Иосиф Гольман - Защитница. Тринадцатое дело
И тут же мгновенно, как ужаленный, подскочил прокурор Сергей Сергеевич Мухин.
Не просто так, разумеется. А с заявлением.
Слегка запинаясь, он сообщил, что вскрыт факт, делающий нынешний состав присяжных заседателей неправомочным.
Перекрикивая тихий, но нарастающий ропот зала, торопливо объяснил: оказалось, присяжная заседательница Голавина Алевтина Павловна в момент отбора скрыла от состава суда существенные обстоятельства своей биографии, которые неизбежно бы повлияли на вопрос ее включения в состав заседателей. А именно, двадцать лет назад она была привлечена к уголовной ответственности за обвес покупателя при продаже колбасы.
– Эта статья исключена из УК! – выкрикнул, не выдержав, Багров. Однако и он, и Шеметова уже понимали, что их и их подзащитных вероломно обманули. Из двенадцати членов жюри двое по закону не имели право ими быть. Вторым был Михеев Николай Николаевич, присяжный заседатель номер четыре, который при отборе скрыл, что проходил службу во внутренних войсках и исполнял обязанности конвоира.
Потом уже, когда все относительно успокоилось, адвокаты пришли к выводу, что именно Михеев был тем единственным членом жюри, который проголосовал за вину их подопечных. Не справился таким образом – справился другим.
– Суки, специально подсунули! – довольно громко высказался Олег.
Вот этого делать уже не стоило, даже в запале. Судебный пристав посмотрел на Саднюка, однако тот не дал никаких указаний. Репрессий не последовало.
У присутствовавшего при действе Гескина вообще сложилось твердое мнение, что Саднюк участвовал в фарсе против своей воли. Возможно, так оно и было: значительная часть судейских работников в любых обстоятельствах сохраняет свою честь юриста и человека. Но не все, конечно – у любого из нас есть десятки болевых точек, на которых с удовольствием играют бесчестные люди.
Ольга, так та просто тихо плакала, стараясь не издавать неподобающих всхлипов и лишь вытирая глаза салфеткой.
К ней подошла Мадина Клюева.
– Не плачь, дочка, – сказала она. – Все только начинается. Видишь, осудить они нас так и не смогли. Это благодаря вам.
А поскольку Шеметова никак не могла успокоиться, добавила:
– Посмотри на ребят!
Ольга подняла голову, взглянула на клетку, к которой подходили конвоиры для сопровождения Клюева в автозак.
Николай поднял вверх кисть руки с расставленными двумя пальцами, знаком победы. Стоявший рядом с ним, уже свободный, Анатолий повторил его жест.
– Спасибо! – крикнул Николай.
Тут к братьям подскочила Жанка, поцеловала обоих. Солдат не стал мешать – видать, и ему не понравилась эта вероломная история.
– Вы – молодцы! – сказала Мадина Ибрагимовна. – Пойду к детям. – Но через пару шагов обернулась и еще раз повторила:
– Все только начинается!
Эпилог
Интересно, что ту же самую фразу все равно расстроенная до глубины души Ольга услышала от профессора: он-таки прибежал на оглашение приговора.
– Все только начинается, ребята, – сказал Береславский, подойдя к Багрову и Шеметовой.
– Будем надеяться, – ответил Олег, не в силах разжать сведенные кулаки. – Дожмем этих гадов на пересмотре.
Вообще, на чистый проигрыш ситуация действительно была непохожа.
Да, конечно, их подзащитный уехал обратно в тюрьму (Власова, опасаясь скандала, так и не «закрыли», оставили под подпиской).
Однако на процессе было полно журналистов, и в нескольких СМИ появились довольно жесткие описания событий. Таким образом, появился шум, о нежелательности которого в свое время предупреждали г‑на Слепнева.
Возможно, поэтому он так и не стал подполковником, и не сменил приставку врио на просто должность начальника РОВД.
Более того, ему сделали предложение, от которого он не в силах был отказаться. Если хочешь продвижения – то в Чечню, где в тот момент велись активные боевые действия, и куда постоянно командировались сотрудники полиции (тогда еще – милиции) из самых разных областей России.
Злые языки утверждают, что там Георгий Витальевич тоже был весьма инициативен по коммерческой части. Что-то такое даже говорили про продажу боевикам армейских бронежилетов.
Разговоры прервали три пули, прострелившие могучее тело майора насквозь и окончившие его земное существование.
Опять же, злые языки говорили (у Береславского были фантастические возможности по получению информации), что пули, завершившие карьеру несостоявшегося начальника РОВД, прилетели не спереди, а сзади. Достоверность этой информации проверить не представлялось возможным. Да и не стал бы никто проверять, даже такая возможность появись. Ведь раскройся какие-то новые грешки Георгия Витальевича – и теперь уже пострадает не он, ему-то все равно. А его жена и малолетний сын, получающие пенсию за отца-героя. Так что никто не стал и не станет уже ворошить темное прошлое Слепнева на чеченской войне.
В московской же битве за справедливость все происходило гораздо дольше. Еще трижды (!) в аналогичной ситуации срывалось вынесение оправдательного приговора.
В четвертый раз прямо в совещательную комнату вошел кто-то неизвестный. Возможно, судебный пристав. Возможно, кто-то еще.
Вошедший популярно объяснил присяжным, что после двух лет СИЗО Клюева по чистому оправданию не отпустят.
– Не портьте ему жизнь, – попросил вошедший. И предложил вариант. Который в итоге и приняли.
Согласно этому варианту подсудимый признавался невиновным в убийстве. Зато – виновным в хранении оружия, том самом, которое вовремя спрятала Жанка.
В результате Николай Клюев, как и его брат, получил ровно столько, сколько отсидел – просто сидел на полгода дольше. Как говорят юристы, был отпущен за отбытым.
Освобожден в зале суда.
Удивительно, но Николай Клюев жив до сих пор. Его состояние по-научному называется устойчивой ремиссией и уже вошло в кандидатскую диссертацию одного молодого онколога. Старику же Гохману диссертации давно не нужны. Он по-прежнему работает, однако не оперирует: только консультации и диагностика. Николай остается его постоянным пациентом.
У всех остальных Клюевых – жизнь без изменений.
Разве что Жанка, преодолев тысячу препонов, выбила любимому, по бумагам – инвалиду, право на парашютный прыжок.
Сама, разумеется, прыгнула с ним и Анатолием. Еще, неожиданно, в компанию подверстался старший брат, Иван, стоматолог. Его парашют укладывал лично Николай, никому не доверил.
Все четверо получили колоссальное удовольствие.
Но Николай испытал отдельное чувство.
Когда он сидел, держась за руку с Жанкой, в стареньком двукрылом АН-2, и когда он летел сквозь пустоту, отдаляясь от самолета, и когда медленно парил под куполом, наблюдая чуть в стороне свой прекрасный родной Городок, повторял бывший десантник одно и то же: СЛАВА ТЕБЕ, ГОСПОДИ!
Что есть мама и папа, что есть братья, что есть Жанка, что есть два любимых детеныша и скоро будет третий.
Слава тебе, господи.
Ну, не про рак же думать в синем небе.
Профессор Береславский, как всегда, спасает мир в своем кабинете. Разумеется, когда кабинет не занят детьми и внуками.
Говорит, что пока все идет нормально, да и дальше будет не хуже.
Смешно, но Наталья в это верит. Даже если иногда из кабинета доносится тихое похрапывание.
Впрочем, дома застать его довольно сложно: голова профессора полна планов, и самое странное, что значительная их часть реализуется.
Неонила Беляева растит Мишку. К сожалению, юридически процесс усыновления мальчика далеко не закончен. И хотя Шеметова считает, что все у них получится, Неониле часто снится один и тот же страшный сон. Она гуляет с Мишкой по парку, а к ней подходит кто-то, не имеющий лица, и уводит плачущего мальчика за ручку. Она все это видит, при всем этом присутствует, сердце разрывается на куски, а сделать ничего не может.
Как-то не выдержала, рассказала Ефиму Аркадьевичу, во время очередного ремонтно-развлекательного визита. Тот объяснил, что она таким образом избавляется от копящихся в подсознании страхов. Короче, страшные сны – несравнимо лучше страшной действительности.
Забавно, но Неониле стало легче.
А Петр Иванович собрался с духом и сходил в гости к Галине. Не сам, конечно, с Ольгой Шеметовой.
Там договорились о сдаче комнаты и о сопутствующих Галиных коммерческих интересах. Похоже, Галина слегка успокоилась: все это здорово напоминало ей ситуацию развода с алиментами. Косметическую операцию по восстановлению мочки уха тоже оплатил Бойко. А врача нашел, разумеется, Береславский: знакомство с этим человеком, как однажды сказал Волик Томский, стоило половины ГУГЛа. К тому же окружали Ефима Аркадьевича, по его собственному утверждению, исключительно приличные люди. В то время как в ГУГЛе имелись всякие.
