Игорь Соколов - Двоеженец
Лечение Эдика Хаскина нисколько не помогло Матильде, даже, наоборот, усилило ее половое влечение к мужскому полу. Я не смог больше терпеть и написал обо всем родителям, но родители посоветовали развестись, а этого я как раз и не мог позволить себе, ибо любил Матильду даже с ее болезненным половым влечением, и все же мне очень хотелось, если не излечить ее, то как-нибудь заставить изменить себя.
С этой целю я возил ее то к гипнотизерам, то ко всяким целителям и экстрасенсам, которые уверяли меня, что их лечение уже помогло, в чем я очень сомневался, но везти ее к Эдику Хаскину считал таким же бесполезным занятием, как переливать воду из пустого в порожнее.
Однажды я вернулся с работы намного раньше обычного. Как ни странно, моя Матильда лежала в кровати, хотя был полдень.
– Почему ты сегодня так рано? – смущено улыбнулась она, и тут я увидел эти черные ботинки. Они стояли не только под кроватью, но и маячили перед самым моим носом, хотя над ними и свешивался аккуратно длинный край простыни.
– А почему ты все лежишь?! – спросил я у Матильды.
– Просто захотелось, – улыбнулась она, невероятно красиво пряча свое волнение.
– Может, ты все-таки встанешь с кровати и что-нибудь мне приготовишь? – предложил я, и тут же почувствовал, как она дрожит, дрожит и покрывается вся с ног до головы красными пятнами. Для меня это было особенно невыносимо, так как все это происходило на фоне черных ботинок ее прячущегося где-то рядом любовника. Матильда продолжала все еще покрываться пятнами и глядеть на меня жалким умоляющим взглядом, вздрагивая уже и телом, и головой, которой она слегка постукивалась о спинку кровати.
Не выдержав такой идиотской пантомимы, я сказал, что мне надо срочно заехать к одному знакомому дантисту, и тут же вышел из квартиры. Некоторое время я стоял на лестнице, глядя на часы, потом на дверь своей квартиры, с волнением ожидая, что еще немного, и дверь откроется, и я увижу ее любовника, а потом так заеду ему в морду, что он больше никогда не переступит порога моего дома.
Однако прошел целый час с четвертью, а любовник все не выходил. Я даже спустился этажом ниже, но и это не принесло никаких плодов, дверь оставалась неподвижной. Казалось, что везде остановилось время и все замерло в кошмарном ожидании…
Тогда я выбежал из дома, сел быстро в свой старенький «Форд» и сломя голову помчался по улицам. Не знаю даже, какой дьявол вселился в меня тогда, но только на главном перекрестке я резко выскочил на встречную полосу и лоб в лоб столкнулся с черной «БМВ».
Двое мужчин ни капельки не пострадали, хотя наши машины за одно мгновение были превращены в груду металлолома.
– И как он нас только не убил?! – говорил один из них, громко причитая. Другой плакал, глядя на свой разбитый драндулет, и только я глупо улыбался, представляя в эти минуты, как моя нежнейшая Матильда развлекается в постели со своим любовником.
А если это были мои собственные ботинки – призадумался я, ну, нет, ну, для чего тогда Матильде ставить под кровать мои ботинки?
– Ваши права?! – сказал мне быстро подъехавший лейтенант.
О, если б только они были, эти права, право быть собой и право называться человеком и наслаждаться этой странной хаотичной жизнью!
– Вы случайно не пили сегодня?! – не отставал от меня лейтенант.
Да уж, мне бы никак не помешало напиться сегодня, тогда бы уж не надо было шевелить мозгами, ища какой-то безуспешный выход из этой блядской нелепости.
Лейтенант заставил меня дуть в трубку, и на одну минуту я представил себя несмышленым дитем в коротеньких штанишках и едва не расхохотался.
– Моя машина застрахована, – сказал им я и показал страховой полис. Все сразу успокоились. Они даже предложили мне выпить в ближайшем ресторане, чтобы позабыть все неприятные моменты, и я с радостью согласился.
Разумеется, что с официанткой расплачивался я. Кстати, к нам даже присоединился тот самый строгий лейтенант.
Теперь он хохотал и часто рассказывал анекдоты о супружеских изменах. Он так меня разозлил, что я чуть не разбил ему морду, но потом немного успокоился, взяв во внимание, что он обо мне совсем ничего не знает, кроме того, что я нарушил правила и разбил чужую машину, как и свою.
Потом меня с чего-то вдруг разобрало, и я, накачавшись русской водкой, поведал своим случайным собутыльникам о ботинках, которые увидел под кроватью у жены.
Поначалу мое откровение рассмешило их, но вскоре они сделались очень серьезными и даже посоветовали в удачное время суток подкараулить этого сукина сына и набить ему морду. Вооруженный до зубов их полезными советами, а также придя в прекрасное расположение духа от выпитой водки, я поспешил к себе домой на такси.
– Почему у тебя синяк под глазом?! – сразу с порога спросила у меня Матильда, и я тут же поведал ей о том, как разбил нашу машину, а заодно новую «БМВ».
Упрекать ее в том, что все это произошло из-за нее, я не стал. Было вполне достаточно и того, что она заревела весьма трагическим образом, как будто эта машина была ей дороже всего на свете.
Плакала она долго, сначала час, потом другой, за это время я уже успел сбегать в спальню и заглянуть под нашу кровать. Под кроватью лежал солидный голый мужчина. Он был такой здоровенный, что я даже побоялся его будить. Правда, ботинок я почему-то рядом с ним не обнаружил, возможно, Матильда уже успела куда-то их спрятать.
Находясь в весьма щекотливом положении и в ужасно противоречивом состоянии духа, я тем не менее лег на нашу кровать и даже попытался заснуть, но моя жена все еще продолжала реветь на кухне, откуда доносился ее плач, а ее любовник в это время довольно-таки отчетливо храпел под нашей кроватью.
Чтобы этот сукин сын поскорее затих, я даже несколько раз сильно подпрыгнул на матрасе, как на батуте, проделав один из прыжков с вращением вокруг своей оси, а три с кувырком и приземлением ногами на матрас.
За все время этот сукин сын не издал ни единого звука, а самое главное, уже не храпел и не мешал мне спать. Честно говоря, меня все еще душили сомнения, плачет ли моя Матильда из-за аварии или из-за своего уснувшего под кроватью любовника. О том, что он проснулся, она наверняка не знала, и все же через некоторое время она зашла в спальню на цыпочках, думая, по всей видимости, что я уже сплю, но я тут же, не давая ей никак опомниться, схватил ее за запястье левой руки и быстро притянул к себе на кровать.
– Это ты?! – спросила Матильда в темноте дрожащим шепотом.
– Угу, – невнятно прошептал я и быстро, почти как в кино овладел ею.
Все мое злорадство вылилось в своеобразную игру с призраками. Я чувствовал, как боится выдать себя любовник, и как в безумном трепете подо мной замирает жена, как она издает звуки, похожие то на мучительные, то на любовные стоны. Я и сам дышал громко, нисколько не стыдясь присутствия под кроватью испуганного любовника, я только хотел, чтобы он прослушал всю партитуру этой безумной ночи и не упустил ни одной прозвучавшей в нашей спальне ноты, и чтобы даже паузы волновали его не меньше, чем сама музыка. В эти минуты я чувствовал себя их полновластным хозяином, я наслаждался одновременно их страхом, их волнением и стыдливым позором, и торопил секунду за секундой, любя ее запачканное тело до тех лишь пор, пока она не закричала, вкусив со мной миг наслажденья…
Однако я не давал ей опомниться, я как всевластная буря налетал на нее и снова пронзал ее пещеру насквозь своими теплыми лучами, я залетал в нее как вихрь, как ветер и множеством объединившихся потоков струился в темноту ее любовью, и семенем своим, и страстной кровью…
Она кричала не один, а много раз, и каждый раз ее был силой громче, под сводом спальни эхом опускался и забирался даже под кровать, чтобы любовник нашу страсть услышал и в памяти сто тысяч раз воспроизвел… Через какую-то минуту она не выдержала и разрыдалась…
Она плакала так, будто навсегда потеряла своего ребенка или любимого человека, а я молча гладил ее плечи, опускаясь к мягким бугоркам разгоряченной кожи, под которой молча пульсировала ее грешная кровь, и мне самому было больно, но я наслаждался этой болью и никого не хотел видеть, кроме своей Матильды, которая плакала теперь со мной в темноте…
– Скажи мне, что ты испытываешь сейчас?! – спросил я, чувствуя к ней уже неподдельную жалость. Некоторое время она молча плакала, извергая из себя многочисленные потоки слез, которые перемешались между собой и теперь мешали мне понять и представить этот мир прекрасным и гармоничным. Я уже подумывал то о самоубийстве, то об их убийстве и вообще слушал себя сам, как диковинного зверя, и сам никак не мог понять… Чего же я хочу от нее?!…
Потом некоторое время она издавала из себя только нечленораздельное мычание, причем ее мычание было таким долгим и ужасным, что я даже услышал, как под кроватью завозился ее любовник, правда, он тут же моментально затих, и это сразу же придало мне сил, и опять повторил свой вопрос.