Анатолий Вилинович - Остап Бендер — агент ГПУ
Все повторилось так же, как было и с другими посетителями, чего Остап уже насмотрелся. Заслонка окошка отодвинулась и посетитель, свято чтивший уголовный кодекс получил пропуск в виде картонки, размером в половину почтового конверта, и свои документы. Медлить Остап не стал и ринулся в другую дверь, к уже знакомому ему дежурному с тремя треугольничками в малиновых петлицах. Тот внимательно проверил пропуск и документы, вернул с напутствием:
– Не забудьте, когда будете возвращаться, чтобы там, где вы будете, сделали в пропуске отметку.
– Ясно, товарищ, куда идти? – голосом не совсем обычным спросил Остап.
– Второй этаж, комната двадцать седьмая.
– Благодарю, товарищ, – и посетитель зашагал по лестнице, на второй этаж.
Отыскав нужную ему комнату, Бендер постучал для приличия и, не получив ответа, открыл дверь. Это была приемная начальника Крымского ГПУ. За столом у двери, оббитой черным дерматином, ведущей в кабинет самого начальника, сидел военный с двумя красными кубиками на малиновых петлицах и смотрел на вошедшего.
– Я к товарищу Яровому, вот мои документы и пропуск, – подал Остап их секретарю-адъютанту, как мысленно он его определил.
– Да, посидите немного, товарищ, – указал тот на стул у стены.
Остап присел и осмотрелся. Это была просторная комната с рядом стульев у ее стен. На столе секретаря-адъютанта поблескивали никелем два телефона, лежала тетрадь, в которой хозяин приемной что-то записывал, а позади него висел портрет Дзержинского, на противоположной стене висел плакат с надписью: «Чекистом может быть только тот, у которого чистые руки, холодный ум и горячее сердце». Ничего другого в приемной больше не было.
Так прошло минут пять. Но вот раздался звонок и из кабинета вышел молодцеватый военный со шпалой в петлицах и с папкой бумаг в руке. Он взглянул на Бендера и вышел из приемной.
Секретарь-адъютант зашел в кабинет, и тут же вышел, говоря:
– Заходите, товарищ Бендер.
Остап решительно вошел в кабинет. Это было еще большее помещение с рядами стульев у стен, с ковровыми дорожками, и с большим письменным столом в виде буквы «Т», длинной ее часть к двери. За столом сидел севастопольский знакомый Бендера Яровой, с двумя шпалами в малиновых петлицах, что говорило о его комиссарском звании. Большой портрет Ленина на стене позади начальника Крымского ГПУ и большой зеленый сейф в углу, дополняли, то, что охватил своим взором Бендер.
– Здравствуйте, товарищ Яровой, судьба вновь сводит нас, – улыбнулся и как можно спокойно произнес Остап. Хотя на душе у него было не совсем радушно-приветливое настроение к гэпэушнику. Но его новая гениальная идея требовала этого визита.
– А-а, старый знакомый, в некотором роде, спаситель мой, – улыбнулся чекист и к удивлению Бендера вышел из-за стола и подал ему руку. – Здравствуйте, здравствуйте, Остап Ибрагимович. С чем пожаловали ко мне? Что-то хотите сообщить, или просьба какая? Присаживайтесь, – указал он на стул у стола, садясь напротив посетителя.
– Да вот… просьба у нас… Павел Антонович… – начал не совсем без колебаний Остап.
– Излагайте вашу просьбу, – потянулся Яровой к коробке папирос «Дюбек», чтобы закурить.
Теперь Бендер явственно увидел, что у него, как и у секретаря-адъютанта в петлицах помимо знаков, определяющих звание, были еще белые кружечки в виде мишени, с перекрещенными на них двумя винтовками.
– Курите, – протянул раскрытую коробку главный чекист Крыма Остапу.
– Благодарю, – взял папиросу Бендер и, прикурив, продолжил: – Павел Антонович, наша археология требует расходов для найма рабочих. А средств, как известно, нам отпускают совсем мало. Вот и крутись… – вздохнул Остап.
Начальник ГПУ при Крымском НКВД молчал и, глядя на посетителя, не перебивал и терпеливо ждал самой сути просьбы.
– Вот полюбуйтесь, дорогой Павел Антонович, какие мы желаем выпускать художественные открытки, не только эти, не только наших археологических раскопок, пейзажей, видов, архитектурных памятников, но, конечно, и грациозных строек наших пятилеток. Но мы – археологи, свято чтим советские законы, уважаемый Павел Антонович, – закончил великий родитель гениальной идеи.
– Так, так, значит, археология и открытки? – пыхнул папиросным дымом Яровой. – Ну, что ж, я не вижу здесь ничего предосудительного, товарищ Бендер. – Ничего такого, что могло бы вам помешать заняться этой побочной деятельностью. Так вы просите моей помощи, как я понимаю, Остап Ибрагимович?
– Да, уж… – замялся Бендер. – Помогите нам решить этот вопрос в Совнархозе, чтобы мы могли бы…
– Ну что ж, учитывая вашу помощь нашим органам… К тому же ваш вклад в мою безопасность, – ухмыльнулся Яровой, – я позвоню в соответствующий отдел Совнархоза, в отдел, который занимается издательскими делами.
– Ой, спасибо, ой, спасибо, глубокоуважаемый Павел Антонович, от всех наших археологов большая благодарность за помощь. Так можно надеяться? – встал Бендер.
– Да, идите в отдел Совнархоза и скажите от моего имени, они будут уже знать, оформят вам соответствующий документ.
Распрощался Бендер тепло с Яровым и вышел от него окрыленным. Когда отмечал пропуск в приемной, вновь увидел беленькие мишеньки с перекрещенными винтовками на петлицах секретаря-адъютанта и почему-то улыбнулся. Бросив прощальное «благодарю», Остап вышел из приемной и легко сбежал по лестнице. Вручил пропуск дежурному, а когда вышел облегченно задышал своей богатырской грудью. И провозгласил вслух:
– Открыточная идея тронулась, господа гэпэушники! – и ускоренным шагом, переходящим в бег, устремился к ожидающим его компаньонам.
К вечеру технический директор, уже держал в руках бумагу, от Крымского Совнархоза, разрешающую ему получить патент на издание художественных открыток достопримечательностей Крымской АССР. А еще через день великий предприниматель подписывал договор на аренду одной из симферопольских типографий.
Деятельность его как предпринимателя, а теперь уже и великого печатника распространилась не только в Крыму, но и в Харькове, Киеве, Днепропетровске и в том же, породнившемся ему и его компаньонам, Мариуполе. Все аренды нужных типографий, разрешений на печатание не только художественных открыток, но и открыток идейных изображающих стройки первой пятилетки. На них изображался величественный Днепрогэс, ряд металлургических комбинатов, фабрик, заводов и судоверфей с недостроенными еще кораблями. Были открытки, отражающие коньячно-винное производство в Крыму, а также парфюмерное производство из эфирномасличных культур лаванды, роз, шалфея. И, конечно, изображали знаменитые дворцы и музеи, скульптуры и другие архитектурные памятники Крыма. И открытки знаменитых киноактеров, киноактрис и кинокадров из популярных кинофильмов.
Открытки издавались миллионными тиражами и распространялись по киоскам торгующими газетами, журналами и другой периодической печатью. Снабжались ими и книжные магазины. И деньги от продажи за минусом налогов текли и текли ручейками на счета в трех банков великих печатников Остапа Бендера. Трех банков? Да, трех? Во избежание непредвиденных обстоятельств в каждом банке из трех счета были открыты на имя самого предводителя компании Остапа Бендера, Шуры Балаганова и Адами Козлевича.
Принимая такое решение, Остап заявил:
– НЭП доживает свое время. И кто знает, как советы поступят с деньгами вкладчиков, верные мои сотоварищи-печатники.
Жили концессионеры не в одном городе, а попеременно в Крыму, Харькове, Мариуполе и в Киеве, где они собирались открыть все же свою контору ДОЛАРХ, получив предварительно обещанную индульгенцию начальника Киевского ОГПУ Шаврова.
Все шло хорошо и вдруг… Во время пребывания Остапа Бендера в Киеве, ему вручают повестку вызывающую его в ОГПУ. Повестку вручил ему все тот же дворник-сторож конторы Остапа Македон со словами:
– Она долго дожидается вас, хозяин.
Это сильно взволновало компаньонов. Но Остап, чтобы успокоить своих друзей, заставил себя улыбнуться и весело заявит:
– Не надо дергаться в догадках, детушки, не иначе гэпэушники хотят все же предложить мне службу у них или дать индульгенцию на работу нашего ДОЛАРХА. Помните, в Ялте он обещал разобраться, почему это мол, милиция интересуется нашей конторой.
– Нет, Остап Ибрагимович, неспроста этот вызов я понимаю, – встал и тут же сел, Козлевич, что говорило о его взволнованности.
– И я так думаю, командор, – заходил по комнате Балаганов.
– Не надо рисовать черноту, камрады. Если это что-то не угодно властям, то меня пригласили бы не этой бумажкой, тряхнул повесткой Бендер, – а пришли и… – недоговорил Остап.
– Они могут и без этого, командор – махнул рукой Балаганов.
– Могут, Остап Ибрагимович, а так, пригласили и точка, – произнес Адам.
– Хватит догадками заниматься, поехали, Адам, – пошел из комнаты Бендер.
