Юрий Запевалов - Золото севера
Я то до таких голосований уже не доживу, а ты еще доживёшь, увидишь всё, убедишься в нашей силе «народной»!
– Может, и доживу.
– Доживешь, доживешь. Теперь уж немного осталось…
– Что значит, немного осталось?
– Да, по всему видно, что власть-то у вас всё «худшеет», всё слабее становится.
– Ну, и что дальше? Дальше, ты что, действительно думаешь, что мы при какой-то другой власти жить будем?
– Дальше, Георгий, интересные будут события. Впереди вас ждут сплошные сюрпризы! Неприятные сюрпризы. Впрочем, для кого как…
… Впереди была – «Беловежская пуща».
И первый звонок-доклад о развале могучей страны был сделан новыми «начальниками» президенту США!
Еще народ, недавно на «референдуме» проголосовавший за сохранение страны, ничего не знал, еще «формальное» руководство огромной территории, шестая часть всего земного шара! – томно нежилось в своих мягких постелях, еще «гром не грянул»! – а президент США уже знал – Советского Союза больше не существует!
Стойкие «парвусы» победили!
26
Небо над Бульбухтой «разверзлось», как худое решето небо над Бульбухтой стало. Вторую неделю беспрерывный дождь. Развезло несыпаные дороги. Болотина, что лежит между рекой и новым поселком, стала непроходимой. Георгий поставил плотников и они за три дня выстлали дощатый тротуар. А то уж и до драги стало невозможно пройти. Но это всё мелочи. Главное – развезло взлётную полосу. Ни сесть, ни взлететь самолётам. А тучи так низко плывут над лесом, что и вертолётам до Бульбухты не пробиться.
В общем-то, никакой беды в этом нет, всё, что нужно для работы и нормальной жизни на Бульбухте есть. Теперь вот своя пекарня, так что и хлеб перестали завозить из Тайгинска. Вертолётом возили. Раз в неделю. Бульбухтинскими хозяйками разработан даже специальный способ сохранения такого хлеба в свежем виде. Недели две сохраняли хлеб съедобным. А теперь что, теперь своя пекарня. Незачем хлеб завозить.
Одна беда у Георгия – золото! Пока золото не доставишь в кассу прииска, оно в план не засчитывается. А золота в участковой кассе скопилось немало, более семидесяти кило скопилось. В банках, конечно, всё опечатано, а спецсвязь забрать не может. Нет погоды, нет ни самолетов, ни вертолётов.
Позвонил директор.
– Георгий Александрович, тебе ведь надо через три дня быть в управлении на рассмотрении плана добычи следующего года. Как думаешь добираться?
– Да мне то что, какие проблемы. Сел на коня и через восемь часов у вас.
– Вот-вот. На коня. Так возьми с собой охрану, приезжай сам и привези золото!
– Господи, Валентин Михайлович, да как же это, по тайге ведь!
– А что тайга. Такая же дорога. Ты не один вези, людей возьми, охрану, вооружи, ружья возьмите. Сейчас в тайге и глухари по лесным тропам гуляют, собирают камушки. Может и мясом птичьим угостите нас. Что особенного? Впервые по тайге пойдёте?
– Но золото, Валентин Михайлович! Золото же! А вдруг что не так?
– Что-то не пойму я тебя, Георгий. То, как сам рассказывал, в мешке подмышкой таскал это золото по ночному посёлку и ничего, добирался до кассы, а то по тайге боишься провезти. Загрузи на Таёжника, он сам ваше золото на прииск привезёт. И без вашей помощи!
На Бульбухте был такой мерин, Таёжником его прозвали за то, что он знал все лесные тропы, его только направь, дай ему направление, дальше он сам, без всякого понукания куда хочешь приведет. На любую деляну, в любое зимовьё приведёт. А направь на прииск, он по электролинии приведёт и в конюшню прииска.
Георгий посоветовался с дядей Колей. Старый лесник вызвался проводить Георгия.
– Возьмём с собой Петю, охранника, у него револьвер, да своего паренька возьму, Лёню, нам всё равно в лесничество надо. Ружья возьмём. Что с нами станется! Пройдём, не бойся. А везти всё равно надо. Конец же месяца. Не сдашь золота, чем зарплату будешь платить?
Выехали рано утром, еще по темноте. В серых плащах с капюшонами, конная «кавалькада» казалась в лесу, под моросящим дождичком, какой-то таинственной командой. К седлу дяди Коли привязан за уздечку Таёжник, на него загрузили банки, распределив по весу по бокам лошади. Банки в мешках. Поперечный ремень, удерживающий мешки, перекинут через седло. Таёжник оседлан. И не подумаешь – ну мешки и мешки. Мало ли что везут люди.
– Да, сегодня за восемь часов не пройдём. Вязкая дорога. А впереди, в распадках, наверное, и ручьи ожили. С такой-то водой. А, как думаешь, Георгий?
– Надо дойти до темноты, Николай Васильевич. Надо дойти. Но пообедать всё равно надо, так что давайте, вон за той сопкой у ручья и перекусим. Да и коней надо покормить. Мешок овса разделим им. На четверых хватит?
– Нет, мешок многовато. Да что тебе за забота? Распорядимся мы. Не бери в голову.
Ручеёк этот летом перешагнуть можно. А тут разлился! Чуть не рекой вода несётся. Уклон здесь большой. Ручей в ревущий поток превратился. Перебрались на ту сторону, вымокли немного. Быстро развели костёр. Обсушиться, обогреться, разогреть домашнее варево.
– Немного отдохнём и в путь. Задремали.
И вдруг – выстрел.
Вскочили все. Дремоты как не бывало.
– Охотники?
– Какие здесь охотники, Георгий! Ни жилого поблизости, ни зимовья. Баловство чьё-то.
Вы давайте-ка быстро на горку – и залечь! А я обогну бугор и посмотрю со стороны.
Петя, ты у лошадей. Если что, стреляй, не спрашивай ничего. Не забывай, что везём! Лёня, ты за мной!
Николай с помощником скрылись в зарослях. Георгий уже с горки другого берега осмотрелся вокруг. Никого. Но что-то таинственное в лесу было. Только что птицы перелетали с дерева на дерево, вон на той лиственнице белка по ветвям прыгала. И все вдруг затихло.
И снова выстрел. Уже сзади, от ручья. Петин крик и глухие выстрелы из револьвера. Георгий мигом скатился вниз, там, в кустах кто-то шевелится. Георгий сходу стреляет в колышущиеся ветки. Слышен треск вереска под убегающими. Георгий снова стреляет вслед.
Кто-то вскрикнул. И снова выстрелы – два подряд и один. Это, видимо, дядя Коля.
Он и появился из лесу.
– Георгий, быстро на лошадь. Давай сюда! Мы тут подстрелили кого-то. Давай, быстро, возьми еще с собой вторую лошадь. Не пришлось бы везти на прииск. – И скрылся.
Георгий вскочил в седло, отвязал уздечку Лёниной лошади и быстро в лес, где только что был Николай. Выехал прямо на них.
Леонид сидел, неестественно, боком упираясь на дерево, Николай сидел над ним, что-то мотал бинтом. Рядом – никого.
– А где подстреленный?
– Так вот. Думали подстреленный. Он завизжал и свалился набок. Я к тебе. А тот вскочил, да вот, запорол, считай, ножом Леонида. Вот, перевязываю. В живот. Довезём ли? Моя вина, поверил я паразиту. А он, вишь как нашелся!
Погрузили Леонида на его же лошадь. Привязали, закрепили, чтобы не свалился. Выехали к ручью.
– Петя, что у тебя.?
– Так коня угнали, Александрыч. Я вот держал Таёжника. За узду держал. Не случилось бы чего. Оглянулся, когда вас увидел, а коня-то и нет! Я и не видел, куда он подевался. За Таёжником смотрел. Он ведь у нас главный теперь.
Георгий буквально взлетел на бугор. Никого. Но в лесу треск – кто-то пробирается сквозь кустарник.
– Николай! Давайте быстро вперёд, на дорогу, к прииску. Леонида везите, и ты Петя с Таёжником за ними. А я проскочу в лес. Там хрустит что-то. Посмотрю, может, лошадь!
– Не сметь! Назад! Ты что, взбеленился? Мы что везём? Ты за что, за коня отвечаешь?
Конь придёт. Его всё равно отпустят. С конём им только лишняя заморока. А у нас груз! И ты за него в ответе! Не я, ни Петя. Ты! А в лесу и тебя подстрелить могут. Ты что, видишь их? Нет! А они тебя? Вот. И не знаешь. Давайте-ка, быстро, как только сможем, вперёд. Еще неизвестно, что впереди этом.
До Тайгинска добрались к вечеру. Больше никто их не тревожил и не пугал. Никто не нападал больше. Испугались? Или затаились? Тайга. Всё может быть.
– Как Лёня, живой?
– А куда он денется. Я ж его проспиртовал. И снаружи, да и изнутри тоже. Живой. Увезли в больницу.
Георгий рассказал директору о происшествии. В кабинет Валентина Михайловича быстро прибыли начальники и милиции, и особого отдела. Еще раз всё расспросили. О чем-то переговорили между собой. Отдали какие-то распоряжения по телефону в приёмной.
– Да, товарищ начальник Бульбухты, видать, ты в рубашке родился. Ты сегодня, считай, народился заново.
– А что, что такое?
– Узнаешь. Когда узнать разрешат.
27
К пятидесятилетию Советской власти в стране объявили амнистию. Политических в тюрьмах и лагерях к тому времени оставалось мало, поэтому выпустили уголовников. Тех, кому нельзя было въезжать в областные и другие, поименованные в специальных списках, города на «большой» земле, тех направили трудоустраиваться и завершать свое исправление на северные предприятия. А что есть на Севере? В шестидесятых годах? В основном уголь да золотодобыча. К середине шестидесятых годов только они набрали хорошие темпы на Севере. Если не считать спецпредприятий и спецгородов типа Норильска, где и так работали или «зэки», или бывшие «зэки». А там, где работали «вольные», да, в середине шестидесятых на Севере это или уголь, или золото. Вот амнистированных уголовников и направили на уголь да золотодобычу. Это ж додумался кто-то – допустить уголовников к добыче золота! Даже в самые скверные «лагерные» времена там работали только «политические».
