Геннадий Башкуев - Приводя дела в порядок (сборник)
– Хочу, – признался Иванов. – Только не умею.
– Сделаем, – серьезно сказал тип, поднялся с пола и пошел к прихожей. – Залежался я у тебя чего-то, – сказал он у двери. – Да и тебе уже на работу, наверное. Ты это… До вечера, что ли?
– До вечера, – кивнул Иванов и подул на разбитый кулак. – Вечером придумаем чего-то.
– Постельное белье-то высуши, – уже с лестницы посоветовал тип. – А то спать не на чем будет. И дверь почини. Как умеешь. Я уж вечером как надо сделаю.
– Обязательно. – кивнул Иванов. – А здорово я вас в ухо, да?
– Неслабо, да, – согласился тип. – Одно слово – архимандрит!
– Почему архимандрит-то? – взвыл Иванов и кинулся к зеркалу.
Из чего же, из чего же
На третий день игрушечный робот начал ходить как-то странно. Нет, он исправно орал «Открываю огонь!!», стрелял и поворачивался. Но при ходьбе начал как-то припадать на левую ногу. То ли соли в его китайских суставах образовались, то ли решил, что так страшнее.
Папа посмотрел на робота и сказал:
– Не могу я больше смотреть на этого Тамерлана-андроида. Надо его починить. Дай-ка мне сюда этого великого хромого, сынок.
Робот, по всей видимости, понял, что ремонта ему не перенести, и жить ему осталось от силы минут десять. Поэтому он как-то грустно сказал:
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Открываю огонь в последний раз.
– Чего-чего он сказал? – удивился Папа.
– Огонь открывает он, – авторитетно сообщил Сын. – А до этого про бабушку что-то. Странно это. Бабушки-то он не знает.
– Нашу бабушку и в Китае слышно, так что может и знать, – сказал Папа. – Принеси-ка, сынок, отвертку. Надо поглядеть, что у него там внутри. И ногу заодно починить.
– У вас есть допуск? – строго спросил робот и приготовился открыть огонь.
– Может, не надо, Пап? – спросил Сын без особой, впрочем, надежды. – А то будет как с пылесосом.
Пылесос был разобран Папой всего неделю назад и отказывался собираться обратно. Верней, собираться он собирался, но не полностью. Оставалась небольшая кучка каких-то деталей, для которых не было места в пластиковом нутре санитара ковров. От чего пылесос из три в одном (пылесосим – моем – сушим) превратился в пять в одном (гудим – жрем электроэнергию – не всасываем – внезапно отключаемся – вызываем раздражение).
– Ну ты тоже сравнил, – хмыкнул Папа. – Пылесос – механизм сложный. А это – игрушка.
– Останови его, мальчик! – сказал робот. – А то огонь в этом доме больше не откроют.
Папа подскочил к роботу, поднял его с пола и внимательно осмотрел.
– Кто ж ему столько фраз заложил-то? – пробормотал Папа и немного потряс игрушку. – И главное, в тему так получается.
– На место меня поставь, – сказал робот. – У меня и нога уже не болит совсем. Вот честное слово.
Папа в замешательстве вернул робота на пыльный ковер.
– Открываю огонь! – сказал робот и достаточно лихо зашагал к мальчику.
– Ишь ты, симулянт оказался, – восхитился Папа. – Принеси отвертку, сынок. Мне уже интересно стало. Я только открою и посмотрю.
– А где отвертка? – спросил Сын.
– Ну там, – показал Папа рукой в юго-западном направлении. – Найдешь там. На полочке.
– Нету тут ее! – закричал из коридора мальчик. – Не нахожу.
– На полке, бестолковый! – гавкнул Папа.
– Пап, тут у нас стеллаж, – сообщил Сын. – Тут этих полок… На какой?
– Ну там… – пояснил Папа. – Внизу там. Глаза разуй!
– Нет ее тут! – закричал Сын.
– Эх. Все надо делать самому, – вздохнул Папа и пошел за отверткой. – Вот же она, вот! На тебя смотрит прям!
– Это верхняя полка, – возразил Сын. – Оттуда меня ей не видно. И мне ее отсюда тоже не видно.
– Ты просто невнимательный. Ну пошли, – сказал Папа и направился обратно в комнату. – Я только посмотрю, чего у него там внутри.
– Не подходи ко мне, вандал! – сказал робот и попятился от Папы. – А то ведь огонь открою.
– Папа, ты его сломаешь, – сказал Сын. – Не надо его открывать.
– Да я только посмотреть! – сказал Папа. – Открою, посмотрю и закрою сразу.
Пылесос включился, возмущенно загудел и выключился. Как будто хотел сказать что-то вроде: «Ага. Закроет он… как же…»
– Это мой робот, – тихо сообщил Сын. – Он работает. Не надо его открывать.
– Ну у него что-то внутри… – попытался объяснить Папа. – Я просто хочу. Я же не сломаю…
– У тебя отвертка фигурная. А у меня шестигранники! – выдал робот. – Не сломает он. Прямо даже как-то хочется открыть огонь по такому.
– Ну видишь, видишь? – забубнил Папа. – Он не может так говорить. Он должен только говорить «Открываю огонь!». А он разговаривает. Я хочу посмотреть…
– Маааамааа! – закричал Сын. – Папа робота моего сломать хочет!
– Да не сломаю я! – раздраженно бросил Папа.
– Мааама!! – закричал робот. – Папа сейчас меня совсем сломает. Три сотни, между прочим, – псу под хвост!
– Папа! – закричала Мама из кухни. – Пылесос сперва почини!
– Да там в пылесосе я знаю что… Там минутное дело… пока робот… Просто посмотреть… – оправдывался Папа, подкрадываясь к роботу с отверткой.
Робот отступал от папы и говорил:
– Не вынуждай меня! Угомонись по-хорошему. Ну вот чего тебе не сидится-то?
– Да я только посмотреть… – не отступал Папа.
– Стой! – скомандовал робот. – Еще шаг – и открываю огонь!
Папа шагнул, и в комнате ударила очередь.
– Ничего себе! – удивился Папа, стряхивая с ушей известь. – А как оно так? Надо ж посмотреть…
– В следующий раз дам на поражение! – предупредил робот. – Открою огонь, то есть.
– Ишь ты! – сказал Папа, усаживаясь на диван и убирая на всякий случай отвертку. – Ладно-ладно, мир! Воинственный какой. Игрушки какие ужасные стали делать. Чему они научить могут?
Робот с видом победителя ходил по комнате, поворачивался, кричал «Открываю огонь!» сверкал лампочками. Сын смотрел на робота, на Папу и довольно улыбался.
– Ничего-ничего… – бубнил Папа. – Сядут у тебя батарейки…
Тризна
Семен умирал уже раз шесть. Ну интересно было человеку – что о нем говорят родные и близкие, искренне ли плачут, отдают ли должное. Ложился, подлец, на диван, останавливал сердце и лежал такой торжественный – любопытствовал. Родные, конечно, убивались очень в первый и второй раз. А потом как-то попривыкли и спокойно ждали, что на третий день встанет Семен, как ни в чем не бывало, и начнет пилить всех. Дескать, теща хихикала неприлично, а вот тот вот и вовсе не зашел, не позвонил.
Семена очень огорчало то, что родные перестали убиваться, поэтому, начиная с третьей своей смерти, он еще и говорить начал. Совсем уж дикое зрелище стало – лежит покойный такой и с замечаниями своими лезет. Родные-то пообвыкли потихонечку, а вот посторонние люди пугались сильно.
В этот день Семен почему-то решил еще раз помереть. То ли с похмелья был, то ли чувством собственного величия преисполнился. Лег Семен на диван, сердце остановил и позвал жену:
– Этооо. Слышь? Как там тебя… Лена, а Лена? Иди-ка сюда быстро.
– Сам подойди. Я тут занята малость, – чем-то звякала на кухне Лена.
– Не-не-не, – скорбно сообщил Семен, – отходился я, по ходу. Все уж.
Лена появилась в дверях, недобро осмотрела усопшего и вздохнула.
– Опять? – спросила она. – Сколько ж можно-то, а? Не до развлечений сейчас.
– Какая-то ты не супруга даже, – обиделся Семен. – Нет чтоб подойти, пульс послушать. Где хоть какое-то «Сенечка, что с тобой?». Где «Сеня, Сенечка, не-еееет!»? У тебя муж умер или лампочка перегорела?
– Да пошел ты, – зло сказала Леночка. – У нас лампочки реже перегорают, чем ты умираешь.
И ушла звонить маме.
– Мама! Этот идиот опять умер! – плакала она в трубку. – Как я устала уже от этого, мама. Да нет, мама. Не обморок это и не потеря сознания. Это он на прошлой неделе практиковал. Он опять торжественно лежит и нудит на диване, мама. Нет, мама. Что значит – вынести и закопать, пока не очухался? Он же откапывается и приходит все равно. Что мне делать с этим всем, мама? Ты не приедешь?
– В гробу я его видела, – сурово сказала мама. – Чего я там не видела? Пусть лежит себе. Полежит дня три и очухается. Устала я уж скорбеть по нему. За последние полгода раза три уж скорбела. Слишком много скорби в моей жизни, дочь. Манала я такие тризны.
– Как же… Приедет твоя мама, ага… – нудил на диване покойник. – Она ж небось на танцы пойдет на радостях. Плевать ей на зятя. И тебе плевать. Хоть бы слезиночку проронила. Хоть бы скорую для вида позвала.
– Не буду я звать скорую! – закричала Лена. – Они к нам уже ездить отказываются. У нас одних справок о смерти шесть штук в шифоньере лежит. Они все действительные еще. Лежи себе так. Лежи, пока вновь не оживешь.
– Не буду я оживать! – уперся Семен. – Не для кого. Так и буду лежать тут мертвый. Пока не разложусь.
