Линор Горалик - …Вот, скажем (Сборник)

– Сегодня мы занимались выворачиванием канта, – гордо говорит дочь художника К.

– То есть звездное небо – внутри нас, а нравственный закон – над нами? – вворачивает известную шутку художник К.

– Это Фома Аквинский, получается, – тихо бурчит из угла политолог Ф.

…Вот, скажем, поэты Г. и Ц. в ранней молодости снимали комнату у одной скромной петербургской старушки. Старушка была всем хороша, но страсть прижимиста – хотя и богата, по тогдашним петербургским меркам. Поэтов Г. и Ц. она терпела с трудом и больше всего боялась, как бы эти представители творческой интеллигенции и их постоянно шастающие в гости друзья не попортили ей стоявший в арендуемой комнате ценный диван. И сразу предупредила, что ежели чего с диваном случится – с поэтов двадцать пять рублей. Естественно, поэты в первую же неделю постоя успели этот самый диван залить портвейном и прожечь глаголом. А утром пошли и украли из дворницкой топор. И за те пять минут, что старушка ходила в булочную, разрубили диван на куски. И в течение следующих трех недель выносили труп по кускам в рюкзаках, мешках и портфелях. А потом убедили старушку, что никакого дивана в комнате не было. Никогда. Вообще. А потом убедили дворника, что никакого топора в дворницкой не было. Никогда. Вообще. Хотя на самом деле они, конечно, вернули топор на прежнее место под скамью и даже поленом прикрыли точь-в-точь, как было. Просто остановиться уже не могли.

…Вот, скажем, во время недавней бомбардировки израильского юга беер-шевский писатель П. столкнулся с проблемой кота. По идее, каждый раз, когда звучала сирена, писатель П. должен был не просто переместиться в защищенную комнату сам, но и найти в трехкомнатной квартире охреневшего от сирены кота, вытащить его из-под мебели, отволочь в защищенную комнату и закрыть дверь, удерживая рвущегося наружу кота ногой. Кроме того, в защищенной комнате кота приходилось время от времени опять ловить и затыкать ему пасть, потому что вой кота перекрывал звуки радио и вой сирены, так что писатель П. не мог понять, отменена тревога или еще нет. Плюс – после перепуганного кота комнату приходилось мыть и проветривать. Тогда писатель П. решил начать готовить кота к постоянной жизни в зоне боевых действий и отнес кошачью миску в защищенную комнату. Кот стал проводить в защищенной комнате большую часть времени, но при звуках сирены порывался ломануться из закрытого пространства наружу, сбивая с ног вбегающего писателя П. Тогда писатель П. стал при звуках сирены бежать к защищенной комнате, бросаться у порога на колени и хватать в объятия летящего ему навстречу кота. И в этом, конечно, было что-то такое трогательное, что бывает, по большому счету, только во время войны.

…Вот, скажем, интеллигент Т. признается, что покупает своим морским свинкам какой-то там сверхочищенный высокопафосный импортный корм по 650 рублей за килограмм, потому что его мучает нормальная интеллигентская тревога, что он этим самым свинкам что-то должен.

– А вы им в клетку кредитку киньте, – неожиданно говорит Гаврилов.

– Чтобы они сами купили, чего захотят? – воодушевляется интеллигент Т.

– Нет, – говорит Гаврилов, – чтобы им было удобнее этот самый корм в дорожки сгребать.

…Вот, скажем, мелкий продюсер Л. загорается идеей провести конференцию под названием «Почему все так плохо?» Серьезную, коммерческую, с платой за вход. Про механизмы неудач. Пригласить спикера про механизмы неудач в личной жизни, еще одного спикера – про механизмы неудач в бизнесе, еще одного – про механизмы неудач в творчестве, в общественной жизни, в самореализации… К сожалению, организовать эту конференцию мелкому продюсеру Л. не удается уже почти год по совершенно непонятным причинам.

…Вот, скажем, крепкая готичная девушка, с намертво перепутанными синими косами и следами черной помады на зубах, улыбается широкой американской улыбкой хозяину корейского ресторана в Мидтауне и ласково говорит ему на прощанье: «Это была прекрасная курица! У меня бы рука не поднялась убить такую прекрасную курицу!»

…Вот, скажем, тель-авивский таксист говорит по телефону, произнося каждое слово с хорошим твердым аканьем: «Сестра тут у меня вышла за одного питерского… Да нет, он в Иерусалиме уже двадцать четыре года… Короче, за одного иерусалимского вышла сестра. А дети растут, понимаешь, питерские. Вчера говорю: „Дай, Итан, мне конфетку“, а он: „Это трюфель, дядя“».

…Вот, скажем, под традиционный разговор о том, какими холодными стали зимы, поэт С. мрачно замечает, что самые странные вещи происходят с людьми именно что от холода.

– Однажды, – говорит поэт С., – мы себе спокойно пили шампанское. Ну, много, но не так уж много. Ну, так пили шампанское, как вообще люди пьют шампанское. А потом Лена говорит: надо переходить на самбуку, а то очень холодно. И мы перешли на самбуку. А потом мы вспомнили, что припарковали машину на разделительной полосе. А Вадик был трезвый, и мы пошли перепарковываться. И тут выяснилось, что у машины открывается крыша, а Вадик даже не знал, потому что раньше никогда не пытался лечь на заднее сиденье. Было минус пятнадцать, и валил снег, но мы все равно открыли крышу. И снег стал валить прямо нам в коньяк, и Лена сказала, что от этого коньяк кажется гораздо теплее. И тогда я высунулся через крышу и стал ловить снег в коньяк, но он очень быстро таял, поэтому я очень быстро пил. И тогда мы стали очень громко ехать, потому что я раскинул руки и пел: «…Сильный, державный, царствуй на славу!», потому что у меня замерзла голова и в ней произошло сужение сосудов. И нас остановили укуренные гаишники и сказали, чтобы я не высовывался через крышу, потому что у них от холода нет сил с нами разбираться. И это как-то так закончилось, что я проснулся в обезьяннике, а милиционер меня обнимал, чтобы согреться.

На этом месте поэт С. обводит слушателей суровым взглядом и строго говорит:

– Вот почему мы больше не празднуем Новый год в этой вашей холодной Москве.

…Вот, скажем, журналист К. раздраженно тычет пальцами в клавиатуру ноутбука.

– У меня залипла кнопка «контроль»! – рычит журналист К. – У меня залипла кнопка «контроль», и я ничего не могу с этим сделать! Я не понимаю, что с этим делать! Я не могу ничего делать, если у меня залипла кнопка «контроль»!..

– Она у тебя в пять лет залипла, – тихо говорит жена журналиста К.

– Что ты там шепчешь? – раздраженно спрашивает журналист К. – Я не слышу, что ты там шепчешь! Я не могу эффективно принимать решения, когда мне непонятно, что ты там шепчешь!

…Вот, скажем, неглубоких еще лет израильская старушка в девять утра бойко шлепает кроксами по берегу тель-авивского моря. На плече у старушки гигантская неоновая сумка, полосатые шорты подпоясаны блестящим ремнем, поверх белой майки развевается гавайская рубашка, широкополая ковбойская шляпа время от времени сползает на огромные солнцезащитные очки. Навстречу прогуливающейся по берегу старушке прогуливаются по берегу две российские туристки, проживающие, по видимости, в одной из прибрежных пятизвездочных гостиниц. На туристках узкие черные джинсы, тщательно уложенные волосы скромно прикрыты шелковыми платками а-ля «Тельма и Луиза». Острые шпильки каблуков иногда проваливаются в песчаные щели между ровными плитами, и поэтому неброско накрашенные лица дам постоянно сохраняют выражение некоторой отстраненной напряженности. Маленькие утренние клатчи дамы осторожно придерживают на уровне живота. Бодрая старушка с уважением пропускает дам, отдергивая в сторону остро заинтересовавшуюся ими бесформенную собачку на оранжевом поводке. Несколько секунд старушка и собачка смотрят вслед удаляющимся дамам, а потом старушка внезапно говорит собачке:

– Хорошая у нас жизнь, Мики.

…Вот, скажем, продюсер Каширская жалуется, что уронила на себя телефон «и рассыпала по себе все циферки».

…Вот, скажем, средних лет округлый восточный господин в очках и тугом костюме с искрой настойчиво тычет пальцем с тяжелым перстнем в прилавок цветочного магазина. «Доставка, да?! – громко говорит он оробевшей маленькой продавщице. – Открытка, да?! Красиво на открытке напиши. Синей ручкой красиво. Красиво напиши: „Кристина, уходи!!!“» На этих словах господин разворачивается и направляется к двери, но внезапно спохватывается: «Нет, черной, черной ручкой красиво напиши!»

…Вот, скажем, молодой отец нетерпеливо тискает руку своей беременной жены во время сеанса УЗИ. Наконец он не выдерживает и нервно вопрошает: «Когда уже мне сообщат пол моего сына?» И узиолог, не отрываясь от работы, равнодушно отвечает: «Пол вашего сына – девочка».