Алексей Ефимов - Бездна

– Нет, – спокойно ответил он.

Вглядываясь в его лицо, вслушиваясь в его голос, она хотела поверить.

Через десять минут они лежали в постели и занимались сексом. Уже давно ей не было так хорошо. Очень давно. Как хищный голодный зверь, он входит в нее, чтобы оставить в ней свое семя. У него нет другой женщины, она это знает. В нем столько неистовой страсти. Он даже пугает ее. Порой ей больно, но это приятная боль. Чувствуя его в себе, она кричит и рождается заново. Мир должен знать о ее рождении. Это новая жизнь. Жизнь с чистого листа. Жизнь в небесах.

Часть четвертая

Глава 1

Живя двойной жизнью, он знает, что рано или поздно придется сделать выбор, но он не хочет об этом думать. Как канатоходец, который шагает над пропастью туда и обратно, он рискует сорваться вниз и разбиться об острые камни, но не останавливается. Он не может остановиться. День за днем он ходит над бездной. Это его наслаждение и наказание. После впрысков адреналина и эндоморфинов его кровь резвей струится по венам, и он получает кайф от остроты ощущений – почти не испытывая мук совести, как это ни странно. Ему обрыдло жалкое бытие мещанина, у которого все настолько мелко и предсказуемо, что даже противно. Бездна ждет его. Она всегда готова принять его. Он не сможет ходить над ней вечно. Однажды он остановится или сорвется.

Он всякий раз заранее придумывает правдоподобные объяснения для Оли, но, слава Богу, обычно в них нет надобности. Оля много работает и поздно приходит домой. За это время он успевает съездить к Лене. Бывает, они любят друг друга в классе после уроков. Желание вспыхивает мгновенно. Думая о том, что еще каких-то тридцать минут назад он был строгим и правильным учителем русского, а теперь занимается сексом со строгой и правильной учительницей музыки, он возбуждается до предела. Он представляет, что именно в эту минуту Проскурякова и Штауб идут мимо по коридору, и смеется над ними, над их чопорностью и целомудрием. В другой раз они входят сюда и смотрят, втайне завидуя Лене.

Безумие. Полтора месяца дикого сумасшествия.

В постели с Олей он испытывал странные чувства: словно она все знает и, несмотря на это, отдается ему, раз за разом прощая измену. Наваждение, не иначе. В сексе появилась перчинка, новая острота. Оля теперь чужая, и он занимается сексом с женщиной, которую больше не знает. Он словно пользуется ею, в угоду низкому сладострастию. Долго ли выдержит? Когда тайное станет явным? Малодушничая, он не решается сказать правду Оле. Он не готов. Не сегодня. Продолжая цепляться за то, что они строили многие годы, он не может это разрушить, но тем не менее разрушает. Он в центре сплетения двух реальностей. Он ловит себя на мысли о том, что если Оля узнает правду без его помощи, он почувствует облегчение. Но она ему верит да и лжет он нечасто. Так и живут они по инерции, по зациклившейся программе. Все реже они смеются и все чаще хранят молчание. Они опустили руки. Их (их?) трехкомнатную квартиру все никак не достроят, горе-застройщик снова нарушил сроки, но им все равно. Когда-нибудь да построят. Раньше они мечтали об этом, с нетерпением ждали, переживали, даже присматривали мебель в новое гнездышко, а теперь точно отрезало.

За окном зима, ветреная зимняя стужа. Минус тридцать. Оли еще нет. Восемь вечера, и она ему не звонила. Он ей – тоже. Зачем? Когда она приедет, он уже не сможет стоять здесь, у окна, с выключенным светом, и смотреть в зимнюю тьму, думая о своей жизни. Здесь ему не нужен спутник. Даже Лена. Он один. Он в одиночном плавании.

Вот его школа. В коридорах и классах он видит знакомые лица, слышит их голоса, но сам он для них невидим. Всматриваясь в их мысли, он видит в них свое отражение. Он знает, что они догадываются об их отношениях с Леной. Кое-что они знают, а остальное дописывают в воображении – в деталях, эмоциях, красках, и делятся этим с коллегами. Им скучно, и если даже самая жалкая мелочь смакуется долго и тщательно, то что говорить об этом? Неисчерпаемая тема для сплетен. Проскурякова конечно же в авангарде. Черные капли яда падают с губ на крашеный пол. Бог с ней. Ее время вышло. После той стычки в учительской она лишилась части прежнего авторитета, а вот к Лене, напротив, выстроились в очередь. В человеческом племени любят сильных. Их выбирают вождями. Перед ними заискивают. Слабые хотят быть в их ближнем круге, и порой в этом зрелище мало приятного. Новые псевдоподруги так и липнут к Лене, с глупыми бабскими темами и секретами. Стоило бы ей захотеть, она могла бы сыграть в политику против Проскуряковой, но она не хочет. Она прошла школу жизни и умеет дать сдачи, но жизнь не озлобила ее и не наполнила черной завистью к тем, кому якобы выпала лучшая доля.

Шесть лет назад она вышла замуж.

Вадим Стрельцов, тридцатилетний старший сержант милиции, стройный и симпатичный, с которым она познакомилась на свадьбе подруги, сразу ей приглянулся. А она – ему. Уже на следующий день они созвонились и вечером встретились. Он был щедр и галантен: зас ы пал ее цветами, водил в клубы и рестораны, дарил украшения (о том, где он брал деньги, она не спрашивала, заключив сделку с совестью), и через несколько месяцев предложил ей руку и сердце. Несмотря на сомнения и слезы в подушку, она согласилась. В ее девичьих грезах суженый не был стражем правопорядка со средним специальным образованием, но настойчивость будущего офицера взяла свое, да и возраст, наверное, дал о себе знать: ей жутко хотелось белого платья с кринолином, а чувствовать себя старой девой – нет.

Ей было двадцать восемь.

В мае девяносто пятого они поженились. Они переехали в собственную квартиру, купленную родителями невесты. Стали они жить-поживать да добра наживать, ребенка зачали, как вдруг —

Грянула катастрофа.

Вадима Стрельцова уволили.

Лена не знала подробностей. Все, что касалось службы, было тайной, табу. Денег было явно больше, чем зарабатывали в милиции. Однажды она решила поговорить с ним об этом, но он отшутился и тему закрыли.

Теперь все лежало в руинах.

Он пил водку. Пил много и ежедневно.

«Суки! – драл он глотку, грохая кулаком по столешнице и мутными глазами глядя на беременную жену. – Твари! Слили!»

Он беспрерывно ругался.

Лена поддерживала его, успокаивала, искала ему вакансии, но все было тщетно. Он пил горькую, и чем дальше, тем больше.

Когда через два месяца, в декабре девяносто шестого, родился Игорь, папа очнулся. Рождение сына и ультиматум с требованием взять себя в руки отрезвили его в прямом смысле этого слова. Он устроился работать охранником, и их семейная жизнь худо-бедно выправилась. Но прежнего счастья не было. Воспоминания не отпускали. Не отпускала мысль о том, что прошлое однажды вернется. Кроме того, хронически не хватало денег.

Прошлое вернулось через год. Маленький мальчик рос в семье, которой уже не было. Он не мог этого знать, он это чувствовал. Слезы, крики, обиды, бутылки, проблемы, пьяный папа, папа с похмелья, – кошмар длился полгода. Через полгода Лена подала на развод и выставила мужа из дому. Он не баловал алиментами, а она не пошла в суд, чтобы не пачкаться. Да и что с него взять, с алкоголика? Она вернулась в школу. Теперь она жила на одном конце города, а школа была на другом, рядом с домом родителей. Дорога туда-обратно выматывала, поэтому со следующего учебного года она перешла в другую школу, в центр города. В ту, где работал он.

Своего бывшего Лена не видела и не слышала больше двух лет. Сначала он встречался с сыном раз в неделю, потом стал приходить реже; случалось, звонил с пьяными извинениями или сюсюкался с мальчиком, и вдруг словно отрезало. Не объявился ни разу за целых два года. Она знала от общих знакомых, что он пьет и работает грузчиком. Жаль. Он человек хороший, но слабый.

Глава 2

– Сережа… Ну… – Оглядываясь на дверь класса, Лена не то чтобы отталкивала его руки, но придерживала их мягко, не давая ему расстегнуть юбку.

– Я закрыл дверь. – Он столь же мягко двигался к своей цели.

В зависимости от настроения, она по-разному реагировала на его предложения: порой желание чувствовалось в ее взгляде, в дыхании, в том, что и как она говорила, и тогда она с готовностью ему подыгрывала, а в другой раз она была застенчивой девушкой, краснеющей при одной только мысли о сексе в классе. Пожалуй, так ему нравилось больше. Он завоевывал свою женщину. Его воля к жизни, преодолевая препятствия, напитывалась новыми силами из древних источников.

Отягощенные многовековыми табу, этой отрыжкой разума, инстинкты делают свое дело, несмотря ни на что. Нынешнему homo sapiens приходится расплачиваться за это комплексами и грязной совестью. Ибо извращена его первооснова, его первопричина и поставлено с ног на голову главное в его жизни. Нет у него иной цели, кроме продолжения рода. Все прочие цели и смыслы вторичны, их выдумали умные люди, коим претила мысль о том, что они просто животные. Какую из вечных истин не выбери – везде морда инстинкта. Он нас обманывает нашими же устами. Подсовывая себя под разными соусами (любовь, героизм, альтруизм, сострадание, милосердие, вдохновение), он жаждет единственной цели, не брезгуя средствами. Все остальное не важно.