Дан Борисов - Троглобионт
– Мне не хотелось ломать кусты, шеф, а по-другому зацепиться за берег…
– Ладно, ладно, шучу. Чайку выпьешь?
– У нас мало времени, шеф, нужно спешить, я хотел только поздороваться, – Курт говорил с легким немецким акцентом.
Егор подошел к Курту и протянул ему руку.
– Приношу свои извинения.
– За что?
– Ну… – Егор замялся, – Я же тебя немножко убил прошлый раз.
– Не стоит извинений, – Курт добродушно рассмеялся, и добавил, совсем исковеркав язык – Я ваших тоже немножечко убивать… как это будет сказать? шисн… пу, пу унд тотн – капут.
Анна, стоя рядом с Егором, протянула руку Курту. Тот галантно поцеловал эту руку.
– Рад встрече, Анна.
Тихон, усевшись на плечо Егору, тут же протянул Курту свою лапу.
– И мне поцелуй, Курт, и мне…
– Виделись, Тихон, – сквозь зубы ответил Курт, – Егор, если ты не против, я заберу свой бумажник, он мне дорог, как память.
Курт уложил документы во внутренний карман куртки, туда же отправил и смятую пулю от парабеллума и повернулся к Корверу, который, отхлебнув последний глоток, выплеснул остатки чая на песок.
– Перед смертью не надышишься. Ну что ж, счастливо вам оставаться. Наблюдайте и свидетельствуйте. В начале осени произойдет событие с большим международным резонансом – это начало. Остальное вам Тихон растолкует. Увидимся… Привет Азимиру.
Уже у обреза воды оба одновременно обернулись. Курт щелкнув каблуками, вскинул руку в прощальном, однако нацистском, приветствии, а Корвер громко засмеялся. Они просто растаяли в воздухе, но хохот Корвера еще продолжал звучать. Ящеры сразу ожили. Уходили в воду они почти без брызг, но созданная ими волна далеко выкатилась на берег к самым ногам провожавших их людей.
8. Где настоящий дом?
– Пижоны, – проскрипел Тихон.
– Почему? – засомневалась Анна, – вполне обходительные джентльмены.
Егор молчал. Последние слова Корвера: «Привет Азимиру… увидимся…», то ли интонацией, то ли прямым смыслом зацепили какой-то пласт памяти. Он был и до этого готов, но никак не мог вытащить этот пласт наружу, что-то мешало, но сейчас вдруг отпустило, и он всё вспомнил. Вспомнил не разложенным на эпизоды и слова, а целиком, единой вспышкой понимания.
Это не было сном. Это было на самом деле, только не здесь, а где-то совсем в другом месте… там, где был его дом.
В тот раз, вынырнув из сна в какое-то другое состояние гораздо более реальное, чем сон и даже чем жизнь, Егор осознал себя идущим по тротуару вдоль большого каменного дома, этажей в восемь-девять. Ноздри щекотал до боли знакомый запах нагретого солнцем асфальта, запыленных листьев липы и легкий запах дома, исходивший, видимо, из приоткрытых форточек полуподвала. Машин на дороге не было, немногочисленные прохожие шли по своим делам, не обращая на Егора внимания.
Дойдя до парадного подъезда с невысокой мраморной лестницей и чугунными перилами, Егор уже знал, что ему надо войти в дом. Он знал, что здесь его дом, что нужно подняться по лестнице на второй этаж, а потом повернуть налево.
Внутри было сумрачно и прохладно. Хлопок двери эхом разнесся по пустой лестнице. Егор взбежал на второй этаж. Здесь не было квартирных дверей, как это принято сейчас, а в обе стороны от лестничной площадки шли полутемные коридоры. Впрочем, все, что нужно, было прекрасно видно. Егор повернул влево. Навстречу ему вышла женщина средних лет в теплом халате и тапочках с помпонами. Он хорошо знал эту женщину, она тоже узнала Егора и обрадовалась ему. Она показала рукой на одну из дверей и улыбнулась молча.
Егор открыл дверь и вошел в квартиру. Входя, пришлось рукой снять паутину, аркой нависшую в дверном проеме. Это и был его дом, как он мог о нём забыть? Он снял серый пыльный чехол и сел в кресло возле камина. И сразу всё запустение стало исправляться само собой: исчезли чехлы с мебели, пропала паутина и пыль с окон, через которые в дом проник яркий, но теплый свет. Входная дверь отворилась, и в ней появился среднего роста человек с короткой седой бородкой в светлосерой фрачной паре из какой-то удивительно мягкой ткани.
Непонятная радость, наполнившая Егора, как только он переступил порог дома, еще усилилась. Он вскочил с кресла навстречу вошедшему.
– Учитель? Это ты? – и вдруг остановился – он понял, что совершенно голый и растерялся.
Учитель с улыбкой плавно провел рукой на уровне глаз Егора. Егор оглядел себя и увидел, что уже одет во что-то напоминавшее спортивный костюм из той же изумительной серой ткани совершенно не мешавшей движениям. Он это понял, опустившись по знаку Учителя обратно в кресло.
– Это с непривычки ты забыл одеться. Возвращаясь из дальних странствий, нужно снова привыкать к дому.
– Учитель, я умер?
Раскаты веселого смеха поколебали пламя свечей откуда-то появившихся на столе в темном старинном подсвечнике.
– Ты очень основательно всё забыл, посиди немного, я сейчас.
Учитель принес с кухни большой фарфоровый чайник и вазу с баранками.
– Присаживайся поближе, я заварил твой любимый чай.
Егор пересел к столу на вкусно скрипнувший венский стул. На столе уже стояли пиалки и две маленькие вазочки с вишневым вареньем и серебряными ложечками. Столь же колдовским способом появившиеся в камине дрова, уже пылали, посылая в комнату доброе тепло и аромат горящей бересты.
– Умереть ты не можешь, дорогой мой Егор, даже если очень захочешь этого, а вот забыть обо всём, это пожалуйста, это сколько угодно у нас…
– Но я очень хочу остаться тут…
– Выбрав путь, ты должен пройти его до конца…
В этом месте случился какой-то сбой, как будто дефект записи или обрыв пленки у киномеханика, но очень быстро положение восстановилось.
Егор опять увидел себя сидящим за столом у камина. На столе в потемневшем от времени подсвечнике горели три толстых свечи, Из пиалки с только что налитым чаем шел душистый пар. Между пиалкой и вазой с баранками стояла розетка с вишнёвым вареньем и маленькой серебряной ложечкой. За столом, напротив Егора, сидел Учитель, Азимир. Стоячий воротник черной шелковой рубашки без галстука или бабочки, с расстегнутой верхней пуговицей, отогнутыми крылышками ложился на серый фрак. Глаза Учителя смеялись.
– Ну что? вернулся? Можно продолжать? Ты не беспокойся, меня это нисколько не напрягает.
– А я разве уходил?
– Да нет, считай, что нет. Ты пей чай и ешь своё любимое варенье с баранками, а я буду говорить. Так вот я и говорю: мы сами выбираем себе путь и должны пройти его до конца. В этот раз ты выбрал путь свидетеля смены эпох. Это трудная и неприятная работа, но кто-то же должен её делать. Самое неприятное в этой работе то, что приходится забыть всё, что знаешь. Связь с человеческим телом это прочные путы, кандалы, горькое лекарство, вызывающее полную амнезию. Механизм консервирования памяти подчиняется только законам Нави, отменить или даже сколько-нибудь облегчить его не под силу даже высшим архатам. Даже я тут бессилен. Так что, пока ты связан со своим физическим телом, восстановить полностью твою память невозможно, придется тебе пока чувствовать себя слепым котенком.
– Это не самое плохое чувство, Учитель, в этом есть что-то даже приятное.
– Я знаю. Приятно чувствовать себя маленьким ребенком, если есть защита родителей и, если откинуть обычное детское желание как можно быстрее стать взрослым.
– Да, именно это я имел в виду. На руках у мамы тепло и уютно.
– Однако мы вынуждены тебя немного потревожить. Я тебя пригласил сюда, чтобы подготовить к встрече с Корвером.
– Кто это?
– Наш главный оппонент.
– Дьявол?
– Да нет, – Азимир даже немного поморщился, – Люди выдумывают богов и чертей, как нечто сверхъестественное, мистическое, на самом деле всё проще. Для планирования развития человеческой истории существуют два института – наш и Корвера. Это разветвленные организации с большим количеством сотрудников, с отделами по всем направлениям человеческой жизни: отдел рождений, отдел смерти, отдел любви, научные отделы, отделы по видам искусства и так далее. Отделы занимаются общими тенденциями развития, более детальная разработка по направлениям производится опытными лабораториями. Вся работа разложена по полочкам и не такая уж непостижимая. Самым сложным, на первый взгляд, кажется сплетение отдельных событий и судеб в единый процесс, но только на первый взгляд, потому что это происходит автоматически в соответствии с законами Нави. Главное тут внимательность и своевременные корректировки.
– А зачем два института? Мы что? сами не можем?…
– Можем, но это не будет соответствовать целям существования миров. Целей этих я тебе объяснить не смогу. Пока ты связан с физическим телом, тебе это недоступно. Это вообще недоступно разуму, это можно только прочувствовать непосредственно. Закончишь свою миссию, и понимание к тебе вернется, а пока тебе это и не нужно, будет только мешать. Единственное, что тебе должно быть понятно и сейчас – полноценное развитие невозможно без борьбы двух противоположностей, а мы с Корвером противоположны почти во всём. Это касается не только меня и его, но и всех наших сотрудников.
