Татьяна Соломатина - Роддом. Сериал. Кадры 14–26
– Да оставь ты свою букву, Татьяна Георгиевна!
– Оставь, оставь! – проворчала Мальцева. – Ты мне волочёшь всё что ни попадя, а с эмболиями, кровотечениями, травмами и прочими осложнениями мне потом разгребаться. А там, знаешь ли, первый вопрос – он как раз про букву!
– Ну так на то ты и врач, а я – средний медицинский персонал!
Разумеется, что Маргарита Андреевна ничуть не хуже, если не лучше Татьяны Георгиевны знала, что клиника родов при тазовых предлежаниях несколько отличается от течения родов при предлежаниях головных. Ну, например период изгнания плода при тазовых предлежаниях может начаться и при неполном открытии маточного зева. Из-за меньшего размера тазового конца плода по сравнению с головкой. Особенно при ножных предлежаниях. А при неполном раскрытии при прохождении плечевого пояса и головки плода могут возникать разрывы или спастические сокращения шейки матки, задерживающие рождение последующей головки и приводящие к асфиксии плода. При прохождении головки по родовому каналу всегда имеет место прижатие пуповины к стенкам малого таза. И потому при задержке рождения головки в случае тазового предлежания может произойти не только асфиксия, но и интранатальная – «внутри родов» – смерть плода. Именно при тазовых предлежаниях частенько возникают запрокидывания ручек, требующие определённых манипуляций. Так что при всей их нормальности беременные в тазовом предлежании требуют более пристального внимания накануне родов. Не говоря уже о самих родах. Потому что при родах в тазовом предлежании куда чаще возникают осложнения, неблагоприятные как для плода – интранатальная гипоксия, черепно-мозговая травма с кровоизлиянием в мозг; так и для матери – затяжные роды, травмы родовых путей, послеродовые септические заболевания.
– На то я и врач, да. Ещё есть один врач, кстати, который ненавидит Цовьянова. Он тут, часом, прежде вынесся с конференции на тему всеобщей любви к любви. Ельский его фамилия, слыхала? – саркастически уточнила Мальцева у подруги. – Если он до родов твоей тазовой задержится, то придёт заранее, будет смотреть пристально прямо в то самое место и бубнить, что нормальные люди в нормальных странах давно делают таким бабам кесарево. А ваш Цовьянов опасен, и мертворождения при нём достигают трех тире шести процентов, и что всё это даёт основание считать роды при тазовых предлежаниях патологическими, а мы со своей классической акушерской школой – дуры ничуть не менее дремучие, чем эти, резиновые, с бассейнами, самостоятельным прощупыванием непонятно чего в собственной пизде и родами в гипертонический раствор. Так что про интерна, оказывающего пособие по Цовьянову, – забудь!
– А если Ельского не будет?
– Тоже забудь! Жопу пороть мне потом будут. А не тебе и не интерну.
– Да чего ты завелась-то заранее? Может, она ещё в слабость влетит, и оперируй себе на здоровье.
– А ты не будешь тайком из-за угла набрасываться и втыкать в неё окситоцин, нарушающий тонкую астральную связь между рецепторами нижнего сегмента и тазовым концом плода? – насмешливо прищурилась Мальцева.
День прошёл в каких-то суматошных делах, метаниях между родильным залом, отделением и главным корпусом. Всех срочно озаботили какими-то экспертно-бумажными делами, отчётами, рекомендациями, заключениями и прочей конторской деятельностью. КРУ готовило большую справку, и все администраторы бегали в мыле, слегка раздражённые, и никому, разумеется, не было никакого дела, что они тут, вообще-то, ещё и немножечко врачи. Или, к примеру, акушерки. Впрочем, таких «играющих» администраторов от среднего медицинского персонала, как Маргарита Андреевна, практически не было. Старшая или главная медицинская сестра или акушерка – обычно именно что только старшая или главная. Контроль, учёт, материальная ответственность и прочие радости жизни завхоза-распорядителя. Но Марго была профессионалом такого уровня, что стать старшей акушеркой обсервационного отделения согласилась только при сохранении за ней основного вида деятельности. Иначе бы она ноги протянула. И кто бы удовлетворял потребности её «деточки» Светочки в кожаных куртках и меховых полушубках? Ну и говяжьи кости для старого пса, ветеринарные услуги, которые никто не оказывает даром. Прочие «мелочи», вроде обеспечения мамы-старушки и папы-алкоголика, еды, квартплаты, бензина для старой раздолбанной «бээмвэшечки», как любовно называла Маргарита Андреевна свой практически уже раритетный, давно снятый с производства хлам на четырёх колёсах цвета серебрянки, какой красят оградки на кладбищах. Тащили её Панин с Мальцевой в старшие акушерки отделения силком. Сопротивлялась она страшно. Очень даже можно было понять её: «Оно мне надо?!» Потому что такой гембель действительно мало кому нужен. Но у Маргоши был безусловный организаторский талант, она была очень хозяйственна и ответственна и могла железной рукой взять за горло всегда несколько расхлябанный персонал. Что и сделала, едва начмед и заведующая уговорили её принять такую сомнительную привилегию, как власть над средним и младшим персоналом, пилюлями и стенами, ампулами и туалетными бачками, а также чаем, прокладками, тряпками, винтиками, зажимами и швабрами, шприцами и спиралями и бог, и чёрт ещё знает чем, что составляет хозяйственно-медикаментозно-инструментально-людской организм под названием «обсервационное отделение». Организм, нуждающийся, как и любой другой, – в заботе, в распорядке, в силе и воле. Да, Маргарите Андреевне позволено было многое. Но не за красивые глаза. А за тяжкий, порой на грани подвижничества, труд. За труд, за упорство, за характер, за талант. И за отточенное до совершенства акушерское мастерство. Жаль вот только, что женщина таких выдающихся, без преувеличения, достоинств, как Маргарита Андреевна Шрамко, была абсолютной неудачницей на личных фронтах. Муж номер раз – он же Светкин отец – был сер, вял, ленив и любил выпить. Он потоптался в Маргаритиной жизни лет пять и ещё последующую пятилетку изредка появлялся то денег занять, то поныть на тему: «Пусти меня обратно!» В общем, известное блюдо. Мало у кого хватает аппетита кушать такое всю жизнь. Муж номер два был чуть живее, даже приносил домой какую-то зарплату, но так раздражал Маргариту Андреевну своими вечными «что на ужин?» да «что на обед?», что однажды, разразившись тирадой о том, что нормальный мужик вполне способен приготовить и ужин, и обед, и даже завтрак не только себе, но и всей семье, она выгнала и его. Возможно, пережди он гневную тираду, забившись ненадолго в уголке и свари Маргарите Андреевне утром кофе, он бы задержался чуть дольше. Но в ответ он не промолчал, а напротив – заявил Маргарите, что она плохая жена, плохая хозяйка, а её дочурка – исчадие ада и постоянно докучает ему то расспросами, то плохим поведением, а то и вовсе откровенно пакостными выходками в его адрес вроде сшитого из его галстука платья для куколки. После такого он был выдворен из жизни Маргариты Андреевны, боготворившей свою дочь, быстрее, чем варится яйцо всмятку. Мужа номер три не было и не предвиделось. Частенько создавалось впечатление, что эта часть жизни Маргариту Андреевну нисколько не волнует. И лишь очень редко, очень-очень-очень редко – не чаще раза в пару лет, – плакалась Маргоша верной подруге, что телу скучно. И даже тошно. И очень хочется, чтобы кто-то обнял. Женщина она, в конце концов, или Дунька-агрегат? Мальцева горько шутила, что, похоже, уже Дунька-агрегат. Марго орала на подругу, что та – сука, и хорошо устроилась, и где она их только, случайных и перехожих, находит, если у неё ещё и Панин есть? В общем, всё как обычно у девочек любого возраста. Пожаловались, покричали, поплакали, посмеялись – и дальше пошли. На работу.
Пока Татьяна Георгиевна и Маргарита Андреевна метались туда-сюда, при «тазовой» роженице неотрывно сидел интерн. Слабости родовой деятельности у неё не возникло. Про «большенимагу!!!» она голосила не громче остальных. Ближе к полуночи захотела «по-большому». Татьяна Георгиевна распорядилась уложить даму на рахмановку и стала мыться.
– Так, Денисов, что такое пособие по Цовьянову знаешь? – спросила Маргарита Андреевна, намыливавшая руки у второго умывальника.
– Метод Цовьянова применяют при родах в чисто ягодичном предлежании. Цель – сохранение нормального членорасположения плода, что предупреждает развитие таких серьёзных осложнений, как запрокидывание ручек и разгибание головки. Нормальное членорасположение достигается тем, что ножки при рождении плода прижимают к туловищу, не давая тем самым им родиться раньше времени. Кроме того, ножки плода прижимают к грудке скрещенные ручки, чем предупреждается их запрокидывание. И, наконец, поскольку на уровне грудной клетки объём туловища вместе со скрещенными ручками и ножками больше, чем объём головки, последняя обычно рождается без затруднений. Техника выполнения пособия по Цовьянову следующая: при прорезывании ягодиц их захватывают обеими руками так, чтобы большие пальцы располагались на прижатых к животу бёдрах плода, а остальные четыре пальца – на поверхностях крестца. Благодаря такому расположению рук удобно способствовать физиологическому течению биомеханизма родов – движению рождающегося туловища вверх, по продолжению оси родового канала. По мере того, как рождается туловище плода, врач, держа руки у вульварного кольца, постепенно пропускает через них рождающееся туловище плода, в то же время осторожно прижимая большими пальцами вытянутые ножки к животу, а остальные пальцы рук перемещает по спинке плода. При этом надо обязательно стремиться к тому, чтобы ножки плода не выпали раньше, чем родится плечевой пояс. Ближайшая потуга обычно приводит к быстрому рождению плода до пупочного кольца, а затем и до нижних углов лопаток. В это время поперечник плода переходит в один из косых размеров, а к моменту рождения плечевого пояса – в прямой размер выхода. Ягодицы плода необходимо направлять в этот момент несколько на себя, чтобы облегчить рождение передней ручки. Для рождения задней ручки плод приподнимают, и при этом рождается задняя ручка. Одновременно с рождением задней ручки выпадают ножки плода и из половой щели прорезывается подбородок плода. Для последующего рождения головки по методу Цовьянова родившееся туловище плода поднимают вверх и постепенно укладывают на живот роженицы, – скороговоркой оттарабанил интерн.
