Наталья Труш - Четыре подковы белого мерина
– Смотри, Димас, у него чего только нет: и ковш, и тележка, и куча каких-то прибамбасов, в которых я не разбираюсь. А обзорность какая! Все видно! А управление! Слушай, как в компьютерной игре – джойстиком! И даже кондишен имеется! Летом не спаришься. И зимой не околеешь! Во, смотри!
Погрузчик был новенький, оранжево-черный, аккуратный, как игрушечный. Димка с Саней не удержались и немножко поутюжили двор на нем. Потом загнали технику под навес и отправились в дом.
По дороге Саня завернул в хлев:
– Пойдем глянем, как там Степанида. Захворала она…
Степанида – любимая Санина коза, кормилица для детей.
– Ногу сломала! Привез ее в ветеринарку, а там – умники! – «под нож!», говорят. И ничего больше! А как под нож ее, Степаниду?! Ну, ты-то понимаешь, о чем я! У нас вон Васька малой, ему без молока козьего никак! К счастью, один врач нормальный оказался. Говорит, если представить, что не коза, а собака, то можно попробовать и гипс наложить! Ну и попробовали! И получилось. Я и Степаниду, и врача привез только что.
Хлев у Сани на обычный хлев не похож. Помещение теплое, по уму сделано все. Тут тебе и горячая вода, и для коров загоны, и для козочек, и для телят. Светло, как дома. И даже музыка из приемника.
Димка ни в коровах, ни в телятах, ни тем более в козах ничего не понимал, но уважение проявлял и, если Саня звал посмотреть хозяйство, шел и нахваливал.
Загипсованная Степанида жалобно мекала в дальнем углу.
– Ну, как она, доктор? – Саня навалился на перегородку, заглянул в загончик. – Будет жить?
Димка тоже перевесился через перегородку.
Доктор! Ну Саня, ну артист! Не «доктор»! Докторша! Худенькая, в сером теплом свитере, в клетчатом платке с кистями. На табурете – круглая банка – бикс, в которую она уже складывала разные страшные медицинские принадлежности, шприцы и ампулы.
– Я ей укол сделала, обезболивающий, сейчас спать будет. – Врач привычным движением скатывала с тонких рук перчатки. – Будем надеяться, что все получится. Но я советую вам ее в дом взять. Нужно будет контролировать, когда она придет в себя и начнет вставать. Не знаю, нужно ли, но можно попробовать подвешивать ее, как в гамаке, чтобы не опиралась на ножку. Ну, вы это по-хозяйски сами решите!
– Ну, домой так домой, и гамак, доктор, сделаем! – Саня боком пролез в загончик, аккуратно подсунул под Степаниду руки, поднял ее. – Пойдемте, доктор, ужинать! Гостей у нас много сегодня!
Доктор распустила узелок на платке с кистями, стянула его с головы, и по спине у нее раскатилась медно-каштановая упрямая волна…
Впрочем, уже и без этого Димка узнал ее, по голосу. И отшатнулся в сторону – потерял равновесие. Этот голос он не мог спутать. Он помнил его все это время. Белка. Такая же, как много лет назад. Сколько? Димка считал по годам и сбивался. Хотя можно было не считать. Он и без подсчетов хорошо знал, сколько дней и ночей отделяют его от того страшного дня, когда он оставил ее в больнице.
Он думал о том, что скажет ей, когда найдет. И боялся того, что в Белкиной жизни на его месте уже давно кто-то другой. Он уже видел ее руки, углядел, что на пальце безымянном на правой руке нет кольца и следа от него тоже нет, но это ничего не значило. Многие ведь не носят обручальное кольцо. И замужем официально можно не быть, но иметь не свободное сердце.
Он боялся, что Белка сейчас пройдет мимо, не остановится. И он даже не узнает, где она, как живет, чем занимается. Она ведь когда-то вычеркнула его из своей жизни, оборвала на полуслове…
– Дима, я знала…
– …Я знала, что мы обязательно встретимся в… другой жизни. – Белка запнулась. – Да, именно так, «в другой жизни». В той нам вместе было уже нечего делать…
Я вылезла из всего благодаря родителям, которые сначала вытащили меня, вылечили, а потом заставили за все отработать. Я не обижаюсь! Нет!!! Это было единственно правильное решение. Я не обижаюсь, что тянула на своем горбу дом и хозяйство своей тетки-фермерши, маминой сестры. Я была батрачкой, но эта жесткая пахота стала для меня лекарством. Мне некогда было о другом думать. А еще я уперлась – решила доказать родителям, что не совсем скотина, что рано они на мне крест поставили. Я хотела, чтобы они это все-таки увидели, и признали, и, как ребенка, похвалили.
А они не похвалили. Ни разу. Более того, мнение о ней не поменяли, списали за ненадобностью. Благо у Белки был брат, на которого родители и обрушили всю свою родительскую любовь и заботу.
А у нее была только бабушка. За то, что она поддерживала Белку, родители и ее исключили из своей жизни.
– Бабушка сказала, что ты искал меня…
– Почему ты не помогла мне? – У Димки дрогнул голос. – Почему ты оставила меня одного?!
– Вдвоем мы бы утонули. Выплывать из этого нужно в одиночку. И еще, я всегда знала, что если судьба, то все само устроится. Я не делала никаких шагов навстречу. Да поначалу и не могла. Когда батрачила у тетки – а хозяйство у нее на выселках! – я даже бабушке не могла сообщить, где я и что со мной! Потом я оттуда убежала. И очень вовремя: бабушки скоро не стало. К счастью, мне досталась ее квартира, и я не оказалась на улице. Квартиру я поменяла, чтобы родители меня не нашли. Да они, наверное, и не искали…
– Я искал тебя…
– Я знаю!
– Я искал тебя, – повторил Димка. – И нашел.
Эпилог
В темноте новогодней ночи небо над городом то и дело разрывалось от фейерверков, и от грохота слегка дребезжали оконные стекла. И это совсем не было похоже на зимнюю грозу. Не песня из кинофильма, а саундтрек из блокбастера! Ничего удивительного: у каждого времени свои песни. Есть такие, за которые и «блокбастер» можно простить.
На экране под занавес и песню целовались герои фильма. Лада с двумя салатницами в руках затормозила между столом и телевизором, перевела взгляд на сына и его подружку. Белка была удивительно похожа на Лизу Боярскую, а Димка – на Константина Хабенского. А тут еще вышибающий слезу звездный дуэт: «Ты, меня не ведая, прости, на пороге долго не томись. Ведь теперь у нашей повторившейся любви станет сроком давности – вся жизнь… Оп-я-я-ять мете-е-е-ель…»
– Ма, ну ты что?! Плакать собралась? – Димка подскочил с места, обнял мать. Он заметил, что за эти годы она стала совсем другой. Изменился взгляд – он стал настороженным, потому что в ней навсегда поселилась настороженность. И улыбка другая – она стала грустной, робкой. Даже рост уменьшился: мама стала уставать от каблуков и дома с удовольствием шлепала тапочками без задников.
Павел Гронский подхватил салатники и красиво пристроил их на столе. А потом выглянул в окно и сказал:
– Между прочим, лошадка ваша совсем загрустила!
Просто так сказал, чтоб обстановку разрядить. А попал прямо в цель.
– Ох! – одновременно выдохнули Лада, Димка и Белка и кинулись быстро за стол – провожать старый год.
– А салюта ваша лошадка не боится? – спросила Лада, когда все было готово для первого тоста.
– Не боится, она в армии служила. Вернее, он. И на праздниках мы с ним постоянно работаем.
– А зовут его как? – снова спросила Лада.
– Смеяться будете, – ответила Белка. – Прежние хозяева кличку ему дали – Шестисотый, потому что он – мерин! Но выговаривать ее долго и сложно, и постепенно от Шестисотого остался только Сотик! Сотик!
– Сотик! Очень симпатично! – Лада улыбнулась. Не грустно и не робко, а весело и задорно. – Мне нравится. Жаль, что его нельзя пригласить за стол, поэтому… за Сотика!
За тот час, что Димка и Белка были в гостях, их средство передвижения аккуратно объело со всех сторон кустарник, который ушел под снег зеленым.
– Вот чумовой! – ласково шлепнула Белка своего подопечного. – Жрет все, что не приколочено!
Они потоптались вокруг Сотика, покормили его хлебом с солью. Конь аккуратно собирал кусочки и крошки, щекотал ладони теплыми губами, вздрагивал, когда его гладили, и радостно тихонько ржал, как будто смеялся!
– Ну, мы поехали?! – Димка вопросительно посмотрел на Белку.
Лада видела, как хочется ему остаться с ней наедине. Сотик не считается!
– Да, чуть не забыл… – Димка достал из сумки подкову. – Берите на счастье! Настоящая!
Лада взяла подкову, покачала ее. Тяжеленькая!
– А вы-то как же?!
– Да у нас вот четыре сразу! – Димка похлопал Сотика по холке, поправил на нем теплую попону.
– А как вы на одной лошади, да вдвоем-то? – спохватился Гронский.
– Ну, по правилам техники безопасности не очень разрешается, – пояснила Белка. – Но если нельзя, но очень хочется, то тогда все можно!
– Вот видишь, Паша, бывает, что и часы пробили полночь, а лошадка в крысу не превратилась, – сказала Лада, глядя, как медленно удаляются Димка и Белка и конь Сотик между ними. – А все потому, что это не сказка, а жизнь по-настоящему.
Начался снегопад, и белый конь вдалеке стал невидимым в белом снегу. Различимы остались только силуэты двух путников на дороге да следы от четырех подков между ними.
