сказано: «Яко же молния исходит от восток и является до запад, тако будет пришествие Сына Человеческого».[74] А уже давно никто внимания не обращает на пролетевший перед захватом власти Лениным Тунгусский метеорит. Ведь никакого же метеорита не нашли, сколько не искали. Просто Христос предупреждал: Смотрите, кому кланяетесь! Значит, и всех прочих патриархов Никонов или Ульяновых-Бланков, метящих в Вожди мирового пролетариата и уничтожителей России всех рангов, открыто продающих страну, следует рассматривать в прошлом, сейчас и в грядущем по совершённым делам, и никак иначе!
Тогда Шура решилась:
– Я была в Москве во время воздвижения храма Христа Спасителя, разрушенного в своё время коммунистами.
– Ну и что? – не понял отец Агафангел.
– А то, что напросилась у одного священника провести меня на праздничную закладку первого камня будущего храма, – честно призналась девушка. – Батюшка провёл меня сквозь семь рядов стоящих в охранке ментов. Мы оказались совсем недалеко от Его Святейшества Патриарха Всея Руси. Но праздника не состоялось. С благословения Алексия II мэ-эерский человечек принялся закладывать первый камень. Он кроме своей знаменитой кепки был опоясан клетчатым кожаным передником, орудовал большим серебряным мастерком в правой руке, а через плечо перекинута чёрно-белая перевязь с крохотным кинжальчиком. Вольготная работа вольного каменщика.
– Ты хочешь сказать, что московский мэр – член масонства?
– Не это главное, – отмахнулась Шура. – Важно то, что любой православный в нашей стране – свой среди чужих. А любой президент или патриарх – чужой среди своих. Наша родина разваливается на глазах, летит под откос, а слуги народа по телеящику отчитываются перед нами о мифических глобальных победах развития экономики и технократии.
Монахи внимательно выслушали воспоминание паломницы, явно не похожее на размышления обыкновенной женщины, но ничего не ответили. Может, просто нечего было, а, может, в России до сих пор бесчинствуют Скуратовы, как при Иване Грозном? После революции в двадцатом веке российского монарха казнили, и никто слова не сказал. Примерно также все верные и неверные евреи не возражали Христову распятию. Более того, кричали: «Распни! Распни Его! Пусть кровь Его будет на нас и на детях наших».
Во всяком случае, никто из евреев за две тысячи лет не каялся перед Богом за распятие Христа. А каялся ли кто из русских за своих предков-палачей, бесновавшихся при жизни, растерзавших не только последнего монарха, но и всю страну?
На этот вопрос тоже можно ответить однозначно, потому что многие до сих пор считают: мир может жить и существовать только равноденственной бурей, и каждый человек в этой буре должен с кем-то или с чем-то бороться, сражаться и убивать. К чему тогда разговоры о каком-то развитии цивилизации, если до сих пор Научно-технический прогресс называют революцией?
Шурочка чувствовала себя довольно неуютно за диссидентские выпады. Но разговор на скользкие темы между Шурой и отцом Агафангелом больше не возобновлялся.
Как-то раз Шура отправилась в монастырский архив, потому как отыскать и прочитать полезную для неё литературу, было необходимо. В отведённом под архивно-библиотечные склады полуподвале с живописными сводчатыми потолками она наткнулась на монаха Виталия, который царствовал здесь с большим удовольствием. Просто любовь к книгам была для него очень уж совместима с монашеским послушничеством.
Библиотека в монастыре занимала тёплое полуподвальное помещение, в котором находилось не только книгохранилище, но и архив. Здесь в сундуках, на столах, на этажерках, стоящих треугольниками друг к другу хранились книги, рукописи и старинные свитки, причём, некоторых из них завезены сюда самим Андреем Первозванным.
Святой Андрей – Первый Апостол Господень – недаром по этим местам хаживал, об этом тоже забывать не следует. Ведь он Слово, которое с тогдашних времён зовётся Правым, сюда доставил. Именно он первый начал учить русичей православию, хотя самого православия тогда ещё не существовало. А через восемь веков после этого равноапостольный Владимир только закончил дела, поднятые его бабушкой, княгиней Ольгой.
