Наталья Нестерова - Лялька, или Квартирный вопрос (сборник)
Саша ушла из кухни насупленная и хмурая. Я перевела дух и задалась вопросом: достигла ли ядовитая стрела цели, хорошо ли была замаскирована?
Александру ничегонеделанье Андрея не могло не беспокоить. Еще больше ее заботило мое отношение к его, назовем вещи своими именами, тунеядству.
– Андрей был на нескольких собеседованиях, – говорила мне дочь, – ждет ответа.
– Да что мы не прокормим молодого человека! – отмахивалась я вроде бы беспечно.
Ни раз, и ни два Сашка заводила разговор о якобы имевших место попытках Андрея трудоустроиться. Если бы я могла сказать прямо, то дочь услышала бы: «Во-первых, никаких попыток, поползновений, телодвижений с его стороны в принципе не существует. Во-вторых, нет такой работы, чтобы ничего не делать, а получать много». Но я ничего подобного, естественно, вслух не произносила.
– Не бери в голову, – советовала я. – Нормальный мужчина по природе добытчик. Умный мужчина ищет, где добывать выгоднее.
– Полгода уже ищет?
Это могла быть провокация, разведка боем – в самом ли деле я так благодушно настроена? На провокации не поддамся.
– Хоть полгода, хоть три года. Разве нам не хватит терпения? Или мы бедные?
– Мама! – дочь едва не плачет от умиления. – Какая ты у меня добрая, чудная, самая необыкновенная!
Знала бы моя девочка, чего мне стоит «необыкновенность» и ради чего я прикидываюсь доброй тещей. Прикидываюсь, наверное, неумело, но влюбленная дурочка не замечает фальшивой игры, дурочке кажется, что все вокруг должны восхищаться ее избранником.
Как-то при очередном Сашкином заходе: Андрей-де хотел в фирму своего приятеля устроиться, но фирма прогорела – я оборвала дочь:
– Ты точно оправдываешься. Прекрати! Не навязывай мне роль злобной тещи, которая считает каждый кусок хлеба, съеденный зятем, или число подштанников, которые за ним выстирала.
Я отвернулась, как бы обиженная. А потом со всем своим скудным актерским мастерством изобразила на лице улыбчивую задумчивость, которая бывает, когда человек мысленно возвращается в приятное прошлое.
– Мама, о чем ты сейчас подумала?
– Вспомнила, как твой отец ночами разгружал вагоны, а утром разносил почту. Мы съехали от родителей, я уже тебя носила, денег не хватало катастрофически. У нас было две главных статьи расходов – оплатить съемную комнату и купить мне фрукты, кроме фруктов я ничего есть не могла, иная еда вырывалась из меня фонтаном. После месяца бессонных ночей и тяжелой физической работы твой отец стал засыпать на лету. В метро, стоя, держась за поручень. При каждом удобном случае и в любом самом неудобном положении. И на лекциях в институте, конечно. Однажды лектор, заприметив его храпящим, велел всей аудитории умолкнуть, подошел вплотную, несколько минут вредно наблюдал. Потом растолкал Игоря: «Молодой человек, мы вам не мешаем? Ах, не мешаем! Но все-таки аудитория института мало подходит лежебокам, тут ведь тверденько. Отправляйтесь домой, коль здоровый сон для вас важнее науки».
Я повернулась и посмотрела на дочь. Не переборщила ли? Аналогия столь очевидна и прозрачна. У меня была заготовлена вторая часть душещипательного монолога, которая напрочь убивала мораль первой части. Мои родители, узнав о бессонных подвигах Игоря, заняли жесткую позицию. Сколько вам нужно денег? Мы дадим столько и больше. Или Игорь хочет сделать карьеру бригадира вокзальных грузчиков? Или главного почтальона? Но если он намерен выучиться на инженера, то должен учиться, а не вагоны разгружать, письма разносить и дрыхнуть на лекциях.
– Мама, ты очень любила папу? – спросила Саша.
И я поняла, что продолжения выступления не понадобится.
– Когда-нибудь я расскажу тебе про нашу любовь. Сейчас я не готова, ты не готова. А вот курица уже поспела, – я присела и открыла дверцу духовки. – Твоему отцу я по гроб жизни благодарна только за то, что у меня есть ты. А с другим, не приведи господи, родился бы какой-нибудь нравственный урод.
«Вроде Андрея», – мысленно добавила я.
Мои ли ядовитые стрелы, Сашина ли нарастающая прозорливость, но дело с мертвой точки сдвигалось. Все чаще и чаще я видела на лице дочери озабоченность, совершенно несвойственную влюбленной девушке. Такая озабоченность бывает, когда выходишь после экзамена и не знаешь, все ли написал правильно, или терзаешься на работе: выключила я дома утюг или забыла. Надо пускать в ход тяжелую артиллерию, решила я, усилить натиск. Но только бы не переборщить! Только бы не испортить все дело!
Саша пришла из университета и, как обычно, первым делом спросила:
– А где Андрей?
Прежде я отвечала: «Занимается у себя в комнате». Подмывало сказать: «Дрыхнет, как водится».
– Он отдыхает, – прошептала я.
– От чего, интересно, отдыхает? – в полный голос спросила Саша.
Я уловила в ее тоне нотки раздражения, мысленно перекрестилась и показала на дверь своей комнаты:
– Зайди, мне нужно с тобой поговорить.
В комнате, глядя на дочь, я поразилась перемене ее лица. Только что она была зла на Андрея, а теперь смотрит на меня настороженно, с готовностью дать отпор, защитить своего ненаглядного. Ох, знакомо мне это выражение. Как в зеркале двадцатилетней давности. Но отступать некуда, рискну.
– Александра, мне кажется, у Андрея есть серьезные проблемы со здоровьем.
– Какие?
И вот уже растворилась настороженность и защитная агрессия, заступил страх.
– Не пугайся, пожалуйста! Все, я думаю, исправимо. Сашенька! Я невольно наблюдаю Андрея в течение многих месяцев. Хочешь, не хочешь, а заметишь. Он спит по четырнадцать часов в сутки! Это ненормально, это болезнь. Классическую сонную болезнь вызывает укус африканской мухи цеце. Но ведь Андрей не был в Африке и никто его кусал, не так ли? Значит, это может быть железодефицитная анемия или гипотония, снижение артериального давления, когда мозг плохо питается. Надеюсь не гипотиреоз – дефект щитовидной железы, хотя он лечится. Есть еще синдром Клейна-Левина, при котором человек эпизодически испытывает непреодолимую сонливость, но этот синдром, как правило, поражает подростков, Андрей староват для Клейна-Левина.
Я сыпала медицинскими терминами, диагнозами, симптомами, методами лечения. Я изображала искреннюю озабоченность:
– Подчеркиваю! Андрей не виноват в том, что спит и спит, ест и спит, читает журналы и спит, играет на компьютере и спит. Представляешь, как тяжело постоянно хотеть спать! Я прочитала по поводу непреодолимой сонливости в Интернете уйму статей, сделала закладки, посмотри в моем компьютере. Очень плохо лечится, крайне плохо. Но мы ведь не пожалеем никаких денег, мы найдем самых лучших специалистов!
– Мама, ты серьезно говоришь? – недоверчиво смотрит на меня Саша.
– Абсолютно серьезно. Для шуток нет повода. Человек две третьи жизни проводит в забытье. Такого врагу не пожелаешь, тем паче близким врага.
– Мама, мне кажется, что в последнее время ты очень изменилась.
Моя дочь все-таки большая умница, даже влюбленность не отшибла у нее мозги напрочь.
– А почему я не должна измениться, если поменялись обстоятельства жизни? Чья бы корова мычала. Ты на себя посмотри! И вообще – способность реагировать на новые раздражители говорит о лабильности, отсутствии косности. Я у тебя еще не закостенелая, а вполне мягкая.
– Ты у меня классная и крутая!
– Классными бывают доска и руководительница, крутыми – яйца, берега и овраги. Садись за мой компьютер и читай про сонную болезнь. И умоляю тебя! Не вздумай говорить Андрею, что это я поставила ему диагноз! Ты ведь не хочешь, чтобы у нас в доме была обстановка в лучших традициях анекдотов про зятя и тещу.
Сашка ничего читать не стала. В болезнь Андрея она не поверила. Дочь совершенно справедливо считала, что Андрей дрыхнет день и ночь, потому что ему «в лом» (их выраженьице) напрягаться и что-то делать. Александра решила, что я, мама, как свойственно антиквариату, делаю из мухи слона и дую на воду. Антиквариатом однажды назвал своих родителей Леша Малинин, сын Вари. Я согласна на антиквариат, на артефакт и на любой другой пыльный музейный экспонат. Хоть горшком назовите. Но я добилась своего: заронила у дочери неприязнь к «сонной болезни» Андрея. Столько времени подушку мнет, что моя добрая мама даже закладки сайтов в Интернете делает!
Ядовитых стрел, повторюсь, я отправила сотни. Превратилась в плохого хорошего человека, который злорадно улыбается, слыша, как дети ссорятся. Один раз не утерпела и подслушивала под их дверью.
– Попроси денег у мамы! – говорил Андрей.
– Сколько можно просить у моей мамы? – отказывалась Саша.
– Но мы не можем прийти в клуб без копья.
– Значит, мы не пойдем в клуб! – чеканит Саша.
