Михаил Веллер - Песнь торжествующего плебея (сборник)
Мы можем назвать это структурным архетипом культуры, если кому нравится Юнг. А можем назвать мифологизированным сознанием. А можем еще много как. А можем обойтись без терминов.
И для простоты взять тех же американцев, охаянных интеллектуалами от культуры, и обратиться к американскому рынку русских художников, скажем.
Рынок – он обладает таким параметром, как емкость. Так вот, емкость американского рынка русских художников – десять человек. Может, восемь или двенадцать, не суть. Но. Но. Одиннадцатому уже нет места! И если он хочет утвердиться – вольно или невольно ему придется вытеснить одного из тех десяти. Вытесненный – не хуже пришедшего и остальных! Ну – или надоел, или в моду не попадает, или с имиджем промахнулся, но – нету ему места, нету! Разве что на редкого любителя – и уже за куда меньшие деньги.
Другой пример. Званый обед. По люксу. Сто гостей. Все супер. И сто блюд. Но столько не сожрать. Каждый надкусит от силы по тридцать. И через пару обедов строится рейтинг блюд. Шкала спроса. Топ-десятка – на всех. Следующая – восемьдесят порций. Третья – шестьдесят. Восьмидесятое блюда едят двое, девяностое – один, сотое не жрет никто. Управляющий считает бабки. Двадцать последних отбрасывается. Еще полста – минимальные количества. Через десяток обедов количество блюд уменьшено до оптимума – пять коронных, десять второразрядных, еще десяток по мелочи. Прочее – ешь себе в другом месте, не за главным столом.
За этим вот столом вкушают национальную культуру.
7. Итак. Культурный рынок имеет определенную емкость. А где начинается этот рынок? В голове. Сфера культуры в сознании имеет определенную емкость. Скажем:
Любитель поэзии может потребить за раз сто строк хороших стихов. Дальше наступает насыщение и пресыщение, эмоциональный ресурс израсходован, восприятие притупляется: тысячу строк стихов за раз – это уже перебор, это уже не эстетическое наслаждение, а работа рецензента. (Аналогично тому – сеанс дегустации духов: три запаха – а потом «нюх заваривается».)
Или – любовь: если ты уже полюбил одного человека, «отдал ему сердце», что называется, – то второй, следом встретившийся, ничем не хуже первого, твоих чувств в равной мере затронуть уже не может: заняты чувства, с другим связаны. Такова психология: одна любовь необходима – а две равных сразу невозможны.
В любой сфере сознания человека есть иерархия доминирующих величин и ценностей.
Ну так это касается и культурных сфер. В любом искусстве, в истории любой отрасли человеческой деятельности, в любом обществе и группе – непременна своя иерархическая структура.
Иерархическая структура сознания.
Восходит это к инстинктам – и к общему устройству бытия.
Про инстинкты. Вот – семья. Отец – главный: повелитель – и одновременно защитник от всего, опора и гарант жизни. Вот – группа: и в ней выделяется лидер (со сходными функциями) и перворанговые особи – бойцы, кормильцы, подчиняются лишь лидеру, после него повелевают остальными, жрут лучшие куски – но и удары извне принимают на себя. Подобная структура у многих животных складывается сама собой – в инстинкт особи вложено стремление складывать с себе подобными систему. – Системообразующая структура психики.
А теперь вспомним пифагорейцев, которые вслед за Учителем не без основания полагали лежащим в основе мироздания Число. Их сейчас как-то не стремятся понимать, лишь «перечисляют» в ряду истории философии. А ведь их подход последующими не отменим. И что они пришли однажды в панику, уткнувшись в необходимость иррациональных чисел, до которых еще не додумались – это ведь сути не меняет. Гениального Пифагора надо понимать так: в основе мироустройства лежат закономерности, которые на самом всеобщем уровне могут быть выражены численными соотношениями между материальными объектами и процессами. То есть материя изменчива и преходяща – а управляющие ее существованием законы вечны и неизменны: и познаются и выражаются те высшие законы, суть мира, через математический аппарат. Что мы и имеем по сей день. Когда Ньютон открывал и формулировал Всемирный закон гравитации через математические символы – это тоже была дальнейшая работа с Числом, лежащим в основе мироустройства.
Вот греки и определились с числом «семь», скажем. Семь великих мудрецов, семь чудес света и т. д. Почему не шесть или восемь, ведь нет четкой границы между последним вошедшим в семерку и первым из невошедших? А – хватит. Как раз. Исключительного не может быть много. А вот немного исключительного – потребно, лучшее нам нужно, нравится, хочется, для него место в сознании готово.
В обыденном сознании мы отходим от выглядящего наивно-дидактическим образа семьи или стаи, равно и как от категорично-конкретной семерки (тройки, девятки, дюжины). Но ограничение по количеству сохраняется, и потребность в иерархии объектов и ценностей тоже сохраняется.
И мы весьма строго и стройно организуем Пантеон своего культурного сознания – своего коллективного социокультурного пространства. В этой казарме – свое равнение коек и свое количество мест.
Вот – пьедестал для Номера Первого. Он – Основатель. Отец. Лидер. Главный Гений этой комнаты. Повыше всех других. В центре. С нимбом.
Вокруг – гении первого ранга. Столпы. Светила. Маршалы вокруг императора. Свершители. Талантища.
Уровнем ниже – крупные таланты. Настоящие творцы. Значительные личности. Полковники, генерал-майоры, каждый из которых вне такой конкуренции может составить славу отдельного Пантеона.
А дальше и ниже стоят скамейки для публики помельче. Ее не всегда заметно по темным углам. То луч на такой личности – а то ушел в сторону.
А там и дверцы в незаметных панелях. Кого-то вынесли, кого-то внесли.
Готово? Пьедесталы расставлены? Заноси!
И вот начинается ругань и давка.
8. В культуре плохо обстоит дело с объективными критериями, зато хорошо – с желанием каждого человека и народа быть покультурнее (позначительнее) в собственных глазах. Поэтому обычно строят два Пантеона – собственный, «национальный» – и мировой, общий. Свой к глазам поближе – мировой подальше: происходит перспективное искажение величин, двойной стандарт.
Вот литература – разумеется: один из главных аспектов культурности. Грузия – Руставели. Украина – Шевченко. Польша – Мицкевич. Узбекистан и Иран – Хайям. Швеция – Стриндберг. Россия – Пушкин. Греция – Гомер. Италия – Данте. Франция – Гюго отталкивает Вольтера и Рабле. Германия – Гёте. Англия – Шекспир. Это – домашние Пантеоны.
В общем, мировом, выходит так: в центре и выше прочих – Шекспир. Чуть ниже на пьедестале – Гёте и Данте, а почетным особняком, победитель забега ветеранов, – Гомер, Гомер. Поблизости, на перворанговых пьедесталах – французы и Хайям. Стриндберга заметить можно, Руставели нужно долго искать. Славяне, первые номера своих Пантеонов, увы, не просматриваются. Хотя хорошо заметны перворанговые дома русские Толстой и Достоевский, и даже Чехов. Хотя уступают Диккенсу, Гюго и Бернарду Шоу. А где же великие Якуб Колас и Тамсааре? Про них швейцар не слышал.
Литературные оценки страдают субъективизмом? Возьмем более объективные величины из области, казалось бы, реальной, – истории. Для лучшего рассмотрения – из ближайшей, новейшей истории.
Вот II Мировая война. Вот знаменитое сражение при Эль-Аламейне. Для англичан оно вроде Сталинграда. Немецкие потери убитыми и ранеными – 8 000 человек. Их потери в Сталинграде – 350 000 человек. В масштабе – ничего общего. Но должны же англичане объяснить себе и миру, что это они выиграли войну – в воздухе, на море и на суше.
Лучшие асы-истребители русских, англичан и американцев по числу сбитых ими самолетов в Люфтваффе вообще не были бы заметны среди прочих: 30—50 побед против 200—300. Но герои выбираются из тех лучших, которые есть. Запомните эту простую формулу:
Герои выбираются из тех лучших, которые есть.
Она применима ко всему в культуре. Ко всему.
9. Что произойдет, если завтра из нашей культуры – из нашего сознания – исчезнет Шекспир? Вот не было! Но – первое место есть всегда. Так на нем окажется Гёте или Гюго, скажем. И получат дополнительную дозу лавров. В их сочинениях не изменится ни одной буквы. Изменится их позиционирование в нашем сознании, в нашем социокультурном пространстве.
10. Простой народ Пушкина не читает. И вообще почти ничего не читает. По статистике – даже дюдиков на душу населения мало читает. Но твердо знает, что Пушкин – это наше солнце и наше все. Откуда он это знает? И очень просто:
а) должен же быть у нас супергений;
б) это все знают;
в) нам так сказали и продолжают говорить.
То есть:
а) есть место для Номера Первого в нашем социокультурном пространстве, уготованное структурой сознания;
б) компетентные специалисты, уважаемые знатоки истории и литературы, ставят его на это место: а кого еще-то? все верно.
