Тинатин Мжаванадзе - Самолет улетит без меня (сборник)
Наверное, это было красиво, но в тот момент такой густой контрастный фон сразу дал ощущение нависающей тревоги.
Лика путешествовала одна, как почти всегда, со своим битым чемоданчиком на колесах, в этот раз он был заполнен трофеями из польских магазинов Минска.
Никто ее не встречал и не провожал: она возвращалась нехотя, уехав на неделю под предлогом свадьбы подруги Маришки и застряв на месяц.
Дома ее ждали пожилые растерянные родители, деревенский дом и унизительная работа техническим секретарем в надувательской конторе на окраине курортного местечка. Исчерпав все возможности остаться в городе своего студенчества, с безумными друзьями и большими перспективами, после десятка папиных телеграмм в динамике crescendo Лика все-таки возвращалась домой, поникшая, но несломленная.
Все планы были профуканы – раньше надо было думать про аспирантуру, а теперь уже все, год пропал.
Зато в числе несомненных приобретений был ярко-бирюзовый зонт-«винтовка» с изогнутой ручкой: он не влезал ни в одну сумку и мешал хозяйке как мог, привлекая внимание легкомысленным и слегка сумасшедшим видом.
Оглядевшись, Лика не увидела привычной радостно-возбужденной картины аэропорта. Было очень мало женщин, детей и стариков – мирной, уютной публики, среди которой можно расслабиться и глазеть по сторонам. В здании и вокруг него кружили напряженные небритые мужчины с упорными взглядами, которых Лика старательно избегала. Воздух был так наэлектризован, что, казалось, потрескивал.
Вокруг слышалась разная речь – любая, кроме родной. Лике нигде не было трудно сойти за свою, но сейчас она чувствовала себя как заяц в вольере, окруженном волками.
Не сказать что до сих пор Лика жила в мире розовых бантиков: во время ее путешествий в течение пяти лет студенчества встречались разные люди, но всегда было ощущение неуязвимости. Она шла, глядя всем в глаза, быстро находила какого-нибудь подходящего покровителя, укрытие в виде старушки, мамаши с ребенком или мужчины вроде папы, и скользила, как серфер на волнах.
В этот раз со всего как будто содрали защитный слой.
Вокруг не было видно ни одного вероятного покровителя. Вообще ни одного. Подходили, вертя ключами, таксисты-частники, но вбитый мамой великий ужас перед ними заставлял лаконично и твердо отказывать и искать глазами якобы встречающих ее старших.
Автобус до города уже не ходил, и надо было как-то выбираться. Сесть в машину вместе с другими пассажирами, чтобы прикрыть спину? Она не решалась выйти из здания: все-таки тут были служащие, которые в случае чего могли защитить одинокую девушку.
А впереди еще хуже: вокзал и ночное путешествие. Срочно нужны свои, родные люди, поэтому Лика взяла монетки и с телефона-автомата позвонила Кристинке.
– Обара, ты тут?! – истошно завопила та, рядом с ней визжали ее сестры. – Езжай к нам! Останешься у нас, а утром тебя папа отвезет на автобус. Слышала меня?!
Лика выдохнула и уже гораздо увереннее пошла искать такси.
Выбрала чистую машину и водителя-соплеменника с бейджем на бардачке: показалось, что так безопаснее.
Он погрузил вещи в багажник, подчеркнуто галантно распахнул переднюю дверь, и это Лике не понравилось. Какой-то он был излишне суетливый.
Но пути назад не было, и она села. Сзади.
Предстоял довольно длинный путь до города – чужого города, с незнакомым мужчиной, Лика одна, и единственное оружие у нее – зонтик и слова, что на Дзержинского ее ждут родственники.
Путь из аэропорта сначала шел прямо, а потом делился надвое, и Лика очень хорошо знала, что в город – налево.
Водитель поминутно оглядывался и заботливо спрашивал, откуда она приехала, почему одна, куда едет. И ловко свернул направо.
– Куда вы едете? – сжимая вспотевшей ладонью ручку зонтика, спросила Лика, и глаза непроизвольно расширились, как будто она могла его напугать ими или загипнотизовать: она видела такое у кошек в момент опасности. Ей не хотелось показывать страх: это как с хищным зверем, пока его не боишься, есть шанс уйти целым.
А тем временем машина катила в неизвестном направлении – вокруг благоухающая южная зелень, придорожные ресторанчики, пустыри и ни единого человека.
– Ты же с дороги, проголодалась, поедем поужинаем, а потом я тебя отвезу куда хочешь, – поглядывая на пассажирку в зеркало, ответил водитель, и было совершенно очевидно, что с каждым метром она все больше отдаляется от ясной, понятной жизни, и ее везут во что-то темное и страшное, где не поможет никакой бирюзовый зонт.
От злости и страха внутри мгновенно образовалась стальная капсула, и Лика пошла в бой.
– Разверните машину сейчас же, – скрежещущим голосом скомандовала она, и льдом ее взгляда можно было заморозить дождик с неба, принявшийся накрапывать тем временем. – Меня ждут! И если через полчаса я не приеду, начнутся поиски. Развернитесь, я сказала!
Надежды было так мало, что секунда прошла на дне самого глубокого отчаяния; однако водитель проникся, для порядка вяло попрепирался с несговорчивой пассажиркой, но, видимо, все-таки капсула сработала – решил, что девка слишком хлопотная, и повернул обратно.
Всю дорогу ехали молча, Лика по-прежнему сжимала обеими руками прохладную твердую трость зонта, с облегчением узнавая окрестности, и чувствовала себя спасенной из львиной пасти первой христианкой.
Однако дальше пошло не лучше.
Они долго кружили по микрорайону и не могли найти эту чертову улицу. Лика выходила звонить со всех попавшихся телефонов-автоматов Кристинке – та трещала в трубку встревоженным голосом:
– Обара, папа вышел встречать! Забыла, что ли, наш балкон? Где больше всего белья висит. Оу, нет, сняла мама, дождь пошел. Девочка, ты гонишь?! Как не можешь найти? Ты же тут была!
Она помнила, как выглядит их двор, но он спрятался среди совершенно одинаковых домов и никак не давался.
Время шло, надо было что-то решать.
– Поехали на вокзал, может, успеем на поезд, – с искривленным от сдерживаемых слез лицом сказала Лика, и таксист молча двинулся дальше.
Девочки не виделись уже два года, и намечтанный уютный вечер в их доме – мама Белла наготовила вкусной мамалыги с аджикой и копченым сулугуни, весело мутузят друг друга сестры Бунда и Фатима, гордо задрав подбородок, сидит вторая по счету сестра – красавица Эсма, отдельно от всех насупился брат Аслан, а папа Жора, симпатяга, вылитый Будулай, спрашивает про Ликиного папу, передает ему приветы, вспоминает, как они здорово тогда выпили и посидели в Минске, и потом они с Кристинкой хихикали бы допоздна в спальне и шептались до полуобморока, – этот вечер исчез и растаял.
Следующего вечера может и не быть никогда, что-то подсказывало Лике, что больше она в этот город не попадет.
В городе было неузнаваемо мрачно и безлюдно.
Поезд уже ушел, и водитель, видя потерянность Лики и готовность ночевать на вокзале, предложил ночной автобус.
Они успели как раз к отходу, свободных мест не было, но Лика так сильно хотела вырваться из этой тягучей каши, что встала в проходе вместе со своим зонтиком и даже помахала таксисту рукой на прощание.
Он заплатил за нее и ждал, сунув руки в карманы, пока автобус тронется. Она тут же забыла, как его зовут, – просто стерла с поверхности мозга.
Наконец все скрылось из глаз – и опасность, и разочарование, и сумрачный тихий город, впереди была долгая дорога в переполненном людьми пространстве.
Лику шатало и швыряло на поворотах то на одну сторону, то на другую, поэтому она встала на бортики и уцепилась за верхние поручни, несгибаемый зонтик вылезал из руки, цеплялся за шею и норовил проткнуть глаза соседям, она кинула было его на полку, но он и оттуда скатывался и стукал ее по голове, как будто сигнализировал – очнись, что-то необратимо кончилось, теперь все будет по-другому.
В креслах сидели молодые парни и делали вид, что дремлют. Они не предлагали никому уступить место, да что там – деревенская бабушка в калошах и свалявшемся пальто, которая везла на продажу орехи в потертой клеенчатой сумке, покорно стояла и даже не пыталась смотреть с укоризной на мальчиков, годившихся ей во внуки.
Что-то изменилось вокруг, в мире и в людях.
За окнами неслась кромешная ночь, все тело одеревенело от постоянных усилий не упасть. Но все равно было тепло, спокойно, и Лика представила, что это эвакуация и всем удалось спастись.
Иногда одолевала дрема, и она проваливалась в сон на пару секунд.
Пока доехали до города, все пассажиры со' шли, и Лика наконец ехала одна – сидя, лежа, задрав ноги, как угодно. Тело постепенно отмякало, и ей уже даже было смешно, что водитель жарко смотрел в зеркало и звал позавтракать шашлыками.
Впереди показался родной город, и вставало солнце, и все было жемчужного цвета, Лика просто покачала головой и отвернулась к стеклу.
Выйдя из автобуса, она вдохнула промытый ночным дождем соленый воздух и победно взяла в руки зонтик, как трость: в самом дождливом городе этим никого не удивишь.
