Игорь Соколов - Мое волшебное чудовище
Чтоб ты плясала, как огонь в глазах
И медленно водою растекалась,
И снова улыбалась в небесах,
Мой луч из туч, несущий миру жалость…
Вот так подкралась быстро тишина
И все, кто спят и ничего не слышат,
Со мной молчат, как рыбы возле дна,
Лишь образ твой еще блаженно дышет…
И моей мукой тайною кружит,
Он пробегает кошкою по крышам,
И мухой трепетной в сознании жужжит…
Он шевелит меня твоей щекою мокрой,
Чтоб я узнал твой запах по слезам,
Доверившись стенам из красной охры,
И запустил свой смысл в твой вечный океан,
Дай Бог Любви, Пока Мы Не Издохли!..
8. ПЕСНЯ О ДОРОЖНИКАХ
Друзьям-дорожникам : Голубцову А. И.,Малышеву С. Ф.
Юдину А. А.,Козакову В. М. и др.
Есть песни о добре и зле
Есть песни даже о безбожниках
Но почему-то никогда нигде
Никто не вспомнил о дорожниках.
Дорожники, дорожники,
Проводники людей,
Прекрасные художники,
Творцы земных путей!
Мы мчимся все из края в край,
Порою думая, что это все от Бога,
Когда руками сотворен здесь рай,
Чудесная и светлая дорога!
Дорога вьется ниткой золотой,
За горизонт все дальше уходя,
Рисуя образ дорогой,
Путь создающего дорожника!
Дорожники, дорожники,
Проводники людей,
Прекрасные художники,
Творцы земных путей!
9. ПЕСНЯ О ГАВРИЛЕ-ПОЧТАЛЬОНЕ
Служил Гаврила почтальоном,
Гаврила раньше почту разносил,
Вот как-то даме он с поклоном
Ей телеграмму очень дать спешил,
Но дама в дом его втащила,
Не дав ему опомниться и вмиг,
В постель большую повалила,
Коленкой быстро дав ему под дых,
Сопротивление сломила,
Штаны в безумстве сорвала,
В испуге заорал Гаврила:
Спасите, граждыне, меня!
Но было поздно, все уже свершилось,
Враз изнасиловав его,
Улыбкой дамочка светилась,
Рукой держась за естесство.
Как будто пьяный встал Гаврила,
Хромая к своей сумке подошел
И ей сказал: За то, что получила.
Сейчас же распишися в протокол!
Та дамочка с улыбкой расписалась,
Дав Гавриле на бутылочку вина,
Вся остальная почта где-то растерялась,
А через день Гаврилу бросила жена!
Служил Гаврила почтальоном
Гаврила почту разносил,
И вот теперь на паперти с поклоном
Он о судьбе своей несчастной голосит!
10. ПЕСНЯ О ГАВРИЛЕ-МУЖЕ
Гаврила был прекрасным мужем,
Гаврила женушку любил
Селедку с водкой покупал на ужин
Хлопушкой мух ей на головке бил.
А утром кофе ей носил в постелю
На ножке каждый пальчик лобызал.
Он благородство ставил своей целью
И в этом часто мозг свой упражнял.
Но как-то рано он пришел с работы
Ботинки чьи-то видит у двери,
Зовет жену: Не знаешь, был здесь кто-то
Стоят ботинки, только не мои!
– Да что ты, – удивляется жена,
– Забыл, иль может зрение плохое,
Тебе их подарила я вчера
Бывает и похлеще с перепоя!
Гаврила мерить стал ботинки,
Гаврила весь измучился до слез
И так и сяк лишь натянул до половинки.
– А что, поболее размера не нашлось?
– Прости мой муженек, я позабыла,
Какой ноги твоей размер.
– Размер пясятый, – отвечал Гаврила, —
Как ты могла забыть такое, Вер!
– Да с памятью моею что-то стало.
Три дня назад меня ударил ты хлопушкой
Убил, конечно, на головке мушку,
Но я с тех пор запоминаю очень мало.
– А чье пальто висит на вешалке, Верунчик?
Оно мне даже с виду маловато.
– Прости, опять я виновата
Тебе вчера его купила я, Гаврюнчик.
– А чьи штаны повисли на оленьем роге,
Они едва мне будут до колен.
– Я думала, чтоб в них влезали ноги
А главное, чтоб помещался член!
– А чья рубашка брошена на стуле
Она ведь точно не моя.
– На тряпки попросила у Зинули
Ей ножки протирала у стола.
– А чьи это трусы возле кровати
Я их и на хер свой не натяну.
– Да тряпку я вчера взяла у Кати,
Полы с утра до ночи ими тру.
– Ну и жена ну и хозяйка, —
Рассмеялся весело Гаврила,
– Давай скорее водки наливай-ка
Пока налить мне не позабыла!
11. ВОЗДУШНАЯ
Заключенный в холодную просинь
осеннего неба,
Под потоком прошедших дождей
и раскисших дорог,
Я брожу по лесам и
как будто ищу обогрева
В голой чаще и в прахе
опавших июльских цветов.
Речь ручья тише льется
под камень могилы
Дно оврага и я прохожу, но
уже без тебя.
Где доверчиво ты обнимала-любила
И как будто бы всю отдавала себя
до конца.
Торжествуют ветра с неподвластным
рассудку гореньем:
Что же будет и что не будет уже
никогда?!
Осененный печальною влагой пропавших
растений,
Я пытаюсь сдержать уходящие в сумрак
года.
Если б вечно любить и
метаться взволнованно юным
Под крылами дождей,
лучезарной улыбкой зари,
Если б Душу свою напоить
только светлою думой,
а потом навсегда улететь с
этой грешной земли.
12. ЖУРЧАЩАЯ-НЕЖНАЯ-ВЕСЕННЯЯ
Голой девой вода ручья,
Как я долго молчу перед нею,
А она журчит: Я ничья, я ничья,
Я в реке твое имя рассею!
И я с ветром спускаюсь вниз за рекой,
Много девушек в воду ложатся,
И журчат, и щебечут, а в мыслях покой,
Клен шумит вместо кровного братца!
Все мое здесь со мной и ношу я с собой
Перекличку весенних русалок,
Век грядущий таится за дальней горой,
О, как горек он и как жалок!
Здесь я жил, здесь любил, здесь любовь сохранил,
Здесь я кланялся вешним цветам,
Здесь прощенья у всех позабытых просил,
Отдаваясь лесным голосам!
Голой девой вода ручья,
Как я долго стою над нею,
А она журчит: Я ничья, и ничья,
Я в реке твое имя рассею!
13. НОЧНАЯ РАПСОДИЯ
Все затихло в вечернем безмолвии
Храм разрушенный, старый погост,
Только тело, залитое кровью
Прижимается к кудрям из роз…
И какая-то странная травка,
Так похожая жутко на сон,
Вдруг повисла над темной канавою
И оттуда послышался стон…
Иль бродяга, иль кто-то случайный
Затаились в той вырытой мгле,
Иль кладбищенский страж и начальник,
Посещающий души во мгле…
Быстро мрак на погост опустился,
Тело словно к земле приросло,
Между роз пар молочный струился,
Из земли доносилось тепло…
Я согрел леденящую душу
И прошел ту канаву в ночи,
Мое горло пустынь жарких суше
Богу в небо кричало: Спаси!..
Но молчал Всемогущий, Всевышний,
Только стон до меня долетал,
Из далекой канавы в кладбище,
Видно кто-то там мучась лежал…
Засветившись внезапным виденьем,
И мне под ноги травами шурша,
Покатилось чудо-творенье
Девы плачущей тело-душа…
Словно не было птиц ошалелых,
Словно не было нудных сверчков,
Только я и она в платье белом
Закружились вдвоем меж крестов…
И под грустную песню Шопена,
Без лобзаний и клятвенных слов,
Я вдруг понял, как все здесь мгновенно —
От больниц и до пыльных крестов…
Лишь она испарилась, исчезла,
Я уткнулся в куст розы щекой,
А под ним в той канаве как в бездне
Мрак безмолвный, безбрежный покой…
14. ДНЕВНАЯ РАПСОДИЯ
Я не верил сначала в сиротство ночных алкашей,
В пук волос на измятой и грязной постели
В бутыль яда с тарелкой скисающих щей,
Но прошло три каких-то безумных недели…
В мутном городе толп и обтертых вещей,
Вытекающей сущности жалкого взгляда,
Как я понял и обнял озябший камень людей,
Исчезающий в пепле осеннего сада…
Здесь стояла и стыла немая печаль,
Люди-вещи одни одиноко сгорали,
Здесь сгорела сирени вуаль
И строка из стиха вековой пасторали…
Был и я этой мглою раздет
И опущен в постель сиротеющей дамы,
Сколько в нас прогорело таинственных лет,
Сколько лет улеглось на сединах стареющей мамы…
Вновь как в детстве когда-то ветер стучится в окно,
Раскрываются лицами нежными ставни,
Я как будто в окне вижу жизни кино
И людей согреваю, ушедших в озябшие камни…
Они видят, они много таинственных лет
Пьют со мной, жизнь свою в тихий мрак маринуют
Только глядя в него вдруг нарвешься на свет,
И рванешься на Смерть, обретая тоску мировую…
Вновь как в детстве когда-то ветер стучится в окно,
Раскрываются лицами нежными ставни,
Я как будто в окне вижу жизни кино
И людей согреваю, ушедших в озябшие камни…
